Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

все поняла без слов.

– Аксель, – говорит она, – иди сюда…

Держась за ее руку, он следует за фигурой в белом к замку. И вдруг хватает молодую женщину и поднимает на руки. Он чувствует, как под тонкой тканью начинает волноваться ее послушное тело, и уносит ее в ночь, которая смыкается за ними, в ночь, где до самого рассвета не будет места для прошлого и будущего.

Глава IV. Мирабо и Мария-Антуанетта. Свидание в Сен-Клу

Она наконец согласилась принять того, кого аристократы называли «монстром с кабаньей мордой», а рыночные торговки – «наша матушка Мирабо». Встреча, назначенная на 2 июля, в ночь, была из осторожности перенесена на 3-е, на половину девятого утра.

Она ждала его на холме в Сен-Клу, на месте, где сходятся садовые аллеи. Верный слуга пошел встречать его у калитки, через которую каждый вечер приходил Ферзен, и привел к ней. И вот они стояли лицом к лицу.

Несколько мгновений они молча рассматривали друг друга. Он, склонившийся перед ней в поклоне, походил на приготовившегося к прыжку хищника. Мария-Антуанетта, бледная и дрожащая, с отвращением смотрела на человека, поколебавшего трон. С вымученной улыбкой на губах она подошла ближе. Перед этой красивой и величественной женщиной, идущей ему навстречу, он отступил на шаг и распрямился. Тогда она рассмотрела его полностью: высокий, массивный, растрепанный, одетый в плохо сидящий немодный камзол, на котором блестели огромные пуговицы из самоцветов. На квадратных плечах сидела огромная голова, лицо поражало некрасивостью, настоящая львиная морда, а густая вьющаяся шевелюра как грива.

– Месье, – сказала она, – по отношению к заурядному врагу, решившему уничтожить монархию, мой демарш был бы неуместен, но когда обращаешься к Мирабо…

Он поклонился и заговорил, и Мария-Антуанетта тотчас вздрогнула от удивления: из этого грубого тела, из этой чудовищной и отвратительной головы изливался четкий, звонкий, мелодичный голос с широкими, ласкающими модуляциями. Этот голос проникал в молодую женщину и проходил по ее нервам, словно смычок по струнам скрипки.

– Мадам, – сказал он, – какое бы мнение обо мне вы ни имели, каким бы странным ни показалось вам мое появление здесь, я заклинаю вас верить мне; мой порыв чист, а моя преданность вам безгранична.

– Мне это говорили, месье де Мирабо, и я хочу, чтобы факты как можно скорее убедили меня в этом.

– Я бы желал, чтобы вы могли прочесть это в моем сердце. Я знаю, как трудно доверять человеку, которого давит его прошлое, но этот человек, мадам, в данный момент жестоко страдает из-за недоверия, вызываемого ошибками его молодости.

– Согласитесь, месье де Мирабо, что вы причинили нам немало зла.

Он опустил свои серые глаза, в которых дремало двойное пламя.

– Необходимого зла, мадам. До сих пор у революции было немало жертв, но их число было бы много больше, если бы мне не удавалось многократно останавливать патриотов, раздраженных колебаниями короля и той неспешностью в признании завоеванных свобод.

– Согласна, но будьте уверены, что король смирился с потерями, причиненными ему революцией. У него нет никакого желания восстанавливать свою власть в полном объеме, как было раньше.

– Это язык разума, мадам, но сейчас самое время довести это до всеобщего сведения, и, главное, важно, чтобы поступки его величества соответствовали его словам. – Он сделал паузу, потом продолжил медленнее, чтобы лучше подчеркнуть важность своих слов: – Мадам, я хочу прежде всего рассеять недоразумение между нами… Я не продаюсь. Если я принял ваши деньги, то лишь для того, чтобы обеспечить себе независимость, а своей работе свободу. Я хочу лишь служить королю, но при условии, что он примет то, что справедливо и разумно. Я не разрушитель, мне отвратительны акты насилия, но надо быть слепым, чтобы не видеть, что прежнее положение вещей отжило свое. Народ хочет иметь в государстве свое место, и вы ему его дадите по доброй воле, из страха, что он возьмет его силой.

Брови Марии-Антуанетты сдвинулись. Ее раздражал такой язык, в котором проскальзывали скрытые угрозы, как неприятен был человек, мягко говоривший ей грубые вещи и разговаривавший с ней, как с равной.

– Я думаю, – сказала она, – что мы найдем защитников и помимо вас.

Ответ был хлестким:

– Меньше, чем вы думаете, мадам; до сих пор король не умел выбирать, он разочаровал своих сторонников, он настроил против себя противников, а сейчас ситуация такова, что, если вы не станете во главе революции, не сдержите поток, направляя его в нужное русло, он просто сметет вас. Очень скоро вы ничего не сможете сделать, а он потащит вас в бездну…

Мария-Антуанетта вздрогнула и опустила голову.

– А если и так, месье де Мирабо, что же мы можем сделать? Вы не можете не знать, что любые наши шаги вызывают подозрение.

– Конечно, и это недоверие – главная преграда, которую следует сокрушить. Мадам, я долго раздумывал над способами вытащить вас из плачевного состояния, в котором вы находитесь, и пришел к убеждению, что только вы можете обеспечить спасение трона.

– Я?

– Глубоко проникнитесь этой мыслью: вы спасете вашу жизнь, только если сохраните корону… значит, вы должны сохранить корону.

– Но я всего лишь королева!

– Умоляю вас простить мне мою искренность, мадам, но вы, как и я, знаете, что король слаб, нерешителен, неспособен править. Необходимо, чтобы вы заняли его место и были энергичной ради него. Прежде всего, окружите себя надежными и решительными людьми. Отправьте в отставку Неккера, этого банкирчика с узким мозгом, воображающего, что он спасает Францию своими методами мелкого лавочника. Избавьтесь от всех ваших министров, они слабы и бездарны; призовите людей, которые не побоятся противостоять демагогам. Да, и главное: остерегайтесь Лафайета, отдалите его от себя, это честолюбец, который спит и видит, как бы повторить судьбу генерала Вашингтона.

Молодая женщина испугалась:

– Как, по-вашему, мы в это время сможем принять подобные меры? Вы отлично знаете, что нас тотчас же убьют.

Мирабо упрямо покачал большой головой.

– Поэтому вы должны действовать хитро и осторожно. Вам не придется бояться народной ярости, если вы назначите министров-якобинцев. О, не бойтесь! Они станут действовать в контакте с вами. Королевская власть имеет еще достаточный авторитет, а королева так красива и величественна, что они не могут не стать на вашу сторону, когда узнают вас поближе.

Мария-Антуанетта вздохнула:

– Боюсь, граф, что вы строите иллюзии относительно моей власти.

Они посмотрели друг другу в лицо, и она прочла в его глазах, что в данное мгновение он восхищается ею как женщиной больше, чем как государыней. Она догадалась, что этот человек, покоривший