Заклятые любовники - Марина Эльденберт

— Что желает миледи? — донеслось словно издалека. Я ткнула в первое попавшееся блюдо, напрочь позабыв о том, что по всем правилам приличия озвучить мой выбор должен был Винсент. Да плевать мне на правила приличия и на выпученные глаза официанта, который благодаря им сейчас напоминал камбалу. Стоило ему отойти, как я подалась вперед, потом откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и возмущенно уставилась на де Мортена.

— Ненавижу вас! — слова вырвались помимо моей воли, остановить их я не смогла. Не уверена, что это было именно то, что хотелось сказать и то, что я чувствовала, но так уж получилось.

— Пожалуйста. — Винсент кивнул и разгладил салфетку. Невозможный, непробиваемый мужчина!

Звон бокалов и приборов, голоса сидящих за столиками людей. Если бы можно было подняться и выйти отсюда, я бы это сделала, но выйти на полном ходу поезда… Нет, на такое я не способна. Даже если очень хочется спрятаться от этого непроницаемого взгляда, который смотрит прямо в душу. Интересно, что он там увидел?

— Что это вы на меня так смотрите? — я подозрительно прищурилась.

— Потому что мне нравится на вас смотреть. Я простил вас за то, что вы бросили меня у алтаря. А вы сможете меня простить?

Я изящно облокотилась о стол и подперла руками подбородок: на всякий случай, чтобы челюсть со звоном не ударилась о приборы. То‑то будет неловкость.

— Вы сегодня с утра измеряли температуру? Это серьезно или просто временное помешательство? Пока что тихое, но может перейти в буйное. Может, стоит вызвать целителя?

Я говорила, и не могла остановиться, потому что если замолчу, меня выкинет с этой карусели на пару с рассудком. И потом уже будет поздно. Окончательно и бесповоротно. Говорят, что поздно не бывает, пока ты жив, но в этом случае точно будет.

— Если я и помешался, то только из‑за вас.

— Помешались в каком смысле? Вы сможете ткнуть в меня вилкой, если разозлитесь?

Я спрятала руки под столом, потому что они предательски дрожали.

— Нет, Луиза, — негромко произнес Винсент. — Я говорю о помешательстве другого рода.

Подали аперитив, и это избавило меня от необходимости отвечать. Проще было сделать глоток и смаковать цитрусовый привкус с легкой алкогольной горчинкой, чем продолжать разговор с невозможным герцогом, который помешался и решил меня довести до помешательства. Если я сейчас позволю ему, а заодно и себе перейти эту черту, то повторение сцены в Мортенхэйме ничем хорошим для меня не закончится. Я не могу постоянно запихивать свое сердце в вазочку со льдом, потому что его снова и снова окунают в раскаленный металл.

Мы загадочно молчали, пока не принесли заказ. Официант поставил перед Винсентом ростбиф с жареными овощами и пудингом, передо мной — огромное блюдо, на котором лежали крохотные темные ракушки, залитые каким‑то светлым соусом с зеленью. Рядом он положил приспособление, отдаленно напоминающее пыточный инструмент, и крохотную двузубую вилочку.

— Что это? — спросила я, глядя на официанта, который застыл с перекинутым через одну руку полотенцем и бутылкой вина в другой.

— То, что вы заказали.

— А что я заказала?

— Виноградные улитки под сливочным соусом. Новинка сезона, веяние вэлейской кухни, миледи, — официант явно гордился, сообщая мне об этом. — Только — только появляются, но у нас их отлично готовят. Замечательный выбор.

Пока нам разливали вино, я задумчиво смотрела на Винсента, пытаясь представить, как и что мне предстоит есть.

— Щипцы для того, чтобы держать раковину, а вилка — чтобы доставать улитку, — подсказал де Мортен. — Странно, что вы не пробовали их в Вэлее.

Я смутно помнила, что что‑то такое мне действительно предлагали в одном из дорогих ресторанов, но я отказалась. Потому что мне показалось диким есть милые создания с усиками.

— Я знаю, для чего они, — из чистого упрямства возразила я. Хотя этот прибор по — прежнему напоминал мне что‑то, что в моем представлении используют подручные Фрая на своих допросах. А еще у них на усиках глаза. У улиток, не у подручных Фрая.

Мне как‑то расхотелось есть, я покосилась на тарелку, мило улыбнулась.

— Знаете, лучше оставлю их вам. Я правда не голодна.

Уголки губ Винсента подрагивали в тщетной попытке скрыть улыбку.

— Ешьте. Этим улиткам уже не помочь, а так их жертва хотя бы не будет напрасной.

— Вы жестокий человек.

— Но вы знаете, что я прав. Снова.

Я вздохнула и подтянула блюдо поближе. Надеюсь, потом меня не станет мучить совесть. Впрочем, сейчас меня больше всего мучила мысль, как бы съесть их так, чтобы они не вылетели прямиком из щипцов и не угодили в глубокое вечернее декольте яркой даме в зеленых шелках, которая, как назло, развернулась им прямо к Винсенту. Ладно, позориться так позориться!

Обошлось. Я съела всех пострадавших улиток, которые оказались весьма недурны в своем сливочном соусе, мысленно попросила у них прощения, и пообещала себе, что никогда больше не буду тыкать в меню пальцем. Мы с Винсентом даже мило побеседовали о винах и о том, как и с чем они сочетаются, временами я ловила на себе его пристальный взгляд, словно он хотел вернуться к разговору, прерванному до начала ужина, но я к нему не хотела возвращаться. Ни за что! Это значило бы, что мне придется думать о своих чувствах к нему, а я к такому не готова. Вот совсем. Хотя бы потому, что у нас просто нет будущего.

Когда мы закончили ужин, поезд остановился. Винсент предложил провести меня обратно в купе и немного прогуляться. Видимо, он с куда большим удовольствием пригласил бы к себе, но, к счастью, правила приличия никто не отменял. К счастью ли? Я была уже не так уверена, что смогу выдержать его близость и не оступиться.

Винсент наблюдал за мной, и мне хотелось думать, что он мной любуется. Холод зимней ночи не располагал к долгим прогулкам, да и остановка была не столь долгой, но по перрону мы бродили медленно, словно не хотели расставаться. Только гудок поезда заставил нас ускорить шаг. Де Мортен прижался губами к моим пальцам и согрел их дыханием.

— Доброй ночи.

Мне не хотелось уходить, но и стоять на перроне мы просто так не могли: проводник, застывший рядом, переминался с ноги на ногу и явно выражал обеспокоенность по поводу того, что мы все еще не заняли свои места.

— Доброй ночи, — я улыбнулась, перед тем как он помог мне подняться.

Оказавшись в купе, я приникла к запотевшему окну, провожая его взглядом, и тут только вспомнила про миссис Эпплгейт. Она с непроницаемым выражением лица доедала пирог, в кружке дымился чай. Какое‑то время мы сидели молча, на сей раз поменявшись местами: я порывалась читать под светильником, она смотрела в темноту на проносящиеся мимо пейзажи. Я не могла выкинуть из головы то, что произошло в ресторане. Бумаги на дом лежали под моей накидкой и только чудом не прожгли в ней дыру. Закладная на дом, подумать только. Дом, в который я смогу вернуться, когда пожелаю. Если…