Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин

ней, – не ярче чем что-либо другое свидетельствует о живущем уже в ней материнском инстинкте?

С нравственным правилом правдивости так же тесно связано нравственное правило серьезности, как и с принципом совести принцип самосовершенствования – интеллектуального, эстетического и морального. Невозможно сберечь в себе совесть, не развивая ее на практике в процессе неустанного самосовершенствования. Выше уже говорилось о том, что женщина, как правило, серьезнее относится к жизни, нежели мужчина. И это понятно: серьезность – родная сестра правдивости. Эту серьезность мы наблюдаем в женщине буквально с младенческих лет. Так же как на расстоянии мы безошибочно узнаем мальчика или девочку, узнаем их по одной только походке или осанке, так же вблизи они различаются уже одною только серьезностью выражения лица и серьезностью же манер. А в школе разве девочки не отличаются прилежанием несравнимо бо́льшим, нежели мальчики. Достаточно посмотреть, как дурачатся мальчишки в метро и как чинно ведут себя девочки, когда и те и другие в сопровождении педагога отправляются на очередную экскурсию, чтобы в этом воочию убедиться. Нельзя отрицать, что и правдивость и серьезность теснейшим образом связаны у девочек (как и у женщин вообще) с их исконной женской стыдливостью: им просто стыдно лгать и им просто стыдно легкомысленно себя вести. Девушку мы вообще не мыслим себе иною, как серьезною. А вот о женщине нередко говорят как о существе легкомысленном. Но это так же неосновательно, как когда говорят о ней, что она лживое существо. За легкомысление в этом случае принимают по преимуществу легковерность, а это далеко не одно и то же. Легковерия и в самом деле встречаем у женщин больше, чем у мужчин, но именно потому, что оно почти нераздельно с правдивостью: будучи правдива сама, женщина естественно склонна усматривать эту черту (правдивость) и в других, пока не разуверится в этом на деле. Но как ранит ее при этом разочарование! Как существо нежное, женщина очень и очень ранима, и потому предельно бережное к ней отношение – первый показатель настоящего мужского такта.

Как нравственное правило, серьезность составляет необходимую душевную атмосферу для образования себя в духе этического принципа самосовершенствования. И женщине, уже от природы склонной к подобной серьезности, быть может легче, чем мужчине, встать на тернистый путь неуклонного совершенствования себя как человека. Как бы мало ни была развита та или иная женщина, но и у нее хватит ума, чтобы понять, что ее телесная красота, заботу о которой она считает чуть ли не первейшею своею заповедью, ибо красота и женственность для нее синонимы, должна вмещать в себе и высоконравственный дух, или же она, красота фигуры, останется втуне, если и не превратится в настоящее уродство, контрастируя с нравственным убожеством, с нищенством духа. Красивая внешне женщина, но бессодержательная внутренне, не выглядит привлекательной – в отличие от красивой куклы. И очень редко сознательно пренебрегает женщина от нее самой как от человека зависящим образованием себя в интеллектуальном, эстетическом и моральном отношении. Ни одна женщина, какой бы красавицей она ни слыла (а ведь о красоте, естественно, судят прежде всего по внешности), и тем более, если она слывет красавицей, не захочет слыть глупой (невежественной), лишенной эстетического вкуса или исполненной зла. Это, кстати, лишний довод против распространенного представления о «демонической» красоте: так же как красота гармонирует с благом, она дисгармонирует со злом. Если бы это не от нее самой зависело, женщина, быть может, и устрашилась трудностей, с таким самообразованием связанных, но ведь способность к безграничному самосовершенствованию – отличительнейшая способность человека, и пренебречь этой способностью женщина как существо изящное по натуре еще менее в состоянии, чем мужчина. Каждая женщина не иначе как болезненно, – в той или иной степени, разумеется, – ощущает кричащий и противоестественный по природе разрыв между красотой тела и уродством духа, – вернее, уродством души (душевным уродством), ибо духовное, нравственное, и уродливое – вещи несовместимые. Вот почему она так настойчива в своем умственном, художественном и моральном развитии. И чем женственнее она, тем настоятельнее в ней потребность «в просвещении быть с веком наравне». Ибо такое стремление быть с веком наравне во всех областях культуры – и в науке, и в литературе, и в искусстве, в высшей степени свойственное каждому мало-мальски думающему человеку, у мыслящей женщины (а уже одна красота ее обязывает ее к этому!) делается, я бы даже сказал, жгучей, жизненной, насущной потребностью. Во всяком случае в общекультурном отношений вы чаще встретите образованную женщину, чем образованного мужчину. Не следует только отождествлять образованность с ученостью. Перефразируя слова поэта можно бы сказать: Ученым можешь ты не быть, но образован быть обязан. Приходится же с сожалением констатировать, что как не всегда образованный человек учен (в той или иной специальной области), так и ученый далеко не всегда образован: досконально, быть может, разбираясь в своей специальности, он нередко обнаруживает редкое невежество в более или менее далеких от последней областях знаний. Эта опасность разрыва между ученостью и образованностью особенно велика в наше вреда, время крутой научно-технической революции, бесконечного умножения, углубления и специализации знаний, и поэтому о ней следует сказать во весь голос.

Конечно, каждое новое движение вперед научного знания в многоразличных областях открывает всё новые связи между самыми разнородными явлениями, открывает, следовательно, новые связи и между самыми различными отраслями знаний, оно одновременно, как это ясно само собой, делает все более затруднительной насущную задачу овладения, даже в самом общем виде, всею совокупностью знаний. И в этой обстановке требуется прочная философская основа для самой возможности создания каждым для себя научной картины мира. И следует с великим чувством благодарности к создателям этой философской основы сказать, что она существует, развивается и углубляется непрерывно: это философская основа марксизма-ленинизма – диалектический и исторический материализм. Не будь ее – этой последовательно научной и революционно-критической философской основы, как не захлестнуться в том обилии знаний, которое принес с собою век теории относительности и кибернетики, атомной энергии и электроники, космонавтики и биохимии. Я не говорю уже о том, что образованность в широком смысле, или, что то же, в собственном смысле, предполагает, кроме умственного, еще и художественного, а также – и это, конечно, главное – морального развития. Отличительная особенность образованности – разносторонность и многосторонность, даже если речь идет об одном лишь узкоумственном развитии. Образованный человек и в этом узком значении слова – тот, кто в курсе основ наук своего времени, к какой бы области знаний эти науки ни относились, к естествознанию или обществознанию. Образованность, как это ясно каждому, не есть нечто