Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс» - Дональд Маккензи Уоллес

И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города».

Эта простая легенда вызвала большие споры среди ученых, и историки яростно сражались друг с другом из-за важного вопроса: что это были за люди по прозванию русь? Долгое время считалось, что это скандинавы. Славянофилы поняли легенду буквально в этом смысле и построили на ней хитроумную теорию русской истории. По их словам, народы Запада были покорены захватчиками, которые завоевали землю и создали феодальную систему для своей собственной выгоды; таким образом, история Западной Европы – это долгая летопись кровавой борьбы между победителями и побежденными, и старая вражда по сию пору живет в политическом соперничестве социальных классов. Русские-славяне, напротив, не были побеждены, а добровольно призвали чужеземного владыку прийти и править ими; следовательно, все общественно-политическое развитие России в основном шло мирно, и русский народ ничего не знает ни о социальных кастах, ни о феодализме. Эта теория давала некоторую пищу для самоудовлетворения патриотов, однако она вызвала недовольство самых крайних русофилов, которым пришлась не по нраву мысль о том, что порядок у них на родине установили представители тевтонского народа. Они предпочитают думать, что Рюрик и его соратники были славянами с балтийских берегов.

Хоть я и посвятил изучению этого вопроса больше времени и труда, чем он, возможно, заслуживает, я не собираюсь просить читателя вместе со мной разбираться во всей этой утомительной полемике. Достаточно сказать, что по тщательном рассмотрении и со всем должным уважением к современным историкам я склонен согласиться со старой теорией и считать скандинавских норманнов в каком-то смысле основателями Российской империи. Из других источников мы знаем, что в IX веке произошел массовый исход из Скандинавии. Жадные до добычи, снедаемые духом авантюризма, северяне на своих легких открытых судах пронеслись вдоль берегов Германии, Франции, Испании, Греции и Малой Азии, грабя приморские города и селения и по рекам добираясь до самого сердца стран. Сначала это были простые мародеры, и повсюду они действовали с такой свирепостью и жестокостью, что их стали считать чем-то вроде мора и голода, и к молитвам добавилась новая просьба: «От гнева и злобы северян избави нас, Господи!» Но к середине века характер набегов изменился. Они превратились в военные вторжения, и захватчики стремились завоевать земли, которые прежде лишь грабили, «ut acquirant sibi spoliando regna quibus possent vivere pace perpetua»[45]. Вожди принимали христианство, женились на дочерях или сестрах правителей и получали завоеванные территории в качестве феодов. Так возникли норманнские княжества в Нидерландах, во Франции, Италии и на Сицилии; и скандинавы, быстро слившись с местным населением, вскоре проявили столько же политического таланта, сколько прежде – безрассудной и беспощадной доблести.

Было бы действительно странно, если бы эти авантюристы, которым удалось добраться до Малой Азии и побережья Северной Америки, не заметили бы России, которая, можно сказать, лежала у самого их порога. Волхов, протекавший через Новгород, составлял часть большого водного пути, который обеспечивал почти непрерывное водное сообщение между Балтийским и Черным морями; и мы знаем, что несколько позднее скандинавы использовали этот путь, чтобы путешествовать в Константинополь. На перемены, которые претерпело движение скандинавов в других местах, ясно указывают и русские летописи: сначала варяги пришли как сборщики дани и вызвали такое массовое сопротивление, что были изгнаны, а затем пришли как правители и поселились в стране. Можно сомневаться в том, что они действительно прибыли по приглашению, но то, что они усвоили язык, религию и обычаи местных жителей, не противоречит тому утверждению, что они были норманнами. Напротив, здесь мы имеем скорее дополнительное подтверждение этому, поскольку норманны повсюду поступали так же. На севере Франции они почти сразу же переняли французский язык и религию, так что даже сына и преемника знаменитого Роллона[46] иногда упрекали в том, что он больше француз, чем скандинав[47].

Хотя трудно сказать, насколько легенда соответствует истине, нет никаких сомнений в том, что событие, которое она более или менее точно описывает, оказало важное влияние на русскую историю. С этого времени начинается быстрое распространение русско-славянского течения, которое продолжается и по сей день. На севере, востоке и юге были сформированы новые княжества под властью людей, утверждавших, что являются потомками Рюрика, и вплоть до конца XVI века ни один русский, кроме потомков этого великого рода, не пытался создать суверенное государство.

В течение шести веков после так называемого приглашения Рюрика у города на Волхове была странная и очень пестрая история. Он быстро завоевал соседние финские племена и превратился в мощное независимое государство с территорией, простирающейся до Финского залива и на север до Белого моря. В то же время возросло его торговое значение, и он стал форпостом Ганзейского союза. В этом потомки Рюрика сыграли важную роль, но они всегда строго подчинялись народной воле. Политическая свобода шла в ногу с коммерческим процветанием. Какими способами Рюрик наводил и поддерживал порядок, мы можем только гадать, но летописи свидетельствуют о том, что его преемники в Новгороде обладали лишь той властью, которую им по своей воле даровал народ. Высшая власть принадлежала не князю, а собранию граждан, которых созывали на рыночную площадь звуком большого колокола. Это вече издавало законы для князя и для народа, вступало в союзы с иностранными державами, объявляло войну и заключало мир, вводило налоги, собирало войско и не только избирало магистратов, но также судило и смещало их по своему усмотрению. Князь был немногим более чем наемным командиром войск и главой судебной администрации. Приступая к исполнению обязанностей, он должен был торжественно поклясться, что будет добросовестно соблюдать древние законы и обычаи, а если нарушит слово, то будет немедленно свергнут и изгнан. В народе ходила рифмованная поговорка «Коли худ князь, так в грязь!». И обычно так и бывало. Больше того, управлять этими упрямыми и непокорными горожанами было столь тягостной задачей, что кое-кто из князей отказывался даже браться за нее, а другие, попробовав какое-то время, добровольно снимали с себя полномочия и уходили. Но эти частые смещения и отречения – за один век их произошло до тридцати – не нарушали искони существующий порядок вещей. Потомков у Рюрика было много, и на вакантную должность всегда находился не один кандидат. Городская республика продолжала наращивать мощь и богатство, и в XIII–XIV веках гордо именовала себя Господин Великий Новгород.

Затем – «все переменчиво в людских делах» – кое-что изменилось. На востоке возникло Московское княжество – не древняя, богатая городская республика, а молодое, сильное государство, управляемое чередой хитроумных, энергичных, амбициозных