Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

дофин, поставленный на стул, играет с волосами своей сестры.

– Мама, я хочу есть, – говорит он.

– Потерпи, мой мальчик, – отвечает королева, раненная в самое сердце этой просьбой, слабым отголоском громких криков о голоде, сотрясающих дворец.

Все присутствующие охвачены мрачным отчаянием. Снаружи мятежники начинают терять терпение, слышатся требования:

– Короля! Булочника! Мы хотим видеть короля!

Людовик XVI решается показаться. Он хочет что-то сказать, но получается какое-то невнятное бормотание, его голос заглушается ревом толпы. Крики становятся громче:

– Да здравствует нация! Короля в Париж! В Париж!

Бледный и хмурый, он заходит внутрь, и тотчас слышатся вопли:

– Королеву! Булочницу на балкон! Выйди на балкон, потаскуха!

Мария-Антуанетта взглядом советуется с Лафайетом.

– Мадам, – заявляет генерал, – одна вы можете их успокоить.

Ее бьет дрожь, она боится, собирается отказаться; но воспоминание о матери, которая одним своим появлением умела усмирять толпы, заставляет решиться. Она берет за руку сына и дочь и выходит с ними на балкон.

– Без детей! – кричат снизу одержимые. – Одна королева! Одна!

Она отстраняет дофина и Мадам Руаяль и делает пару шагов вперед, прямая в своем плаще в желтую полоску. Долгих две минуты она стоит над толпой, отбросив назад растрепанные волосы, скрестив руки на груди, подняв голову и презрительно выпятив губу. У ее ног на солнце блещет смертоносный лес сабель, пик и штыков, между которыми сверкают глаза диких хищников. Какой-то мужчина берет ее на прицел.

– Стреляй! Стреляй! – кричит женщина.

А она не шевелится, словно окаменев, открытая смерти. Ружейный ствол опускается. Повисает долгая тишина. В свою очередь выходит Лафайет, кланяется ей, целует ее руку и, подняв свою, провозглашает:

– Да здравствует королева!

Неожиданно масса народу вздрагивает, словно вода, которая вот-вот закипит, и к небу летит единый крик:

– Да здравствует королева!

Она возвращается и, подхватив на руки сына, разражается рыданиями.

Но нужно действовать и воспользоваться этой разрядкой. Собирается Совет. Людовик XVI выражает сожаление из-за того, что не уехал накануне в Рамбуйе, но он все еще колеблется. Сен-При говорит, что ради выигрыша времени королю следует притвориться, будто он уступает требованиям народа. Лафайет заявляет, что в случае отказа не сможет больше ручаться за свои войска. Король капитулирует и объявляет Совету, что переезжает в Париж.

Радость победы будоражит толпу, громом гремят крики, трещат ружейные и громыхают орудийные выстрелы. Но мятежники не трогаются с места, они ждут. Король должен отправиться в Париж не через неделю, не завтра, а прямо сейчас. И они увезут его с собой, живого или мертвого.

В час двадцать пять королевская семья спускается по мраморной лестнице и садится в большую шестиместную карету с алыми панелями. То, что осталось от двора, размешается в экипажах для свиты, и кортеж, более тридцати тысяч мужчин и женщин, трогается с места. Во главе двое мужчин несут на остриях пик окровавленные головы убитых королевских телохранителей, затем шагают национальные гвардейцы, потрясающие нанизанными на штыки буханками хлеба, вместе с рыночными грузчиками, окружающими шестьдесят телег, груженных зерном и мукой, прикрытых листвой; за ними следуют парижские гренадеры и разоруженные телохранители; рядом с королевской каретой едет Лафайет, то и дело задевающий ногой ее дверцу, а дальше другие кареты, в которых заняли места депутаты Собрания. Замыкает шествие основная часть Национальной гвардии. Вдоль всей процессии идут, меся грязь, рыночные торговки, увешанные трехцветными кокардами, другие оседлали пушки, кто-то залез на лошадей, все размахивают тополиными ветками и вопят:

– Да здравствует нация! Долой попов! Всех епископов на фонари!

Время от времени их ненависть обращается против королевы:

– Чертова мерзавка! Мы выпустим из нее кишки!

Время от времени процессия делает остановку. Участники пьют, закусывают, палят из ружей; мужчины и женщины водят хороводы, распевая:

– Мы везем булочника, булочницу и подмастерье!

Кортеж медленно ползет между раззолоченных осенью лесов, направляясь в Париж под прозрачным небом, полным тепла и света.

Ферзен едет тоже, в фиакре. Мрачный, со стиснутыми зубами, он ужасно переживает оскорбления, унижения и муки, которые претерпевает его любимая женщина. Он следит взглядом за действиями толпы, его уши ловят угрозы, выкрикиваемые этой рванью в адрес королевы. Сжав эфес шпаги, он готов броситься на ее защиту, отдать жизнь ради ее спасения.

Вечером, после семичасового пути, Байи, мэр Коммуны, встретит короля на заставе Конферанс и скажет ему, вручая на золотом блюде ключи от города:

– Какой прекрасный сегодня день, сир: парижане вновь завоевали своего короля и его семью!

Глава III. Ожидание и переговоры

Пока Собрание, проголосовавшее за свой переезд в Париж, обустраивалось в залах архиепископского дворца, королевская семья, отныне пленница, расположилась во дворце Тюильри, среди рабочих, производивших в нем необходимые починки. Нежилой с 1665 года дворец пребывал в состоянии неописуемого запустения. В открытых всем ветрам залах гнездились летучие мыши и совы, которых следовало выгнать.

Людовик XVI с дофином поселился на первом этаже, в трех комнатах, выходивших на двор. Мария-Антуанетта заняла апартаменты рядом с мужем. На антресолях находился кабинет географии и библиотека, на втором этаже – спальни короля и дофина, комната для заседаний Совета и апартаменты Мадам Руаяль. Внутренние лестницы позволяли членам королевской семьи легко сообщаться между собой.

Это удобство было ценно для них тем, что хотя бы частично выводило из-под слежки, объектами которой они стали. Король, чтобы потрафить народу, распустил своих телохранителей и заменил их национальными гвардейцами, преданными революции.

Лихорадочное возбуждение Парижа, казалось, стихло, как будто присутствие монарха среди жителей города придало им уверенность в том, что их несчастья закончились. Действительно, цены на хлеб стали снижаться, продовольственное снабжение улучшилось. Мария-Антуанетта актами благотворительности пыталась смягчить сердца бедняков. Она приказала выкупить из ломбарда все вещи, чья цена не превышала луидора, и выпустить на свободу четыреста отцов семейств, посаженных за долги кормилицам. Наконец, враг двора, герцог Орлеанский, был отправлен с миссией в Лондон.

Мало-помалу жизнь королевской семьи налаживалась. Дважды в неделю они устраивали игру и иногда, по воскресеньям, обед для приближенных. Лишенный физических упражнений Людовик XVI толстел. Он проводил время в географическом кабинете или в слесарной мастерской, которую приказал оборудовать рядом с кабинетом.

Мария-Антуанетта выходила лишь в церковь на мессу или совершить, под враждебными взглядами и насмешками толпы, короткие прогулки по террасе замка. Остальную часть дня она проводила в разговорах с принцессой де Ламбаль и госпожами де Мако, де Грамон, д’Оссон и герцогиней де Турзель, новой воспитательницей Детей Франции. Она занималась обучением сына и дочери, после обеда играла с мужем на бильярде и занималась вышиванием.

В этом унылом существовании, над которым тяготело мрачное будущее, у нее было единственное утешение, единственная радость: