Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

Луи, – возмущенно воскликнула королева, – как вы можете думать о еде, когда мы готовимся подвергнуть наши жизни опасности!

– Успокойтесь, сир, – ответил Ферзен; при этом уголки его губ немного скривились в презрительной усмешке, – я собственноручно положил в кофры тушеную говядину, холодную телятину и шампанское. Идем дальше… В восемь часов я буду в Пале-Рояле; Мутье, Валори и Мальден, как только покинут вас, присоединятся ко мне.

– Полагаю, – заметила Мария-Антуанетта, – что господина де Мальдена мы оставим при себе. Он может нам пригодиться, чтобы проводить до места, когда мы выйдем из дворца.

– Но куда вы его денете до того момента?

– Я его спрячу в шкаф, – решил Людовик XVI.

– Хорошо! Мне будет достаточно Мутье и Валори; я отправлю их к Кроуфорду с моим кучером Бальтазаром и пятью лошадьми. Они запрягут карету и перегонят ее к заставе Сен-Мартен. Сам же я в десять часов, переодетый кучером, буду на Королевском дворе с маленьким крытым экипажем. Я схожу за госпожой де Турзель и детьми во Двор принцев и начиная с одиннадцати часов буду ждать вас двоих и Мадам Елизавету на углу улицы Эшель, напротив дворца Гайарбуа. Вы не перепутаете?

– Я все прекрасно поняла, в одиннадцать часов мы будем на улице Эшель, – повторила Мария-Антуанетта. – Но как быть с горничными?

– Вы по-прежнему намерены взять с собой госпожу Невиль и госпожу Брюнье? Вы их предупредили?

– Пока еще нет, я жду последней минуты, когда мы разбудим детей… Вы возьмете этих женщин с собой?

– В экипаже у меня для них не будет места; но в половине седьмого им достаточно будет просто выйти из дворца; желтый кабриолет с тремя лошадьми будет стоять на набережной Опера, возле бань Гиньяра; они сядут в него, и их отвезут в Клэй, где вы их найдете завтра утром.

Людовик XVI подошел к шведу и протянул ему руку.

– Господин Ферзен, – сказал он, – вы наш спаситель. Что бы ни случилось, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали… До вечера!

Он вышел. Едва дверь за ним закрылась, Мария-Антуанетта бросилась в объятия Ферзена и разрыдалась.

– Аксель, – простонала она, – я так больше не могу.

Он прижал ее к себе, пощупал кисти рук, потом лоб.

– Боже мой! – сказал он. – Вы вся горите и дрожите! Вам надо взять себя в руки, любимая! Подумайте о том, что вам понадобится все ваше спокойствие, все мужество…

– Будьте снисходительны, Аксель; если бы вы знали, каких усилий над собой мне стоит держать себя в руках! Какую отвратительную комедию мне приходится играть! – Она жалко улыбнулась и продолжила: – Это меня отвлекает от тех, что мы играли в Трианоне… Сегодня утром я, как обычно, пошла к мессе, затем мы все вместе завтракали. Когда вы уйдете, я отведу детей в сад Бутен, в Тиволи, где они погуляют, а по возвращении отдам распоряжения на завтра. Любое изменение в наших привычках могло бы вызвать подозрения… Наконец-то мы вырвемся отсюда! Я здесь задыхаюсь, и иногда мне кажется, что я предпочла бы умереть, чем оставаться здесь и дальше…

– Наберитесь терпения, – посоветовал он. – Через несколько часов вы будете свободны.

– Не смотрите на меня так, Аксель, я страшная… да, я знаю, что говорю… Вот взять хотя бы мои белокурые волосы, которые вам так нравились, – они каждый день понемногу седеют… Не верите? Смотрите… – Она приподняла локоны и показала совершенно седые корни. – Видите, что они со мной сделали.

– Любимая, неужели вы думаете, что мне необходимо, чтобы ваши волосы оставались белокурыми, чтобы любить вас? Верьте мне, скоро уже никто не заставит вас больше страдать, я буду рядом с вами, и мы снова будем счастливы.

Он осторожно укачивал ее, как маленького ребенка, который никак не хочет засыпать, и чувствовал, что ее тело, прижимающееся к нему, постепенно расслабляется, успокаивается.

– Аксель, – прошептала она, закрыв глаза, – вы правда не боитесь?

– Нисколько… Однако должен вам признаться, что вчера испытал сильный страх. Я обкатывал большую карету на Венсеннской дороге, мчался во весь опор, гоня шестерку лошадей, как вдруг встретил герцога Орлеанского, прогуливающегося с госпожой де Бюффон…

Напуганная Мария-Антуанетта высвободилась.

– Его? – воскликнула она. – Если он что-нибудь унюхал, мы погибли… И что вы сделали?

– Я посчитал благоразумным остановиться. «Вы сошли с ума? – спросил меня герцог. – Гоняя так, вы сломаете себе шею!» – «Не хочу, чтобы моя карета сломалась по дороге», – ответил я. «Она очень большая, – заметил он. – Вы, часом, не намереваетесь похитить весь хор Оперы?» – «Нет, монсеньор, я оставляю его вам…»

Не слишком успокоенная, Мария-Антуанетта настаивала:

– Он больше не задавал вам вопросов? Он не нашел странным…

– Он посмеялся, и мы тут же расстались. Не бойтесь, моя королева, все пройдет превосходно… Кстати, Шуазёль уехал?

– В два часа, вместе с Леонаром.

Ферзен нахмурил брови:

– С Леонаром? Зачем он вам понадобился?

– Он везет мои бриллианты и парадное одеяние короля.

– Вам следовало бы выбрать кого-нибудь другого, этот фигаро слишком болтлив.

Мария-Антуанетта покраснела и опустила голову:

– Он ведь еще и мой парикмахер, Аксель, вы забыли? Вы меня разлюбите там, если я не буду носить красивые прически…

Ферзен восхитился тем, что даже в этой полной опасностей ситуации она сохранила свое кокетство.

– Простите, – сказал он, – но я никому не доверяю. Я бы хотел в одиночку спасти вас… А сейчас я должен вас покинуть… Ах! Я отдал бы десять лет жизни за возможность сопровождать вас!

– Король этого не захотел, и он был прав. Я бы дрожала за вас из-за опасностей, которым вы бы подвергались. Если бы нас схватили, что с вами стало бы? А потом, если наша попытка провалится, кто нам поможет с воли? Вы отлично знаете, что вы мой единственный друг.

– И у вас никогда не будет более преданного, Антуанетта.

Он замолчал, заколебавшись, стоит ли произносить слова, казавшиеся ему святотатством, но при этом необходимые.

– И все же… если случится беда, что нужно делать?

– Езжайте в Брюссель, найдите Мерси и заставьте воздействовать на державы, чтобы они добились нашего освобождения, добром или силой.

– О! – воскликнул он. – Я переверну весь мир, но спасу вас.

– Аксель, – с жаром сказала королева, – моя жизнь очень печальна, но в моих бедах я счастлива тем, что своей свободой и, возможно, жизнью буду обязана вам.

Она взяла со стола легкий сверток и подала ему:

– В этой коробочке лежат портрет, который вы мне подарили, и прядь ваших волос; это самое ценное, что у меня есть. Я не могу взять их с собой; вручаю их вам, вы мне их