Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

Малых забав состоялось торжественное открытие Генеральных штатов. При появлении Людовика XVI весь зал поднялся и закричал: «Да здравствует король!» Когда королева, в короне с бриллиантами, в фиолетовом платье с расшитой серебром юбкой, в свою очередь вошла в зал, ее встретило ледяное молчание…

Казалось, что против Марии-Антуанетты не только люди, но и предметы. Вокруг нее множились зловещие предзнаменования.

Однажды вечером, когда она сидела за туалетным столиком, разом погасли три свечи. Она схватила за руку госпожу Кампан.

– Смотрите, – испуганно сказала она, – если и четвертая погаснет, со мной случится несчастье…

Четвертая свеча погасла, и, как бы подтверждая это мистическое предупреждение, 4 июня в Медоне умер дофин. Уже несколько месяцев этот рахитичный и уродливый ребенок влачил там жалкое существование, скрываемый от людей, как позор короны.

Однако от материнского горя Марию-Антуанетту отвлекли ускорившиеся политические события. 17 июня, устав ждать инициативы правительства, третье сословие объявило себя Национальным собранием. Король, подстрекаемый королевой и привилегированными сословиями, наконец решил действовать. Он объявил королевское заседание и, дабы помешать депутатам вести дебаты, приказал закрыть зал Малых забав.

Но третье сословие, усилившееся за счет ста сорока девяти депутатов от духовенства, приняло вызов, собралось в Зале для игры в мяч и, под председательством Байи, дало клятву не расходиться, пока не даст стране конституцию.

Королевское заседание, поначалу назначенное на 22 июня, состоялось 23-го, на фоне внушительного сосредоточения военных сил. После речи, властный тон которой оскорбил чувства народных представителей, Людовик XVI повелел депутатам разделиться и заседать посословно. Духовенство и дворянство подчинились, но третье сословие отказалось освободить зал; а когда маркиз де Дрё-Брезе явился повторить королевский приказ, граф де Мирабо, депутат от Экса, выступил вперед и бросил в лицо обер-церемониймейстеру:

– Ступайте и передайте тем, кто вас послал, что мы находимся здесь по воле народа и уйдем, только подчиняясь силе штыков.

Дрё-Брезе передал эти горделивые слова Людовику XVI, который только пожал плечами:

– Если они хотят остаться, ну что ж! Черт с ними, пусть остаются!

Почувствовав свою силу после этой победы, третье сословие навязало свою волю двору. Духовенство уже примкнуло к нему, и вот теперь присоединились сорок шесть депутатов от дворянства во главе с герцогом Орлеанским. Импульс дан, все три сословия соединились, и Ассамблея, с одобрения короля, принимает название Национального конституционного собрания.

Однако двор лишь притворился, что смирился с поражением, чтобы лучше подготовиться к реваншу. Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, семейство Конде и Полиньяки побуждают короля к сопротивлению. Он отдает иностранным полкам, чья верность еще не поколеблена, приказ сосредоточиться в окрестностях столицы. Маршал де Бройль будет командовать в Версале, а Безенваль в Париже.

Не дожидаясь прибытия всех этих войск, которые должны дополнить уже имеющиеся, двор решается начать контрреволюционное наступление. 11 июля Неккер, пользующийся доверием народа, рантье и буржуазии, отправлен в отставку и сформировано правительство войны во главе с бароном де Бретёйем и Бройлем.

Как только об этом узнали в Париже, Биржа рухнула, народ пришел в возбуждение, а французская гвардия взбунтовалась и перешла на его сторону. В Пале-Рояле ораторы, вроде Камиля Демулена, призывали безработных и голодных из предместий на защиту революции и предавали публичному поношению имена Марии-Антуанетты и графа д’Артуа, которые изгнали Неккера.

Народ с триумфом носил бюсты министра и герцога Орлеанского, атаковал и оттеснял войска принца де Ламбеска и Безенваля, разграбил дом лазаристов, освободил заключенных из Сент-Пелажи, построил баррикады и стал хозяином улиц.

Утром 14 июля он направился к Дому инвалидов, захватил там 28 000 ружей и 20 пушек и двинулся на Бастилию, которую взял штурмом, перерезал горло ее губернатору и открыл камеры.

Известие о победоносном восстании повергло двор в ужас. Всех придворных охватила паника. Каждый дрожал за свою жизнь. По Пале-Роялю гуляли списки, в которых самым знатным головам обещали топор и плаху. На первых местах стояли имена графа д’Артуа и госпожи де Полиньяк. Госпожа Кампан рассказывала, что слышала, как одна женщина под вуалью сказала: «Герцогиня еще в Версале; она как крот – роет под землей, но мы сумеем выковырнуть ее мотыгами».

Король встревожен за брата, королева за подругу. Они их умоляют уехать, потом приказывают. Мария-Антуанетта собирает для своей фаворитки все деньги, которые нашла во дворце, и в ночь с 16 на 17 июля граф д’Артуа, принц де Конде, герцог де Бурбон и герцог д’Ангьен бегут в Бельгию. Полиньяки и Водрёй бегут в Швейцарию, герцогине поручено передать Неккеру, уехавшему в Базель, что король вновь призывает его.

По настояниям Марии-Антуанетты Людовик XVI тоже задумывается о бегстве. План прост. Он поедет в Мец, под защиту войск, и вернется во главе их, чтобы покарать мятежников. Королева сожгла свои бумаги и сложила бриллианты в шкатулку. Но король, который никогда не был способен принимать самостоятельные решения, вынес этот план на обсуждение Совета, который его не одобрил. Вместо бегства король отправится в Париж, где его присутствия будет достаточно, чтобы успокоить разгоряченные головы.

17 июля он в качестве побежденного отправляется сдаваться на милость победителя. На городской заставе Байи вручает ему городские ключи. В ратуше, пройдя под сводом из скрещенных шпаг, он получает новую трехцветную кокарду – белую с цветами города красным и синим, цепляет ее на шляпу, бормочет несколько фраз, в которых изъясняется в любви к парижанам, появляется в окне и получает несколько здравиц в качестве награды за покорность.

В девять часов вечера он возвращается в Версаль, где Мария-Антуанетта уже отчаялась его увидеть, уверенная, что Лафайет, назначенный командиром городского ополчения, удержал его пленником и с ним случилось самое худшее. В момент паники она уже подумывала бежать с дофином в Валансьен, где расквартирован полк Ферзена, потом, отказавшись от этого замысла, решила, в случае несчастья, просить убежища и защиты у Собрания.

Но вот он здесь, спокойный, добродушный, проголодавшийся от волнений и поездки и теперь требующий ужин. Будучи добрым человеком, он довольно потирает руки при мысли, что по его приказу не было пролито ни единой капли крови.

Пока в Париже революционная власть оформляется, создавая Коммуну и Национальную гвардию, восстание распространяется на провинции. Все старые обиды пробуждаются, согнутые многовековым угнетением спины распрямляются. Крестьяне осаждают, разрушают и поджигают замки, бросают в огонь книги с перечнем их повинностей и грабят монастыри. Дворяне, монахи и аббаты устремляются за границу.

Собрание продолжает свою работу. В ночь с 4 августа оно отменяет феодальные права и все привилегии; чуть позже оно принимает Декларацию прав человека и гражданина. Но ни возвращение Неккера, ни эти победы, одержанные над старым режимом, не успокаивают возбуждение парижан. Они