Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

поворачивается и исчезает на кухне.

Пейсли дёргает ткань колготок, осматривая помещение. Её взгляд останавливается на Харпер, которая в одиночестве сидит за столиком в дальнем углу и что-то печатает в телефоне.

– Она может подсесть к нам, если хочет.

– Харпер! – кричу я.

Она поднимает глаза.

– Хочешь к нам?

Харпер медлит, переводя взгляд с меня на Гвен, на Пейсли и обратно. Наконец она качает головой и снова утыкается в телефон.

– Мы попытались, – пожимает плечами Пейсли. – Эй, Гвен, а где Леви?

Гвен кривится.

– Он больше не придёт. Пока что. Он отказывается работать с запасным партнёром. Они с Эрином сильно поссорились. Вчера я допоздна общалась по телефону с Леви, и он сказал, что Эрин собрался сделать ирокез. Он, с его рыжими кудрями – ирокез! Только представь себе.

Ханна приносит нам протеиновые коктейли. Я делаю глоток из трубочки.

– Почему он хочет сделать ирокез?

– Он считает, что так станет более заметным, когда пойдёт на «Большого брата».

Я забываю дышать от потрясения.

– Он хочет на «Большого брата»? А как же Skate America?

– Они не будут участвовать, – сообщает Пейсли. – Так глупо! Леви и Эрин так усердно тренировались. И ради чего? Ради этого шоу.

Гвен берёт прядь волос и рассеянно проводит по ней большим и указательным пальцами. Я бы тоже хотел это сделать. Кончики моих пальцев покалывает от желания прикоснуться к кончикам её свежевыкрашенных в конфетный оттенок волос.

«Блин, Оскар, прямо сейчас?»

– Ради того, чтобы Эрин всему миру показал свой ирокез по телевизору, – отзывается Гвен. – Учитывая редкие вьющиеся волосы, он будет похож на младенца с прилипшим к голове пушком.

Пейсли перекатывает стакан из одной руки в другую и смотрит вниз через балюстраду на пустой каток. На трибунах хихикают несколько девочек из юниор-лиги, которые иногда наблюдают, как мы тренируемся. Одна из них показывает что-то другим на телефоне, в то время как её подруги продолжают пялиться на меня и махать. Зои – интенсивнее других. Закатив глаза, я отворачиваюсь.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты вернулась, – говорит Пейсли. – Тебя так не хватало, серьёзно! Перерывы были скучными без твоего плоского юмора.

– Мой плоский юмор тоже был грустным. Он хотел попрощаться и чуть не поднялся с пола. Это было бы концом его плоскости.

– Боже мой, – Пейсли театрально хлопает себя рукой по груди, – мы чуть не потеряли его?

Гвен серьёзно кивает.

– Едва. Я смогла спасти его, но потребовалось, чтобы Бинг Кросби в это поверил.

– Твой кролик умер? – в ужасе спрашиваю я.

– Нет, – качает головой Гвен. – Ему просто приходилось мириться с тем, что я обнимаю его.

– А ему это не нравится?

– Он это ненавидит, – в один голос отвечают Пейсли и Гвен и смеются.

Я допиваю остатки протеинового коктейля. Достигнув дна стакана, соломинка издаёт хлюпающий звук.

– Ты можешь взять меня вместо него. Клянусь, я не такой, как твой кролик. Я не кусаюсь.

– Бинг Кросби не кусается, – возражает Гвен. – И он мягкий. Намного мягче, чем ты.

– Откуда это ты знаешь? – Я провожу рукой по волосам. – Мои волосы мягки, как овечья шерсть.

– Ну да.

– Правда. Потрогай.

– Нет, спасибо. – Губы Гвен складываются в ухмылку. – Кроме того, я не имею в виду твои волосы.

– Правильно. – Я подавляю ухмылку. – Другие части моего тела… значительно твёрже.

– Это я тоже не имела в виду! И если ты сейчас предложишь потрогать, я тебя ударю.

– Становится жарко.

– Боже, я не желаю это слушать! – Пейсли прижимает ладони к оттопыренным ушам. – Я не хочу слушать ваши непристойности.

Щёки Гвен краснеют.

– Мы не говорим непристойностей.

– Сейчас мы делаем не что иное, как говорим непристойности, чизкейк.

На стене начинают пищать большие электронные часы. Перерыв закончился, и Гвен с облегчением выдыхает:

– Боже, эти часы меня знают. Они точно знают, что мне нужно и когда мне это нужно.

– О, Гвен. – Я задеваю коленом её колено, и она замирает. – У тебя получается не лучше, знаешь об этом?

Пейсли вытирает лицо тыльной стороной ладони.

– Надо запомнить никогда больше не проводить перерыв вместе с Оскаром и Гвен.

Она встаёт, относит Ханне пустой стакан и спускается по лестнице. Я кладу ладони на стол и наклоняюсь к Гвен.

– Что тебе нужно и когда тебе это нужно, да?

Она закусывает нижнюю губу.

– Я имела в виду часы.

– Конечно, Гвен. – Я ухмыляюсь. – Наверняка.

Я замечаю, как она прижимает бёдра друг к другу и беспокойно елозит взад-вперёд на стуле.

– Ты не можешь прекратить?

– Что?

– Так разговаривать, если нам действительно придётся вместе вернуться на лёд.

– Как же я разговариваю?

– Так… грубо. – Сглотнув, она смотрит на меня. Трепещущие веки. Завораживающий взгляд. – И сексуально.

Это слово из её уст. Дерьмо. У меня тут же стояк.

И судя по тому, как Гвен скользит глазами по столу и опускается в низ моего туловища, она, очевидно, догадывается. Румянец на её лице загорается ярче.

– Тебе стоит задуматься. Похоже, тебя возбуждает ледовый дворец.

Я смеюсь.

– Почему это?

– Сначала у тебя стояк наверху у двери Холмса. Теперь в фойе. Если хочешь, в следующий раз я покажу тебе котельные.

– Вау! – Я делаю потрясённое лицо. – Котельные! Серьёзно, Гвен, ты собралась пытать меня? Я имею в виду трубы. О боже, тут моё возбуждение дойдёт до высшей точки.

– Я знаю. А после котельных… – Она с многозначительным видом наклоняется вперёд.

– Что? – спрашиваю я в притворном напряжении.

– Кабинет завхоза.

– О господи! – Я прижимаю руку к груди. – Я этого не перенесу. У меня взорвётся член.

Она начинает громко смеяться.

– Ну и дубина же ты.

Гвен поднимается. Направляясь за ней в фойе, я моргаю.

– Ну-ка ещё раз скажи, что я дубина, и я перекину тебя через плечо.

– Ты этого не сделаешь. Здесь, на лестнице.

– О, ты посмотри, как она думает.

– Ты дубина.

Гвен визжит, когда я хватаю её за бёдра и перекидываю через плечо. Стучит маленькими кулачками по моей спине, и я почти ничего не чувствую. Она стучит и смеётся, стучит и смеётся, оживляя моё сердце, которое уже целую вечность напоминало груду осколков. Звонко смеясь, эта девочка медленно, осторожно и кропотливо собирает его воедино.

И это моё новое любимое чувство.

Слишком стесняюсь сказать, но я надеюсь, что ты останешься

Гвендолин

– Надень же своё платье-рюкзак.

Я бросаю взгляд через плечо, роясь в шкафу, и сверкаю глазами на Пейсли.

– Ещё одно слово об этом платье, и я покрашу тебе волосы в зелёный цвет.

Она хихикает и с улыбкой на губах гладит