Клятвы мертвых птиц - Елена Кондрацкая

Мяуна. – Но поговаривают, этот жемчуг – осколок человеческой души мавки, который оброс перламутром, чтобы не исчезнуть окончательно. И это размышление, кстати, снова отправляет нас к вопросу о ценности дара. Все мы по-разному распоряжаемся своими душами. И для каждого из нас они по-разному ценны. Кто-то цепляется за свою душу, за свою жизнь до последнего, кто-то готов пожертвовать ею во имя любви, свободы или ненависти, а кто-то с радостью обменяет её на обычный медяк.

– Как же можно душу обменять на медяк? – Василиса посмотрела на Леля с сомнением. – Нужно быть последним дураком.

– Разве? – Лель улыбнулся.

– А разве нет?

– Кто знает. Может, этот медяк спасёт кому-то жизнь?

– Или это просто медяк, – хмыкнула Василиса.

– Или это просто медяк, – согласился Лель. – Но человек свободен поступать с собой так, как считает нужным, и не нам с тобой его судить.

Атли бросил на Леля долгий, полный тепла взгляд, а тот самозабвенно продолжил есть кашу, запивая чаем и не обращая на него никакого внимания. Бывают такие люди, которых невозможно не любить, которые одним своим присутствием дарят надежду, уют и умиротворённое спокойствие. Лель был таким, и Василиса понимала, что Атли в нём видел – тихую гавань, абсолютное принятие, безусловную нежность – всё то, что Кирши не мог ему дать, и то, что было так нужно его израненному сердцу. Атли тянулся к нему, будто к свету, а Лель принимал его так легко, будто иначе и быть не могло.

Наевшись, Лель лёг прямо на лавку, положив голову к Атли на колени, и забросил ногу на ногу. Тот покраснел до самых кончиков ушей, но с места не сдвинулся. Василисе стоило больших усилий сдержать смешок.

– Досчитаю до ста, и идём заниматься твоими чарами, – сказал Лель, прикрывая глаза, будто разморённый на солнце кот.

– А потом – меч в руки и к нам с Атли, – подхватил Кирши. – Сегодня начнём пораньше, чтобы освободить вечер.

На Атли он упорно не смотрел, будто того и не было в комнате, и по-прежнему при нём почти не разговаривал и совсем не улыбался. Василисе и вовсе казалось, что существует два разных Кирши, один – его она называла «расколдованный» – тот, что ласкает её самой очаровательной на свете улыбкой, когда они остаются наедине. И другой – «заколдованный» – колючий, молчаливый, в которого превращается Тёмный на виду у Атли. Впрочем, Василиса надеялась, что со временем они смогут это преодолеть. Ненависти уже не осталось, но на её место ещё ничего не пришло. Теперь они с Атли были на равных, и, возможно, когда-нибудь на месте связующей нити клятвы появится другая, та, которую они сплетут по своей воле.

Василиса тряхнула головой и улыбнулась, поймав себя на мысли, что рассуждает точно как Лель. Вот же чубась хвостатый, успела понахвататься.

* * *

Каждое утро Волк вёл Атли в лес.

Лес звал его и манил, древний, как сам Великий Волк, он казался зверю не столько опасным, сколько почти родным. Словно Волк вернулся в давно покинутый дом. Легенды Северных Земель гласили, что Отец всех оборотней, Великий Волк, родился именно тут, в Тёмных Лесах. Лишившись дома, любимой, одинокий, закованный в тело зверя, навеки потерявший человеческий облик, он ушёл на север. И там, среди безмолвных снегов и поющих ветров, Великий Волк сотворил свою первую стаю. Одни говорили, что он обратил в зверей первых людей, другие – что даровал человеческий облик волкам. Никто уже не помнил правды, но с тех пор в каждом оборотне жили Волк и человек, и каждый оборотень искал себе стаю.

Атли вышел на задний двор и стянул рубаху. Волк нетерпеливо переминался с ноги на ногу, желая вырваться на свободу. Заслышав шаги, они оба обернулись. Атли напряжённо выдохнул, Волк радостно завилял хвостом. На выходе из пещеры стоял Кирши. В руке он держал лук, на поясе висела катана, а за спиной – колчан со стрелами.

– В силки уже давно никто не попадался, а Мяун попросил раздобыть дичи. Иначе мы съедим всех его кур, – пояснил Тёмный, перехватив вопрос во взгляде Атли. – Даже лук со стрелами откуда-то выудил.

– Ты же не любишь стрелять. Я попробую кого-нибудь поймать, внизу к реке часто приходят олени.

– Чтобы ты по дороге сгрыз половину туши? – усмехнулся Кирши и поправил колчан. – Знаю я твою охоту. Если хочешь, пойдём, будешь выслеживать добычу.

Атли недоверчиво покосился на Кирши. Тот сощурился и мотнул головой, как бы говоря: «Ну? И чего?»

– Ты… предлагаешь поохотиться вместе? – спросил он.

– Так ты будешь снимать штаны или как? – поторопил его Кирши и ступил на тропу, что вела в глубину леса.

Атли проводил его удивлённым взглядом. С того момента, как он разорвал клятву, кажется, это был их самый долгий разговор. Стянув штаны, Атли повёл плечами, чувствуя тягучую волну дрожи, которая быстро захватила тело. Мышцы приятно свело, Атли довольно заурчал, и, встав на четыре лапы, зверь нырнул в чащу.

Волк был взбудоражен и, словно домашний пёс, радовался близости и хорошему расположению духа Кирши, но чувствовал настороженность и волнение Атли и оттого держался немного поодаль. Ещё ни разу они не охотились вместе. Сражались рука об руку, потели на тренировках, но не охотились. Волк практически подпрыгивал от радости.

– Куда? – спросил Кирши, останавливаясь.

Волк потянул носом воздух, пытаясь уловить мускусный запах оленя. Пахло хвоей и сыростью. Далеко – надо подойти ближе к реке. Кинув на Кирши короткий взгляд, Волк сошёл с тропы. Он то и дело водил левым ухом, проверяя, идёт ли Кирши следом. Тот шёл, практически бесшумно даже для волчьего слуха.

Волк опустил голову, замечая тонкую ленту знакомого запаха. Олень проходил тут совсем недавно, а ещё – Волк наморщил нос – воняло трупами. Гули тоже прогуливались неподалёку. Вот тебе и причина пустых силков.

Волк развернулся, уверенно следуя за оленьим духом. У реки добычи не оказалось, но один пасся в чаще. Огромный, белоснежный с поросшими зелёным мхом рогами и красными глазами – таких Атли ещё не встречал. Олень вскинул голову, будто почуяв приближение охотников, но не сдвинулся с места.

Волк присел. Ему очень хотелось броситься за добычей, но он терпеливо ждал. Кирши бесшумно достал стрелу из колчана и положил на тетиву. Прицелился, выдыхая.

Тетива запела, и стрела угодила точно между глаз оленя. Тот покачнулся, но не упал. Мотнул головой, обломав древко о ближайший столб, и бросился в сторону Кирши. Разинул пасть, глубокую – до самых глаз – и полную острых, как спицы, клыков.

Кирши выпустил ещё несколько стрел. Каждая из них попала в цель, но олень их даже не заметил, стремительно приближаясь. В тени деревьев загорелись ещё пять пар красных глаз.

– Бежим-бежим-бежим! – крикнул Кирши, хватая Волка