Заклятые любовники - Марина Эльденберт

За сильной спиной де Мортена творилась какая‑то суета, похоже, помимо нас, здесь были еще люди. Я попыталась повернуть голову, но он не позволил: продолжал чертить узоры, на шее, на груди, на лбу. У меня до сих пор не прошло чувство, что я проглотила воинственно настроенного ежа, хотя дышать стало легче.

Закончив со мной, Винсент резко поднялся и развернулся к миссис Эпплгейт.

— Какого демона я посадил вас на этот поезд?! Какого демона вы столько лет служите в ведомстве, если не можете справиться с одним недоделком?!

— Ваша Светлость…

— Замолчите! Я доверил вам эту женщину, а вы ее чуть не убили. Так что оставьте оправдания при себе.

Жесткий властный голос де Мортена заставил поежиться, пусть его гнев был обращен не на меня, стало не по себе.

— Винсент… она… не… виновата. — Говорить было по — прежнему больно, поэтому между словами приходилось делать паузы. Никогда не думала, что у меня может быть голос, словно я простужена второй год или постоянно курила низкосортный табак.

Он обернулся: злой, как все демоны вместе взятые, но взгляд его полыхнул такой пронзительной нежностью и тревогой, что мне стало дурно.

— Лежите смирно, вы… магнит для неприятностей.

Честно, я и не собиралась вставать. Тело словно существовало отдельно от меня. Поворот головы — чтобы оглянуться, дался с таким трудом, словно она была чугунной. Я не представляла, что стану делать, если увижу своего несостоявшегося убийцу. Просто хотела знать, что его здесь нет, и его не было. Наверное, мужчину увели те люди, которые приходили, когда Винсент меня лечил.

Вместе с сознанием вернулся страх, и теперь меня колотило так, что кровать дрожала. На краю разума мысль — демоненок отплясывала бесконечный шальной танец: «Я — почти — умерла — я-почти — умерла — я-почти — умерла», — стоило вспомнить, как руки сдавливали шею, все внутри сжималось. А еще становилось холодно. Очень холодно.

— Где… этот… человек?

— Луиза, вы в безопасности. — От него веяло уверенностью и силой, а тепло во взгляде де Мортена подействовало как успокоительное: я глубоко вздохнула и закрыла глаза, отпуская страх.

— Покажите руку. — Тон его мигом стал прохладнее: судя по всему, он обращался к моей компаньонке. — Голова кружится?

Раздался странный хруст и короткий вскрик, я вздрогнула и вжалась в постель.

— Ваша Светлость, — донесся еще чей‑то голос из коридора. — Позвольте…

Я с трудом разлепила веки: как раз когда Винсент вышел из купе и захлопнул дверь. До меня доносились обрывки фраз, когда кто‑то говорил громче:

— … Выживет…

— … Скажете, что взорвался светильник …

— … Отправить в Лигенбург…

О чем они говорят? Я не хочу возвращаться в Лигенбург! Мне надо к деду!

Я резко села на кровати, но мир перевернулся, я вместе с ним рухнула вниз безвольной куклой или бревном, если отбросить поэзию. Встреча с подушкой была мягкой и неотвратимой, а спустя миг рядом со мной уже оказалась миссис Эпплгейт.

— Миледи, вам нужно лежать!

Выглядела она неважно: на щеке ссадина и кровоподтек, лицо зеленовато — серого цвета, под глазами круги.

— Вам… тоже… — заметила я и добавила: — У вас… что‑нибудь… болит?

— Нет.

— Серьезно? — другая бы на ее месте после такого не разогнулась, эта же набросила халат и стоит прямая, словно палку проглотила. — Кто… вы такая?

Та с бесстрастным видом пожала плечами.

— Мое имя вы знаете.

Потрясающе. Снова одни сплошные секреты. А главное, компаньонка у меня по последнему писку моды: с револьвером в комплекте и молниеносной реакцией.

— Помогите мне… сесть, пожалуйста. У меня потолок… перед глазами… плавает.

В купе снова заглянул Винсент.

— Через час поможете леди Луизе одеться и приведете в вагон — ресторан. С этим справитесь, или нужна помощь?

У женщины побелели губы, и мне — вот неожиданность — снова захотелось запустить в де Мортена чем‑нибудь тяжелым. Нельзя же быть таким жестоким!

Дверь захлопнулась с легким щелчком, компаньонка осторожно помогла мне приподняться, взбила подушку и поставила ее к изголовью. Медленно усадила, чтобы я снова не кувыркнулась навзничь, и только убедившись, что со мной все хорошо, отступила к кровати. Ее повело, и миссис Эпплгейт на миг прислонилась к стене. Я покосилась на сопровождающую, пытаясь прийти в себя: насколько это позволяли мои трясущиеся пальцы и остальное трясущееся все.

— Я могу… одеться сама. И помогу… вам, если… нужно.

— Не глупите.

Ой, да ладно. Меня только что чуть не придушили. Имею право.

К тому времени, как мы двинулись в сторону вагона — ресторана, уже рассвело. Новость о происшествии растеклась по вагонам, постоянно хлопали дверки купе. Пассажиры выглядывали в коридоры, словно их постигла массовая бессонница, делали вид, что хотят позвать проводника, перешептывались. Версия взорвавшегося газового светильника взбудоражила всех, до меня то и дело доносилось взволнованное: «Кто‑нибудь пострадал?..» — «На перроне стало светло, как днем, а потом этот жуткий грохот…» — «Ох, это было так ужасно!..» — «С газом такое бывает, вот у моей сестры…» — «Меня больше беспокоит, на сколько задержится поезд. Мы уже больше часа стоим в Болдшире…»

Миссис Эпплгейт двигалась вперед стремительно и вела меня, я же просто шла за ней, как девочка, вцепившаяся в руку матери. Не знаю, как называется это состояние. Первый этап — когда я мало что соображала и качалась в руках Винсента, как в колыбели, уже миновал. Второй — когда трясло так, что зубы стучали, тоже. И вот теперь навалилась звенящая пустота. Я словно со стороны наблюдала, как мы миновали последний переход и вошли. Сегодня обстановка поезда уже не казалась такой роскошной. Возможно потому, что в этой роскоши я могла остаться навсегда.

— … пострадает репутация поезда.

— Репутация поезда пострадает еще сильнее, если кто‑то пустит слух, что ночью в купе чуть не убили женщину.

К нам повернулись все: Винсент, седой полицейский с фуражкой в руках, проводник из нашего вагона, усатый шустрый коротышка, стоявший рядом с ним — судя по форме — начальник поезда, еще какой‑то высокий незнакомец, с холодными глазами и массивной нижней челюстью. Светловолосая молодая особа — та самая, что ужинала с убийцей, выглядела не старше восемнадцати. Она съежилась за столиком в середине вагона, бледная, с заплаканными глазами, и затравленно вздрогнула, когда взгляд ее столкнулся с моим.

А потом я увидела своего палача. Точнее, человека, который мог бы им стать. Его усадили чуть поодаль от леди: поникшего, словно сломанный манекен. Сюртук висел на угловатых плечах, на левом белела повязка. Длинные пряди слиплись и повисли вдоль измазанного кровью худого лица, подчеркивая острый подбородок, но страшнее всего был взгляд. В нем не отражалось ничего до той поры, как он меня узнал. Пустые глаза полыхнули яростью, губы искривились. Он рванулся с невиданной для человека силой, я отшатнулась, готовая бежать, но миссис Эпплгейт удержала меня за плечи.