Новый Белкин (сборник) - Наталья Иванова

1. Слотердайк как наше все

В 2009 году в России была переиздана книга Петера Слотердайка «Критика цинического разума»[2] (Kritik der zynischen Vernunft). Вышедшая в Германии в 1983 году, у нас она была переведена и издана впервые в самом начале нового века. И вот снова.

Возможно, то, что два издания этого философского бестселлера закольцевали собой «нулевые» годы, это симптом. Знак. Актуальный текст. Помню, как взволновало меня первое русское издание книги о новой болезни мирового духа.

Слотердайк проницательно характеризует современность как время почти тотального, самовоспроизводящегося цинизма – состояния мира и человеческой души в отсутствие идеалов и ценностей, в ситуации уже не утраты веры, а привычного безверья. Таково простейшее определение современного духовного упадка.

Цинизм сделался явлением атмосферическим, воздухом эпохи. Им нельзя не дышать, потому как он везде и всюду. Часто только им и можно дышать. Он заразнее свиного гриппа.

Причем современный цинизм интеллектуально оснащен, искушен и злопамятен, «постидеологичен». Это «просвещенное сознание». Но его свет безжалостен и смертелен. Циник нашего времени знает о жизни все, он менее всего слепой агент социальных отношений. Он хранит опыт обманов и разуверений. Ему смешны иллюзии, простодушие и наив. Он не ловится на крючок демагогии, не покупается на риторику и пафос. Нет, циник не верит ни в какие истины и ни в какие фетиши. Точнее, для него все истины суть фетиши, идолы, требующие жертв. «Быть готовым ко всему – мудрость, делающая неуязвимым. Жизнь вопреки истории, экзистенциальная редукция <...>, социализация понарошку; ирония по отношению к политике, недоверие к „проектам“»...

И это – «несчастное сознание». В нем нет волевого посыла и ослабла до неразличимости энергийность. Оно лишено всяких надежд, безысходно, и потому относится к миру со снисходительной усмешкой или даже со злой ухмылкой, а к себе «с легкой иронией и состраданием». Оно узаконивает одиночество и располагает к фаталистическому подчинению социальному статус кво.

Прежние интеллигенты жили великой мечтой и стремились изменить жизнь. «Они создавали партии и возглавляли массовые движения. Потом первыми отправлялись в концлагеря. Современные интеллектуалы по преимуществу являются циниками. Они гораздо более начитаны, но не в состоянии действовать. Им легче смеяться над происходящем, сидя дома на диване. Они смеются, поскольку 1) лишены иллюзий и понимают чем все закончится; 2) по-настоящему не верят в имеющиеся объяснения, а предложить иные, над которыми никто не стал бы смеяться они не могут»[3].

Цинизм – демобилизатор. Циник в итоге ни к чему не относится всерьез, но по факту все принимает, поскольку ему нечего противопоставить господствующим химерам. Да и незачем; обычнее для него примириться с фикциями (каковыми он считает все догмы идеологий и свидетельства веры) и – примениться, использовать свое умение манипулировать ими для личного благополучия. И это, пожалуй, главное, что определяет актуальное состояние циника, по Слотердайку. Современный цинизм – это искусство адаптации, «переход от надежды к реализму, от протеста к умной меланхолии, от великого политического «нет» к стотысячному и мизерному субполитическому «да», от политического радикализма к среднему курсу интеллигентного существования». По Славою Жижеку, комментировавшему Слотердайка, цинизм распознает и учитывает частный интерес, стоящий за идеологическими универсалиями, дистанцию, разделяющую идеологическую маску и действительность; однако у него есть свои резоны, чтобы не отказываться от этой маски. Тут сама мораль поставлена на службу аморализму; типичный образец циничной мудрости – трактовать честность и неподкупность как высшее проявление бесчестности, мораль – как изощреннейший разврат, правду – как самую эффективную форму лжи[4].

На службе циник – жесткий функционер, а в частной сфере сентиментален и сердечен; по должности он охранитель, в привате (типа ЖЖ) – спорщик; вовне «реалист», внутри гедонист; по функции слуга режима, в душе демократ. Эти люди «живут от отпуска до отпуска, от оргазма до оргазма, в потоке непродолжительных историй, в судорожном напряжении и в то же время вяло».

2. Денис Горелов как честный циник

В России первой (или одной из первых) на философский труд Слотердайка обратила внимание Татьяна Горичева. Его книгу она назвала среди тех, что определяют «духовную атмосферу западной жизни»[5], наряду с размышлениями о цинизме Делеза и Глюксмана. Впрочем, Горичева без труда обнаружила признаки цинизма и у советского человека. Позднесоветский циник, писала она, не верит ни официозу, ни диссиде. «Все всегда врут» – вот его позиция в мире. Никогда ни в чем не быть уверенным – вот его стиль.

Прошло почти двадцать лет. И теперь нет сомнений в том, что новая Россия, Россия сумеречных нулевых, – это общество победившего цинизма. Или скажем так: цинизм победил страну. И она корчится теперь в циническом припадке, как в духовной падучей.

Есть, конечно, очень много людей, есть микросообщества, которые чужды цинизму. Но на поверхности, в публичном пространстве цинизм почти что повсеместен, достигая особенно густой концентрации в зоне успеха, благополучия и преуспеяния. Впрочем, пошлость цинизма прилипчива, она осмотически проникает в душу и охлаждает ее даже помимо нашей воли.

(Еще, в последний раз, оговорюсь: понятие это здесь не ругательство, не обличительная кличка. Оно есть, пожалуй, нечто даже большее...)

Без преувеличений, «Критика» Слотердайка, по крайней мере в своей констатирующей части, ныне у нас – новая версия господствующей идеологии (точнее – идеологии в фазисе настроения, мироощущения, переживания, жизненного стиля: Zeitgeist). Ректор университета Hochschule für Gestaltung в Карлсруэ и профессор философии и эстетики в Венском университете Слотердайк, а не апостолы свободы Бердяев с Федотовым, не суровый Ильин, не Мунье с его солидаризмом и не Ясперс с его немецкой виной, нет, Слотердайк – вот наш новый Маркс-Энгельс-Ленин... Наряду, быть может, с бойкими французами-релятивистами. Неудивительно, что он, пусть медленнее французов, входит в моду. Как раз в последние годы о нем пишут статьи и диссертации[6], его мысли обсуждают на форумах и блогах рунета. Впрочем, циническая эпоха в гуру не весьма нуждается. И мода не предполагает признания в качестве духовного авторитета.

Примеров работы цинического разума немало. Один из ярчайших, на мой взгляд, – тексты популярного ирониста и остроумца Дениса Горелова.

Горелов представляет собой весьма распространившийся ныне тип «талантливого мерзавца, обаятельного хама, дерзкой сволочи» (по крайней мере так его характеризуют и некоторые его работодатели, и простые блоггеры, а это что-то да значит). Нужно вспомнить, что он начал публично упражняться в цинизме одним из первых в России, в приснопамятной газете «Сегодня», где его эссеи несли печать виртуозно разыгранной иронической фронды по отношению ко всему на свете – фронды, лишенной, однако, малейшего позыва к мятежу. И сама эта яркая и обаятельная газета, и в особенности полосы в ней Горелова (а также публикации Максима Соколова и Вячеслава Курицына с компанией) знаменовали, как теперь видится, исчерпание революционного брожения конца 80-х – начала 90-х и случившегося тогда прорыва к подлинности. Они означали начинавшееся закисание общественной атмосферы.

На этих стильно выглядевших страницах та невероятная, еще очень живая, очень настоящая эпоха пафоса почти зримо выцветала в эпоху стеба. А для «опередивших свое время» тогдашних Горелова, Курицына или, к примеру, Бориса Кузьминского мир уже состоял из релятивных фантомов, из социальных и культурных условностей (о чем мне, впрочем, отчасти удалось сказать именно тогда)[7].

Дело давнее, много воды утекло, много было грязи и крови. Разным помнится нам и Горелов, но про все сейчас за недосугом не скажешь[8]. Вот один пример, навскидку, сравнительно недавно сильно меня (да и не только меня) уязвивший: статья о фильме Анджея Вайды «Катынь»[9]. Случилась она в «Русской жизни» – журнале пестром, собравшем очень разных авторов, среди которых немало было и записных циников. (Но издание безвременно почило и говорить о нем в целом сейчас большого резона нет.) На страницах журнала Горелов явился нам как будто насквозь пропитанный жгучим уксусом, упражняясь в злом циничном юморизме, объектами которого в равной мере становятся у него, к примеру, и постоянно трясущий бубенцом перед власть имущими шут Никита, и польский мастер Вайда.

С Никитой Михалковым все более-менее ясно и нам, а у Горелова это тот случай[10], когда откровенный циник виртуозно разоблачает циника маскирующегося, непоследовательного, не готового к публичной огласке и раскрытию его цинического прагматизма как основы по видимости благородных и возвышенных поступков, слов и жестов – в том духе, как об этом говорит С. Жижек: «Фундаментальный жест цинизма, по-моему, заключается в разоблачении настоящей власти, чья единственная эффективность, как мне кажется, проявляется в принуждении, или в подчинении кого-то под предлогом защиты кого-то другого. Вот пример типично циничного подхода: мужчина говорит женщине: «я всегда буду с тобой, я готов пожертвовать собой ради тебя» и тому подобные патетические слова; циничной будет такая ее мысль: «ха-ха-ха, он хочет просто использовать мою сексуальность, хочет моих денег» и т. д., то есть если за высокопарными идеологическими фразами она признает низкие, пошлые, прагматичные мотивы. Такова циничная редукция»[11].