Талтос - Энн Райс

Мэри-Джейн села.

— Правильно, о генеалогии, — сказала Мона. — Bay, быть может, Лэшер знал что-то такое, чего мы не знаем?! Мэри-Джейн, генеалогия не просто увлечение этой семьи, а навязчивая идея. Райен, твои четыре минуты уже почти истекли.

— Какие четыре минуты?

Она захохотала снова. Он должен был уйти. К ней снова подбиралась тошнота, и вольно же было так неудержимо смеяться.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, — сообщила Мэри-Джейн, снова соскочив со стула, словно столь серьезные беседы она непременно должна была вести стоя. — Ты собираешься сказать, что Майкл Карри — сам из рода Мэйфейров. Я говорила тебе!

Лицо Райена мгновенно превратилось в безжизненную маску.

Мона выпила четвертый стакан молока. Она покончила со своей порцией риса и, подняв блюдо, сняла с него крышку и положила себе на тарелку целую горку испускающих пар рисовых зерен.

— Райен, перестань глазеть на меня, — сказала она. — Так что там насчет Майкла? Неужели Мэри-Джейн права? Мэри-Джейн сказала, что Майкл из рода Мэйфейров, едва взглянув на него.

— Так и есть, — объявила Мэри-Джейн. — Я увидела сходство сразу же. Вы знаете, на кого он похож? Он похож на оперного певца

— На какого оперного певца? — спросил Райен.

— Да, на какого?

— На Тирона Макнамару, фотографии которого есть у Беатрис. Вы это знаете? Те гравюры у нее на стене? Отца Джулиена? Ну, Райен, быть может, он твой прадед. Я видела множество кузенов такого рода в генеалогической лаборатории. Ирландцев, быть может, — ты никогда не замечал ничего такого? Конечно, ты не видел, ведь тогда бы у всех вас была ирландская кровь, французская кровь…

— И датская кровь, — заметил Райен сдавленным, тихим голосом

Он взглянул на Мону, а затем обернулся к Мэри-Джейн. — Я должен идти.

— Постой секунду! Это правда? — потребовала ответа Мона. Она проглотила рис и запила его молоком. — Это именно то, что ты собирался сказать мне? Майкл — из Мэйфейров?

— Там есть упоминание, — сказал Райен, — в тех бумагах, и, очевидно, они имеют недвусмысленное отношение к Майклу.

— Черт подери, ты сам так не думаешь, — сказала Мона

— Вы все та-а-ак бесподобно родственны! — протянула Мэри-Джейн. — Это как в королевской семье. А здесь восседает сама Царица

— Боюсь, ты права, — сказал Райен. — Мона, ты принимала свое лекарство?

— Конечно нет. Чтобы я сама травила свою дочь?

— Так, выбора у меня не осталось, я ухожу, — сказал он. — Постарайтесь вести себя прилично. Помните, дом окружен охранниками. Я не желаю, чтобы вы выходили на улицу. И, пожалуйста, не выводите из себя Эухению!

— Чудище несуразное! — отозвалась Мона. — Не уходи. Ты украшение вечера Что значит «не выводите из себя Эухению!»

— Когда придешь в себя, пожалуйста, позвони мне. А что, если родится мальчик? Надеюсь, ты не собираешься рисковать жизнью младенца для определения его пола?

— Он, конечно, не мальчик, глупый, — сказала Мона. — Это девочка, и я уже назвала ее Морриган. Я позвоню тебе. Ладно?

И он унесся дальше, спеша по-своему, то есть совершенно бесшумно. Примерно так же спешат няни или доктора.

— Не прикасайтесь к тем бумагам, — напомнил он из кладовой дворецкого.

Мона расслабилась и глубоко вздохнула. Райен — последний взрослый, которому было предписано наблюдать за ними, насколько ей было известно. А что там о Майкле?

— Боже, ты думаешь, это правда? Эй, Мэри-Джейн, когда мы здесь закончим, пойдем наверх и посмотрим эти бумаги.

— Ох, Мона, я не знаю. Ведь он говорил о бумагах Роуан. Разве он не запретил заглядывать в них? Мона, хочешь немного сметанного соуса? Не хочешь цыплят? Это лучшие цыплята, которых я когда-либо готовила.

— Сметанный соус! Ты не говорила, что это был сметанный соус. Морриган не хочет мяса. Послушай, я имею право посмотреть эти бумаги. Если он писал это, если он оставил какие-нибудь записи…

— Кто он?

— Лэшер. Ты знаешь, кто он. Только не говори, что твоя бабушка не рассказывала тебе.

— Она рассказывала мне, все правильно. А ты веришь в него?

— Верить в него, куколка? Ведь он чуть не напал на меня. Я чудом не стала одной из его жертв, так же как моя мать, тетя Гиффорд и все те бедные умершие женщины Мэйфейров. Разумеется, я верю в него, почему он…

Она поймала себя на том, что указывает на сад, в направлении дерева. Нет, не следует говорить ей об этом, она поклялась Майклу никогда не рассказывать никому о похороненных там и о той другой, невинной Эмалет, которая должна была умереть, хотя никогда ничего дурного никому не сделала

«Не ты, Морриган, ты не беспокойся, моя девочка, моя малышка!»

— Долгая история, нет времени на нее, — сказала Мона.

— Я знаю о Лэшере, — сказала Мэри-Джейн. — Знаю, что случилось. Бабушка рассказала мне. Другие не говорили прямо, что он убивал женщин. Они только сказали, что бабушка и я должны уехать в Новый Орлеан и оставаться там с кем-нибудь из родственников. Мы так не поступили, но с нами ничего не случилось! Ну а ты знаешь?

Мона пожала плечами и покачала головой.

— Это могло стать ужасной ошибкой, — сказала она.

«Сметанный соус удивительно хорош с рисом. Почему вся эта пища белая, Морриган?

«Деревья были усыпаны яблоками, и у них была белая мякоть, и клубни, и корни, которые мы выкапывали из земли, были белыми, и это был рай». Ох, но взгляни на звезды. Был ли когда-то безупречный мир по-настоящему безупречным или каждый день возникали все новые ужасные угрозы природы и все разрушалось так, как разрушено теперь? Если ты живешь в страхе, какое значение имеет все это…»

— В чем дело, Мона? — спросила Мэри-Джейн. — Эй, перестань расстраиваться из-за этого!

— Да нет, ничего, все в порядке, — покачала головой Мона Я только что увидела мимолетный сон; он промелькнул передо мной как вспышка, там, в саду. У меня был потрясающий разговор с кем-то. Знаешь, Мэри-Джейн, люди должны получать воспитание, чтобы они могли понимать друг друга. Тебе ясно, что я имею в виду? Вот посмотри, прямо сейчас ты и я — мы обе — обучаем друг друга взаимопониманию. Ты улавливаешь мою мысль?

— О да, конечно, и затем ты поднимаешь трубку телефона и звонишь мне в Фонтевро, и говоришь: «Мэри-Джейн, ты мне нужна!» — и я тут же вскакиваю, бросаюсь в свой пикап, включаю зажигание — и вот я у тебя дома

— Да, все так, я действительно именно это сейчас имею в виду; ты знаешь все обо мне, а я — о тебе. Это был счастливейший сон, который я когда-либо видела. Это было такое — такое счастливое сновидение. Мы все танцевали. Костер был такой большой, что в обычной обстановке я бы испугалась. Но в этом сновидении я была свободна, просто совершенно свободна. Мне не нужно было заботиться ни о чем. Нам нужно еще одно яблоко. Не пришельцы изобрели смерть. Это бессмысленная выдумка, но можно понять, почему все думают, что они… ну, вроде бы все зависит от перспективы, и если ты не уверен в концепции времени, если ты не понимаешь основную относительность времени, как понимают это сборщики урожаев или сельскохозяйственные рабочие, то, возможно, те, кто живет в райских тропиках, даже не развивают отношений такого вида, потому что для них не существует циклических времен года Игла воткнута в ясное небо. Ты знаешь, что я имею в виду?

— О чем это ты говоришь?

— Пожалуйста, сосредоточься, Мэри-Джейн! И ты поймешь! Именно таким образом это было во сне: завоеватели изобрели смерть. Нет, теперь я понимаю: то, что они изобрели, это убийство. Это совсем другая вещь.

— Там есть целая ваза с яблоками. Ты хочешь, чтобы я принесла тебе яблоко?

— Да, но позже. Я хочу подняться в комнату Роуан.

— Хорошо, но позволь мне закончить ужин, — взмолилась Мэри-Джейн. — Не ходи туда без меня. Если хочешь знать мое мнение, я сомневаюсь, имеем ли мы право вообще входить в ту комнату.

— Роуан бы не возражала, а Майкл мог бы не разрешить. Но ты знаешь, — сказала Мона, имитируя манеру Мэри-Джейн, — это не имеет значения.

Мэри-Джейн едва не свалилась со стула от смеха

— Ты кошмарный ребенок, — сказала она. — Пошли, цыплят все равно вкуснее есть холодными.

«И мясо из моря было белое, мясо креветок и рыбы, и устриц, и моллюсков, чисто белое. Яйца чаек были красивы, потому что были белыми снаружи, и, когда вы разбивали яйцо, один золотой глаз смотрел на вас, плавая в прозрачнейшей жидкости».

— Мона?

Она стояла в дверях кладовой дворецкого. Она закрыла глаза. Она чувствовала, как Мэри-Джейн сжала ее руку.

— Нет, — вздохнув, сказала она, — это снова накатило. — Ее рука двинулась к животу. Она приложила пальцы к округлившейся выпуклости, ощущая слабые движения внутри. Прекрасная Морриган. Волосы рыжие, как у меня.

«Твои волосы такие же рыжие, как у меня, мама?»

«Ты меня видишь?»

«Я вижу тебя в глазах Мэри-Джейн».

— Эй, Мона, я собираюсь подставить тебе стул!

— Нет-нет, не надо. Со мной все в порядке. — Она открыла глаза. Восхитительный прилив энергии пронзил ее. Она распростерла руки и побежала сквозь кладовую и столовую, вниз, через длинный коридор, а затем вверх по лестнице.