Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов

открылась дверь, и кто-то вошел. Княжна ровным шагом двинулась навстречу вошедшему, тот сел на стул, стоявший во главе стола, а Княжна склонилась перед ним и что-то говорила, показывая в ее сторону. Лена понимала, что они говорят по-английски, но с большого расстояния и с закрытыми пленкой ушами слов разобрать не могла. Английский на протяжении всех ее школьных лет был любимым и самым удачным для нее предметом. Если она что-то и не могла сказать, то понимала английскую речь до последнего слова.

Пришедший встал из-за стола, и они вместе с Княжной пошли в ее сторону. Теперь он сел на последний стул за столом, она стояла рядом. Это явно был наследник. Внешность у него была совсем не пугающая, но во всех отношениях интересная. Лет ему было неполных 30, стройного, если не сказать худого, телосложения, блондинистый, с прической в стиле, который принято называть унисекс. Серый пиджак с голубой искрой был украшен бордовой бабочкой, с пиджаком хорошо смотрелись черные брюки-дудочки и бордовые лакированные туфли. Если бы Лена не знала, кто перед ней, то, возможно, и не подумала бы, что смотрит больше на девочку, чем на мальчика. Они вновь заговорили на английском. Наследник просил, чтобы претендентка себя показала. Лена прошлась по ниточке: пять шагов вперед и пять шагов назад. Тому явно было приятно, что его поняли без толчка и подпихивания Княжны. Он обратился к Лене напрямую, попросив повторить, потом встал, обошел ее вокруг, и сзади, как показалось Лене, попытался потрогать ее пальцем. Вернулся к столу, сел на стул, сложив ногу на ногу, взял в руку ладонь Княжны, посмотрел ей в глаза и сказал, что посмотрев эту девицу, он еще больше стал понимать женщин-женолюбок. Он встал, еще раз глянул в сторону претендентки и бодро исчез в той двери, через которую и пришел.

Княжна показала Лене перстнями на ее двери, ясности не наступило. Лену переодели молча и провели в тот же самый гостиничный номер. Вокруг все, вроде как, замерли, ожидая дальнейших распоряжений Княжны, и они наступили. Программа кастинга закрывается, всей обслуге предписывается исполнять возложенные на каждого обязанности. Лена еще даже не осознала, что произошло, а в номер уже начали забегать люди с линейками и сантиметрами. Ее тщательно обмеривали, и целиком, и по частям тела, что-то записывали, разговаривали почтительно, стараясь ее не утруждать. Лена поняла одно: что все это не портные, шить ничего не будут, а будут подбирать для нее лучшие брендовые вещи, в которых она должна будет появиться в медиа-пространстве. Наконец прибыли Дюймовочки и оттеснили ее от этой сопящей толпы. Втроем они сели в лифт и поднялись в пентхаус, здесь был панорамный ресторан с замечательным видом на город. Девчонки были какими-то скованными и не очень разговорчивыми, они лишь дали понять, что у нее теперь статус, а что это такое, ей скоро станет ясно.

***

Москва встретила приветливо, рынок арендованных квартир был как всегда широк и разносторонен в географии. Устроились недешево, но удобно, работать она собиралась, как всегда, на выездах, чтобы не светить свое место обитания. С Павликом все получалось проще и денежнее, он мог быть и мальчиком, и девочкой, только клиент почему-то стал жаднее, и у таких жадных Поли всегда выискивала возможности взять без спросу, и фарт не оставлял ее. Павлушка долго не мог привыкнуть к такой активной жизни, по улицам ходил – озирался, но работал добросовестно, с огоньком. Так продолжалось год. В начале следующей осени в «Космосе» Поли развела одного «жирного гуся», утащив у него по одной из своих схем гоманок с кредитными карточками. Как выяснилось потом, тот «гусь» был шишкой в дипломатической службе, а в портмоне у него, кроме кредиток, был еще пропуск в одно известное здание в Лэнгли. Интерпол принял Поли уже на второй день. Павлик тогда был в соседнем номере с другим клиентом и потому не попался. На Поли нашли еще шесть эпизодов, и она поехала зимовать в Коми.

Павлик впал в панику, и в первую очередь от того, что денег не было ни копейки. Поли все прятала по разным нычкам, и найти их не представлялось никакой возможности. Его выгнали из квартиры, он помыкался и пошел к сутенерам. Там работы было много, а денег мало и, обокрав однажды клиента, Павлик пересилил свой страх, сел в самолет и двинулся к родным берегам, туда, где, как он считал, у него есть свой кров над головой. Добирался долго, в аэропорту пересадки опять же пытался обворовать похотливого таксиста, не получилось – попался. Отсидел в тамошней «допре» два месяца. Ничего не доказали и пнули его на улицу, так что в родной город он добрался уже весной. Он выглядел и пах уже неприятно. Как-то незаметно Павлик очень полюбил водку, она хорошо помогала в работе, но в последнее время водка была другая, да и собутыльники случайные, внешне не очень свежие. В те годы оборванцев подобного вида было очень много.

По приезду он сразу, конечно, отправился к поварихе, там какой-то юноша шумно, по-молодецки, колол дрова. Сама повариха в том же застиранном халате резала на плов морковку. Она притворилась, что сразу его и не признала, потом захлопотала, усадила на скамейку, с печки взяла сковородку с недоеденными вчера шашлыками и поставила перед Павликом. Тот тупо уставился в сковородку. Последнюю неделю его очень настойчиво преследовал огонь. Он то был холодный, какой-то траурный, то нестерпимо жег, заставляя его выкрикивать и пугать окружающих, то струями полз по его телу, и Паша даже пытался с ним разговаривать, но он молчал. Вот и сейчас сковородка была полна огня, он потихоньку выплескивался и тек на стол тонкими ручейками. Павлик схватил стоящий чайник и стал его заливать. Повариха не на шутку испугалась и, причитая, выставила ему «Улыбку». Павлик пил из стакана и бормотал, что приехал навеки поселиться в своей квартире и пойти по специальности. Повариха слушала его, чтобы немедля доложить куда следует. Тут за это время много что изменилось, и все в лучшую сторону. Хозяин, конечно же, стал депутатом, да еще и председателем Общественного совета при мэре-коммунисте. С такими-то должностями у хозяина, конечно, был свой нотариус, который сочинил такие бумаги, по которым Паши и рядом не стояло. Огонь опять вернулся, и Павлик опять пытался его тушить. Допив бутылку, рухнул вдоль скамейки и уснул. Утром его разбудил участковый с готовым постановлением об отправке гражданина Ломова на принудительное лечение от алкоголизма. Его затолкали