Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

Полная противоположность сладкой вате, которая была чуть раньше. Теперь лишь чистое желание, горячее и неконтролируемое. Он буквально пылает. Вскоре его огонь перекидывается на меня, и мы оба вспыхиваем ярким пламенем.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Его губы должны всегда быть со мной. Его губы должны исследовать меня. Не только мой рот, но и всё тело. Минусовые температуры вокруг нас не имеют значения, сейчас весь холод мира не смог бы заморозить страсть между нами.

У Оскара встаёт, а я намокаю. Впрочем, это неважно. В данный момент главную роль играют наши губы. Лишь они и больше ничего. Океан спокоен. Шторма не предвидится. Никаких бурлящих волн. Только мягкий блеск поверхности в чудесный летний вечер. Вот каково целовать Оскара среди снега. Как чудесный летний вечер.

Это парадокс, но в этом всё дело. Наши поцелуи – вопиющий парадокс в моей голове. Сначала мы – нечто большее. Затем мы ничто. После – мы партнёры. А потом вообще мы чужие. С Оскаром всегда так. Мы ни то ни сё, и это не имеет никакого значения, поскольку мы делаем то, что хотим. Мы ни то ни сё, которое не любит цвета, ведь каждый из нас чувствует себя как дома, в темноте.

Оскар – это парадокс, и именно поэтому я переименовываю его. Парадоскар. Мы целуемся, и я думаю о летающих парадоскарах в моём сердце. Такое название подходит лучше. Не воспринимается чужеродно. Не так, как если бы мы были полными противоположностями.

Поцелуй прерываю я. Смотрю на Оскара, и у меня перехватывает дыхание. Небо подёрнуто туманной дымкой. Мои мысли тоже. Сладкая вата растворяется, когда её слизываешь. Интересно, происходит ли сейчас со мной и Оскаром нечто подобное? Мы слизали друг друга, и это, возможно, начало ошибки. Может, мы растворимся, а потом свалимся с болями в животе.

Мои руки лежат на его плечах. Я думаю о ветреных мыслях Оскара. О своих растущих чувствах, которые он каждый раз отвергал. Оскар хочет целовать, хочет чувствовать, хочет жить, но не вместе. Он хочет чувств, но, пожалуйста, без обязательств. И мне стоит думать о втором шансе, который даёт Холмс. Нельзя позволить себе теряться в Оскаре всё сильнее и сильнее только для того, чтобы снова и снова получать отказ. Рано или поздно моё сердце заплачет, ему сделается так больно, что я не смогу вынести прикосновений Оскара на льду. И тогда мне придётся заново похоронить свою мечту. На сей раз из-за мужчины. И это будет последним, что я способна себе простить.

– Тренировка, – бормочу я. Где-то кричит олень. Животные делают так, когда чуют опасность и хотят предупредить сородичей. Я подозреваю, они чуют нас. Чуют опасность близости между мной и Оскаром. Наши сердца заставляют оленей кричать. – Тренировка начинается рано. Нужно позвонить Николетте и потренировать элементы произвольной программы.

Оскар кивает и делает шаг назад.

Это пытка и облегчение одновременно. Моё тело сбито с толку. Оно мечется между двумя канатами в неуверенности, какой из них крепче.

Всю обратную дорогу мы молчим. Время от времени Оскар пробует завести беседу, задавая простые вопросы вроде того, какой у меня кролик, часто ли я работаю в закусочной, нравится ли мне путешествовать, и если да, то куда, но после каждого вопроса вакуум между нами увеличивается, угрожая задушить.

Наконец мы замолкаем и слушаем, как по радио объявляют о снежной буре сегодня ночью.

– Одевайтесь потеплее, когда будете ложиться спать, – советует диджей. – Или просто оставайтесь голыми и прижимайтесь покрепче к своёму партнёру. Обычно это теплее всего. – Он смеётся.

Оскар вырубает радио. Я бы хотела, чтобы он просто сменил станцию или включил музыку. Теперь я слышу собственный пульс в ушах, и это жутковато.

Высаживая меня у дома, он говорит:

– Спокойной ночи.

Я жду, когда он добавит «чизкейк» или «Хейли», но после следует лишь гнетущее молчание. Нет чувства, которое должно бы возникнуть между нами после столь страстных поцелуев. Впрочем, я уже всё знаю об этом парадоскаре.

– Спокойной, – отвечаю я, а потом открываю дверцу машины и выхожу.

Только собираюсь её захлопнуть, как он склоняется над центральной консолью.

– Подожди. – Оскар делает глубокий вдох и проводит пальцем по молнии своей куртки. – Ты не могла бы сделать мне одолжение?

– Зависит от того, насколько оно тяжёлое.

– Немного, – кивает он. – Но легче тонны.

– Говори уже.

Оскар улыбается, и эта его улыбка убивает наповал.

– Дело в снежинке… можешь, пожалуйста, не забывать об этом?

Я смотрю на него. Проходит пятьсот лет, измеряемых секундами. Пятьсот взмахов ресниц, а может, и всего один.

– Ты имеешь в виду свои слова о том, что я самая светлая из всех?

Он кивает.

– Но, Оскар, – я едва сдерживаю улыбку, – эти слова совсем не весят тонну. Ты в курсе?

Я захлопываю дверь и направляюсь к дому.

– А сколько? – кричит он, опустив стекло.

Я поворачиваюсь, когда моя рука уже на дверной ручке, и хмурюсь.

– Сколько чего?

– Сколько они весят?

Теперь уже я улыбаюсь. Только грустно.

– Почти столько же, сколько мой сложный мир, который лёг на твои плечи.

Оскар больше ничего не говорит, и я вхожу в дом.

В моей комнате на столе стоит мой любимый салат из закусочной. Я опрокидываю его в клетку Бинга Кросби и ложусь на коврик для йоги. Нужно позвонить Николетте, но вместо этого я в окно наблюдаю, как небо мягкими волнами посылает на землю белые хлопья.

«Как мягко, – думаю я. – Как красиво».

И так светло.

Говори мне непристойности

Оскар

– Хорошо получилось, – кивает Гвен после удачного парного пируэта. – Боже мой, правда хорошо получилось! Как мне удалось? На самом деле я не имела ни малейшего представления о том, как действовать. Николетта объясняла, конечно, но я всё время думала, что ни за что не сумею, ни за что не запомню. А потом мы побежали, и всё вышло так просто! Так просто, Оскар, будто я ничем другим и не занималась в последнее время, кроме как отрабатывала эту программу. Вернее, её начало. Боже, я так взвинчена! Это нормально? Наверное. Мне жарко. Мне нужно попить.

Она поднимает коньки над дверцей бортика, достаёт из сумки чехлы и надевает на них. Мы вместе поднимаемся наверх в фойе и подсаживаемся за столик к Пейсли.

К нам подходит Ханна, черноволосая официантка.

– Привет, – широко улыбается она. – Что вам принести?

– Шоколадный протеиновый коктейль с миндальным молоком, – заказывает Пейсли.

– Два, – добавляет Гвен.

– Три. – Я ухмыляюсь. – И за мой счёт.

– Хорошо. – Ханна