Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

Бинга Кросби, который сидит у неё на коленях и, похоже, наслаждается. Я каждый день слежу за тем, чтобы этот меланхоличный комок шерсти не умер с голоду, а он меня ненавидит. Пейсли даёт ему смертельно вредные «Skittles», и её он любит. Может ли кто-нибудь объяснить мне правила игры в этой жизни, пожалуйста?

– Как ты ладишь с отцом? – мягко интересуется она. – Вы разговаривали?

– Время от времени. Прямо сейчас он ласков со мной. – Я снимаю с вешалки тёмное платье с прозрачными чёрными рукавами в цветочек. – Можно надеть это?

– Да, но я всё-таки за платье-рюкзак.

– А я всё-таки за то, чтобы покрасить твои волосы. – Одной рукой я перекидываю платье через плечо, а другой роюсь в ящике в поисках праздничных колготок. Я называю их так потому, что у меня имеются только одни колготки, на конце которых нет петель для коньков. Они чёрные, но прозрачные, поэтому чёрные сердечки на нейлоновой ткани более заметны. Что сказать? Моё чёрное сердце любит чёрные сердца. – К твоим зелёным волосам идеально подошли бы гоблины на сноубордах.

– Чего?

– Ну брелоки, которые покупают туристы.

– А, эти. – Пейсли кривится. – Это даже не волосы. Скорее, хохолок из отвратительного материала.

– Нормально? – Я кружусь, и подол платья развевается на уровне бёдер.

– Ты очень горяча. Оскар будет трахать тебя глазами.

– Скорее Оскар будет трахать стены «Айскейта».

Пейсли смеётся, что заставляет Бинга Кросби вздрогнуть. Он не любит смеющихся людей. Они слишком счастливы для него.

– Чего?

– У него стоит каждый раз, когда он там.

– Ты хотела сказать, каждый раз, когда он там с тобой, у него стоит. – Она берёт кролика на руки, садится на корточки и загоняет его обратно в клетку. Бинг Кросби просовывает нос сквозь прутья решётки и пытается снова добраться до неё. Ничего удивительного. Все любят Пейсли. – Тогда в фойе он смотрел на тебя так, словно ты – его самый заветный ПНЖ. Но ты отвлекаешься от темы.

– А что за тема?

Пейсли встаёт, садится на мой крутящийся стул, ставит ноги на подставку для колёсиков и короткими движениями слегка поворачивается вправо и влево.

– Твой отец.

С раздражённым стоном я отворачиваюсь и бросаю спортивную одежду в корзину для белья.

– Он не тема. Мой отец существует. Большей роли он для меня не играет. Он просто существует. Я знаю, что он есть, иногда он разговаривает со мной, но я делаю вид, будто он – просто птица, которая щебечет себе и щебечет. Хотя нет. Пение птиц – это слишком позитивно. Он похож на звон соседского будильника, который ты слышишь через стену, а дома там никого нет, чтобы его вырубить.

Морщины на лбу подруги сочувственно разглаживаются.

– Ты злишься.

– Конечно, я злюсь! – Бинг Кросби съёживается и бросает на меня укоризненный взгляд, прежде чем исчезнуть в своём домике. – Этот чувак ничего не сделал, кроме как выстрелил сперматозоидами внутрь моей матери, и думает, будто имеет право вести себя со мной как особа царских кровей. «Я самый крутой, Гвен. Ты, в принципе, ничего, во всяком случае, иногда. И то только потому, что ты моя дочь. Всем, что умеешь, ты обязана мне. Иногда ты слышишь от меня, что я тебя очень люблю, и это воодушевляет тебя. Но знаешь, я поступаю так только для того, чтобы держать тебя в узде. Как и твою маму. На самом деле я тебя ненавижу. И если захочу, могу ударить тебя по лицу, потому что я действительно король. Мне это можно, я могу делать всё, что захочу. Нирана Пирса в президенты». Серьёзно, пошёл он в задницу. И пока мама думает, что такой его больной поступок допустим, я не собираюсь с ней разговаривать. Она обезумела от любви. Иногда мне кажется, что токсичные чувства разъели клетки её мозга. Иначе как она может одобрять подобные его поступки?

Пейсли смотрит на свой указательный палец, которым проводит по прорези в мягкой обивке спинки стула.

– Могу понять твою злость, – кивает она. – Но и твою маму тоже.

Я бросаю на неё недоумевающий взгляд в зеркало, перед которым плойкой накручиваю локоны.

– Что ты можешь понять?

Взгляд Пейсли становится грустным от мыслей, в которые она, по всей видимости, погрузилась.

– В некотором смысле отношения твоих родителей напоминают мне об отношениях с моим бывшим тренером Иваном.

Я с сочувствием смотрю на подругу.

– Пейс…

Она сглатывает и качает головой.

– Всё в порядке. Я могу говорить об этом. И даже хочу, поскольку верю, что это поможет тебе понять маму. – Она поджимает ноги, и розовая юбка обвивается вокруг колен. – Твой отец так относится к Кейт уже более двадцати лет. Он достаёт для неё звёзды с небес и ведёт себя как самый милый мужчина в мире, только чтобы вскоре после этого разбить сердце. А затем он снова собирает его по кусочкам до следующего раза. За все эти годы в ней укрепилась мысль, что только он способен её понять. Он тот человек, который помогает ей подняться, когда она лежит на земле. При этом она не замечает, что именно из-за него и падает. Ты упоминала, что они вместе учились в старших классах. Так ведь?

– Он был её первым парнем, – киваю я.

– Она вообще не знает, как бывает по-другому. Кроме того, у них появилась ты, а это значит, что Кейт ещё сильнее привязана к отношениям. Их разрыв разрушит её представления о семье. Наверное, кроме того она боится, что будет потом. Каково это – быть одной? Как с этим справиться? Как сделать это, и то, и другое, если его больше не будет рядом? – Пейсли снова ставит ноги на пол и наклоняется, чтобы через зеркало посмотреть мне в глаза. – Кейт зависит от него, потому что он её к этому приучил. Она не знает другого. В её понимании это укладывается в рамки нормального. А для человека изменение того, что он воспринимает нормальным, обычно означает необходимость прыжка через бездну с неопределённым исходом. Никто не хочет сорваться вниз, но, к сожалению, очень немногие замечают, что падают уже давно.

На сердце у меня становится тяжело.

– Пейс, это… – С тихим вздохом я опускаю плойку и поворачиваюсь к ней. – Так грустно слышать подобные слова из твоих уст. Ты такой жизнерадостный человек, что иногда я совсем забываю, насколько тяжело тебе пришлось.

– В этом и есть вся прелесть, разве нет? – На её губах появляется слабая улыбка. – Неважно, насколько темно… Солнце всегда восходит. – Она встаёт, подходит ко мне и запускает руку в мои локоны. –