Красная Страна - Джо Аберкромби

— Каким раньше было это место? — пробормотала Шай, у которой шея заболела от смотрения вверх.

— Чистым, надо полагать, — сказал Ламб.

Лачуги росли вокруг этих древних колонн, как буйные грибы из стволов мертвых деревьев. Люди строили на них шатающиеся леса, вырезали наклонные подпорки, вешали веревки с крыш и даже перебрасывали дорожки между ними, вплоть до того, что некоторые лачуги были полностью скрыты под этими корявыми конструкциями и, казалось, превратились в кошмарные корабли, стоящие на тысячи миль вокруг, украшенные факелами, фонариками и яркой рекламой всех мыслимых пороков; все такое ненадежное, что можно было видеть, как здания шевелятся, когда дует ветер.

Остатки Сообщества пробирались дальше своими путями, открылась долина, и настроение в городе перешло во что-то среднее между оргией, бунтом и вспышкой лихорадки. Гуляки с дикими глазами летели, открыв рот, на все это, стремясь веселиться на всю катушку до восхода, словно с утра жестокость и дебоши прекратятся.

У Шай было чувство, что не прекратятся.

— Это как битва, — проворчал Савиан.

— Но без сторон, — сказала Корлин.

— Или победы, — сказал Ламб.

— Лишь миллион проигрышей, — пробормотал Темпл.

Люди ковыляли и шатались, хромали и крутились; их походки были гротескными или комическими; упившиеся сверх меры или искалеченные на голову или тело, или полубезумные от долгих месяцев, которые проводили, копая в одиночку в высокогорьях, где слова были лишь памятью. Шай направила лошадь вокруг мужика, брызжущего во все стороны и на свои голые ноги; его штаны были в грязи до лодыжек, в одной качающейся руке был член, а другой он с трудом держал бутылку.

— Где черт возьми ты начнешь? — услышала Шай, как Голди спрашивает сутенера. Он не ответил.

Конкуренция была скромной, ага. Женщины всех форм, цветов и возрастов, сидели, развалившись, в национальных костюмах разных народов и демонстрировали плоть акрами. Гусиную кожу в основном, поскольку погода становилась прохладной. Некоторые ворковали, жеманно улыбались, посылали воздушные поцелуи; другие в свете факелов визжали неубедительные обещания насчет качества их услуг; остальные отвергали даже такую скудную нежность и демонстрировали бедра вслед проезжающему Сообществу с самыми воинственными выражениями. Одна спустила пару качающихся покрытых венами сисек через перила балкона и кричала:

— Как вам они?

Шай подумала, что они смотрелись так же трогательно, как пара прогнивших окороков. Впрочем, никогда не знаешь, что зажжет огонь в разных людях. Один мужик жадно смотрел вверх, рука впереди его брюк отчетливо дергалась, другие шагали мимо него, будто дрочить посреди улицы обычное дело. Шай надула щеки.

— Я бывала в разных отстойных местах, и делала всякое отстойное говно, когда была там, но никогда не видела ничего такого.

— Я тоже, — пробормотал Ламб, хмуро глядя вокруг, с одной рукой, лежащей на рукояти меча. Шай казалось, что она часто там лежит в последние дни, и ей там уже вполне комфортно. Поверьте, он не был единственным со сталью в руке. Аура угрозы была такой плотной, хоть жуй, банды мужиков с уродливыми лицами и уродливыми целями торчали на крылечках, вооруженные до зубов, нацеливая угрюмые жесткие взгляды на группы, с видом ничуть не лучше на другой стороне дороги.

Когда они остановились, чтобы подождать, пока рассосется затор, головорез с излишне большим подбородком и почти безо лба подошел к фургону Маджуда и прорычал:

— Вы на какой стороне улицы?

Маджуд, совершенно не склонный к спешке, подумал мгновение перед ответом:

— Я купил участок, на котором намерен открыть бизнес, но до тех пор, пока я его не увижу…

— Он говорит не об участках, болван, — фыркнул другой головорез с такими засаленными волосами, что он выглядел, будто обмакнул голову в холодное рагу. — Он имеет ввиду, вы на стороне Мэра или Папы Ринга?

— Я здесь чтобы делать дело. — Маджуд дернул поводья и фургон покатился. — А не чтобы выбирать стороны.

— Только одна вещь ни на какой стороне улицы, это стоки! — крикнул Подбородок ему вслед. — Хочешь отправиться нахуй в стоки, а?

Дорога стала шире и все еще была забита — прямо кишащее море навоза; и даже еще более высокие колонны были над ним; а впереди, где равнина делилась на две части, в склоне холма были вырезаны руины древнего театра.

Свит ждал возле вытянувшегося массивного здания, выглядевшего, словно сотня лачуг, стоявших одна на другой. Будто какой-то оптимист захотел его покрасить известкой, но сдался на полпути, оставив остальную часть медленно облезать, словно гигантскую ящерицу посреди линьки.

— Это «Торговый Центр Романтики Папы Ринга. Песни и Мануфактура», известный так же как Белый Дом. — Свит проинформировал Шай, когда она привязала лошадь. — А там, Церковь Игральных Костей, принадлежащая Мэру. — И старый скаут кивнул через ручей, разбивающий улицу на две, служивший одновременно питьевой водой и канализацией. Посередине были камни для перехода, мокрые доски и импровизированные мосты.

Мэр расположился в руинах какого-то старого храма. Это был набор колонн с половиной покрытого мхом фронтона наверху, а прорехи были забиты безумным наслоением досок, чтобы посвятить это место поклонения совершенно другим идолам.

— Хотя, если быть честным, — продолжил Свит, — они оба предлагают еблю, выпивку и азартные игры, так что различие по большей части в названиях. Пойдемте, Мэру не терпится встретиться с вами. — Он отошел назад — чтобы мимо прогромыхал фургон, поливая грязью из-под его задних колес все вокруг — а затем направился через улицу.

— А мне что делать? — крикнул Темпл, все еще сидящий на муле с паническим видом.

— Осматривай достопримечательности. Полагаю, для проповедника материала хватит на всю жизнь. Но если тебя соблазняет пример, не забудь про долги! — Шай перешла дорогу вслед за Ламбом, пытаясь выбирать самые твердые места, поскольку грязь грозила засосать ее сапоги; мимо монструозного валуна, который, как она поняла, был головой упавшей статуи, половина лица которой потонула в грязи, а другая все еще смотрела изрытым хмурым взглядом, полным величия; затем поднялась по ступенькам мэровой Церкви Костей, между двумя группами хмурящихся головорезов и вышла на свет.

Жар ударил в лицо; от потеющих тел стояла такая вонь, что Шай — привычная к немытости — на мгновение почувствовала, что может в ней утонуть. Огни горели высоко, и воздух был затуманен их дымом, и дымом чагги, и дымом от дешевых ламп, в которых с шипением и свистом горело дешевое масло, и ее глаза начали слезиться. Испачканные стены, наполовину свежесрубленный лес, наполовину покрытый мхом камень, сочились влагой от отчаянного дыхания. Вверху, в углублениях над толпящимися людьми, была дюжина наборов пыльных имперских доспехов, должно быть принадлежавших какому-то древнему генералу и его охранникам; благородное прошлое в безликом порицании смотрело вниз на жалкое настоящее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});