Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

Спустя несколько дней утопленника обнаружили местные рыбаки. Пришли вытаскивать сети ан вместе с карасями вытащили мертвеца. Запутался, бедолажка. Скоро выяснилось, жил он один, звали Серегою. Выпить любил, подворовывал с огородов, не без этого. А так, парень безобидный, просто, не повезло…

Участковый с местными властями, комендантшей села и почтальонкой, пришел к дому, где жил Серега. Пошарил повсюду, наконец, где-то под крыльцом, в укромном уголке нашел ключ. Замок быстро поддался. Взошли. Дом состоял из двух комнат и кухни. Старая пыльная мебель кривилась по углам, ободранные обои висели клочьями, печь кое-где потрескалась, в простенке висело старинное мутное зеркало, вообще, комнаты имели заброшенный вид, будто тут давным-давно никто и не жил.

После недолгих поисков по шкафам обнаружились документы и письма, пришедшие разобрали адрес брата утопленника, все, что нужно из бумаг забрали и ушли, закрыв дом, как и положено. Ключ с собой забрал участковый. Брат жил неподалеку и после телеграммы отбитой ему в соседний городок, в Ростов Великий, прикатил, расстроенный, организовал похороны, за все, что потребовалось, заплатил, покрутился еще с документами на дом. Покойник оказался неожиданно прозорливым и составил еще при жизни завещание. Все имущество, а стало быть, дом отписал на брата.

В общем, суть да дело, брат пока укатил, работа да дела, а в пустом доме стало твориться безобразие. Соседи часто слышали по ночам звон бутылок и пьяный голос, распевающий всякие песни, сообщали, конечно, участковому. Он днем приходил, толкался в закрытую дверь, обходил кругом дом, задумчиво изучая запертые окна, вглядывался в заколоченный чердак, крутил головой, вздыхал: «Чудеса!» и уходил, пожав в недоумении плечами. Наконец, вечные жалобы ему надоели, и он засел на всю ночь в кустах сирени, что росла напротив дома, наблюдать, к чему и как, решил сам во всем разобраться. И вот, когда даже неустанно зудящие над ухом комары перестали доставать его, когда незаметно подкравшаяся дремота смежила веки, он вздрогнул и увидел, нет, ясно увидел. На крыльце дома стояла, покачиваясь, пьяная фигура. Кто-то высокий, стройный, с широкими плечами, но невероятно пьяный, едва державшийся на ногах, так его качало, постоял-постоял на крыльце, а потом вошел в избу. Тут же зажегся свет и в окошке, которое, отродясь, занавесок не видывало, возник утопленник, тот самый Серега. Участковый его мгновенно узнал. Целый вихрь непривычных мыслей пронесся у него в голове. Затряслись руки и тихохонько, не сводя глаз с ожившего покойничка, участковый отполз куда-то совсем уже далеко, в темноту, чуть ли не на чьи-то грядки и побежал, побежал, спотыкаясь, падая, прямой наводкой к дому священника. Голова шла кругом, а зубами выбивал такую дробь, что разбуженный трелью дверного звонка, батюшка напужался. Кое-как, все-таки, совладав с собой, участковый рассказал все как есть и тут же наотрез отказался вернуться к дому утопленника. Нечего делать, священник пошел один. Долго, из темноты, в изумлении наблюдал он покойника. Смотрел, как тот нарезал себе огурцов и наливал водки в стакашек, слышал, как пел протяжным дребезжащим голоском. Даже услышал громкое икание пьяницы и тут не выдержал. Батюшка был очень смелым человеком, подошел и постучал в окошко, да, вот так просто взял и постучал. Серега немедленно подскочил, обрадовано кинулся к окну, распахнул створки:

– А ваше христовое благородие пожаловало! – закричал он, наклоняясь из окна.

Батюшка наморщился, пахло вполне осязаемым перегаром.

– Заходите, не брезгуйте! – орал, меж тем, Серега. – Выпейте со мною, грешником!

Крутанулся, цапнул откуда-то стакашек, плеснул туда водочки. Священник ступил на крыльцо, дернул дверь и увидел замок, обыкновенный такой, амбарный замок был, естественно, заперт. Тут же куда и девалось мужество.

– С нами, крестная сила! – охнул он.

– Ну, что же вы, батюшка? – надрывался Серега, – не хотите в дверь взойтить, так пожалуйте в окно!

Отец Игорь, так звали священника, мужчина видный, осанистый, басистый, напугался немного, вспомнив рассказ участкового, что утопленник в двери вошел… А утопленник, видя его растерянность, радостно зазывал:

– Ну что же вы, в окно, говорю, лезьте!

Священник перекрестился и полез в окно. Оказавшись внутри, огляделся с сомнением. Повсюду лежала домашняя пушистая бурая пыль и в углах, и на столе, даже на подоконнике, на который упирался дрожащей рукой священник. В комнате было не убрано, захламлено. Но на столе, действительно, лежали разрезанные напополам свежие огурцы, и стояла наполовину уже опорожненная бутылка водки. Серега торчал перед батюшкой, держал в руке стакашек и улыбался глупой улыбкой пьяного человека. Должно быть невдомек ему было, что умер он.

– А чего это дверь-то у тебя заперта на замок?

– Как заперта? – поразился Серега. – Не может быть!

И пошел, все еще со стакашком в руке к двери, стукнул там чем-то и вдруг, заглянул с улицы, засмеялся раскатисто, влез в окно:

– Шутить изволите? Ха, заперта! Вышел я, как ни в чем не бывало.

– На замок заперта, – продолжал настаивать батюшка, взглянул на руку ему, – а где стакашек-то у тебя?

– Где? – растерялся Серега. – Потерял видно.

Отец Игорь пошел в сени, где тускло, но все же светила маленькая лампочка. Стакашек валялся возле запертой двери, на всякий случай отец Игорь взялся за ручку, надавил, не открывается, замок слабо звякнул с той стороны. Серега смотрел из-за его плеча, тенью следовал за священником.

– Чего это? – испуганные глаза и удивление, не ведающее границ.

– А то, – строго сказал ему отец Игорь, – ты вот прошел сквозь двери, а стакашек твой нет.

– Почему? – Серега не понимал, растерялся.

– Он материален, а ты нет.

– Не пойму что-то я, батюшка…

Серега вернулся в комнату, приземлился на старый диван, даже пружины не скрипнули, посмотрел усталыми тоскующими глазами совершенно трезвого и абсолютно потерявшегося человека.

– Утонул ты по пьяни, а теперь вот ходишь, страшно тебе уйти-то! – упрекнул его батюшка.

– Утонул, – повторил Серега, задумался и заплакал, по щекам так горохом и покатились крупные слезы, – помолился бы ты за меня, а?

– Слава тебе, Господи! – перекрестился священник и прикрикнул. – А ну, пошли в церковь!

Только под утро удалось отцу Игорю призвать Силы Небесные и смягчить наказание отчаянному пьянице Сереге. Видел он, усталый, после горячих долгих молитв, как Серегу окружили ангелы, горящие как свечи и, как унесли его, просвещенного, улыбающегося, куда-то в неведомую высь, Домой…

Скнятиново, 2004 год

Шок

Прохор Афанасьев, а попросту Проша возвращался домой, за полночь. А если точнее, то при начинающемся рассвете. Голова его гудела от похвалебных речей коллег по работе, пальцы болели от крепких рукопожатий, а щеки пылали от многочисленных поцелуев женщин. Ах, эти женщины! Одна даже умудрилась запечатлеть поцелуй на его губах! А какой жаркий шепот услышал он от другой с предложением прямо сейчас, после ресторана… и квартира у нее свободна, муж укатил на дачу. Прохор даже остановился, огляделся в недоумении и почему, собственно он не поехал? Ночь наслаждений, праздничная ночь, а он один посреди пустынной улицы и дома, кто же у него дома?

Прохор напряг извилины, в голове отдалось скрипом, но на этом и все… Прохор сел на обочину, пристроившись поудобнее и уткнувшись в колени, отключился. Ему снились бесконечные вереницы бокалов с шампанским, рюмки с водкой, рюмки с коньяком.

– Алле! – произнес над ним хриплый голос. – Сигаретки не будет?

Прохор поднял голову, всмотрелся в расплывающееся пятно, стоявшее прямо перед ним, кое-как встал, покачнулся, обретая устойчивость. Зашарил по карманам. Курить не курил, но таскал с собой пачку сигарет с ментолом для курящих дам и пачку обычных сигарет для курящих мужчин. Так можно завести крепкие дружеские связи, верил он, а в отношении женщин связи могут быть и не просто дружескими…

Перед ним была дама, Прохор почувствовал это по тому характерному запаху, что окутывает любую женщину. Запах этот не воспринимаемый, так сказать, на уровне носа, все же существует, но на духовном уровне и обозначает иногда желание нравиться, найти мужа, быть зависимой от мужика.

Еще не сфокусировав взгляд, Прохор уже знал, что перед ним именно женщина, одинокая и весьма циничная, но нуждающаяся в заботе и любви сильного мужчины.

– О! – сказала дама, поглаживая подушечками мягких тонких пальцев его руку. – Какой ты!

И засмеялась, роняя крупицы смятения в мутную от выпитого, нетрезвую душу Прохора.

Рассказать, что было дальше Прохор не смог бы даже под пытками, но очнулся он, тем не менее, в постели, правда, не своей. Постель широкая, мягкая, с шикарным пледом в ногах, показалась ему необъятной, но во рту пересохло, очень хотелось пить, и Прохор завозился, пытаясь отыскать край в бесконечном пространстве огромной кровати, к тому же, заваленной подушками и легкими, словно пух, белыми одеялами. По пути следования, Прохор наткнулся на чье-то тело, зарывшееся под одеяла и укрывшееся подушками, тело застонало и потребовало водки.