Невеста по фотографии - Ли Кым-и

а я тебе рассказывала, как мы с сестрами из прачечной, с тобой и Чонхо ездили на Сансет-бич? – спросила тетя, устало глядя на меня.

– Да, тетя. Раза три. И про серфингистов, и про то, что жизнь похожа на катание на волнах, – спешно ответила я, боясь, что тетя начнет опять что-нибудь рассказывать, и улучила момент, чтобы встать. Меня больше волновало то, что Питер мог позвонить в любую секунду, а не какие-то разговоры о былом моей пьяной тети.

Рассказы тети Роуз не всегда бесили меня и заставляли скучать. Благодаря им я смогла узнать о прошлом моей мамы, которое неразрывно было связано с жизнью тети. Мама же почти не рассказывала о своей жизни. Когда бы я ни спросила, она все отмахивалась, мол, она сегодня так занята, что и вчерашнего дня не помнит. Но, послушав несколько дней истории тети, я обнаружила, что мамина плохая память была ее большим достоинством. Как я поняла, ее жизнь была бесконечно тяжелой и мучительной. По моим наблюдениям, она такой и осталась. Главной причиной, почему я перестала читать «Землю», было то, что образ главной героини Элань уж больно напоминал мне маму. От одной лишь мысли, что мама могла повторять подобные рассказы изо дня в день, мне становилось мучительно грустно.

– Оглядываясь назад, я понимаю, что именно тогда, когда мы только приехали на Гавайи, мы были счастливее всего, мы были полны надежд.

Я обомлела от этих слов:

– Jesus Christ![28] У одной муж уехал, у другой – умер, третью вообще бросили… Что было хорошего в том, что три женщины собрались вместе?

Им было по двадцать три, они были всего лишь на четыре года меня старше. Если бы мне сказали, что через четыре года меня ожидает подобная жизнь, я бы тотчас же уехала прочь.

– А под той, которую бросил муж, ты подразумеваешь меня?

Тетя уставилась на меня. Я посмотрела на нее, и выражение моего лица говорило: «Разве не так?».

– Если ты так думаешь, то сильно заблуждаешься! Не меня бросили, а я бросила!

Тетя залпом опрокинула стакан. Так или иначе, мне было все равно.

– Да-да, конечно! А теперь спокойной ночи!

Я быстро забрала у нее пустой стакан и встала. Мытье посуды, уборка и стирка входили в мои обязанности. С тех пор как мама поручила тете брата, она ясно дала ей понять, чтобы та поручала нам столько дел, сколько стоило бы нам проживание. Поначалу я занималась тем же, чем раньше брат, – сидя рядом с тетей по вечерам, читала чеки из ресторана, записывала в гроссбух и вела подсчеты. Не то чтобы она собиралась потратить эти деньги, но, если цифры не сходились, мне приходилось пересчитывать по несколько раз, а в дни, когда торговля не шла, я была вынуждена слушать ее жалобы – скука смертная. Поэтому я решила, что лучше уж займусь домашним хозяйством.

– Верни стакан обратно! – крикнула мне тетя, когда я направилась к раковине. – Отец умер, мать умерла, вот я и осталась сиротинушкой.

В возрасте за сорок завести песню о том, что ты сирота? Качая головой, я поставила стакан перед тетей. Я прикинула, что в сложившейся ситуации угождать тете не так уж и плохо. Если мама категорически будет против того, чтобы я поехала в Висконсин, единственным человеком, на кого можно будет опереться, если мне откажут в финансовой помощи, будет именно тетя Роуз. Известная своими щедрыми пожертвованиями корейским политическим организациям, она не сможет делать вид, что не знает о моем положении. Дело было не только в университете. Мама не разрешит мне и встречаться с Питером тоже, ведь у него не только кожа другого цвета, но вдобавок есть японская кровь. Ну а о браке и речи быть не может (вторым пунктом по плану была женитьба сразу по окончании университета). И в этом единственной моей поддержкой тоже станет тетя. Правда, неизвестно, послушается ли ее моя упрямая мама.

– Ты тоже принеси себе чего-нибудь выпить!

Я достала из холодильника бутылку колы, открыла ее и села напротив тети.

– Всего лишь кола? Ты скучная, вся в свою мать! Мы с тобой вдвоем, могли бы и выпить по стаканчику. В твои девятнадцать я уже стала вдовой, вышла повторно замуж и даже ребенка родила! – сказала с ухмылкой тетя Роуз.

Мама, конечно, скучная, но то, что и я такая же, – с этим я ну никак не могла согласиться. Тетя и не представляет, какие во мне кипят страсти!

– Ну, не совсем. Мне восемнадцать лет и шесть месяцев, – поправила я тетю, хотя совсем недавно сама же считала и ее, и свой возраст по-чосонски.

Когда я поступила в начальную школу, больше всего путалась в подсчете возраста. В школу в Вахиаве ходили не только чосонцы, но и китайцы, японцы, филиппинцы, португальцы и дети из разных других диаспор. Всем им было от шести до семи лет. Я же хвасталась, что мне восемь, а потом вдруг оказалось, что я врунья. Только корейцам при рождении был уже год.

– Я хоть и постоянно твержу, что в Чосоне нет ничего хорошего, но подсчет возраста – правильная вещь. Ежель считать по-американски, не беря в расчет времени нахождения в утробе матери, получится, что ребенок в животе пока что не существует.

– Но мы не в Чосоне, а на Гавайях, на американской земле!

Вот уж не думала, что буду говорить тете такие же очевидные вещи, какие постоянно повторяю своей маме. Мама покинула Чосон больше двадцати лет назад, но не избавилась не только от чосонского языка, но и от образа мыслей и жизни. И как такой человек дал своим детям английские имена? Конечно, сама она называет нас с братом по-чосонски. Я думала, что с тетей можно найти общий язык, но все же видно, что она кореянка. Корейцы и американцы не только по-разному считают возраст, но и записывают имена. Корейцы до своего имени напишут фамилию, ведь они считают, что прежде всего – семья, а потом – человек, а прежде семьи – страна (как для моего отца). И в записи даты у них на первом месте год. А все потому, что прошлое или будущее для них важнее нынешнего дня (как для моей мамы). Но для меня же самое важное – сейчас.

– Верно, мы здесь, на Гавайях. Пытаясь изменить судьбу, я приехала на чужую землю, бежала от бед и в итоге садилась в лужу. В общем, я долго пожила, всякого натерпевшись от жизни, – пробурчала, как старушка, тетя и осушила залпом стакан.

Затем она взяла бутылку виски и наполнила сама свой стакан, пролив несколько капель. Подавив желание встать, я раболепно продолжала сидеть. Чтобы не сделать это Рождество по-настоящему худшим из всех, мне, безусловно, нужно было снискать расположение моей