Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

Дружки облегченно выдохнули и рассмеялись, довольные счастливым исходом событий.

Но тут интеллигентного вида мужчина, завернувшийся в махровое полотенце, вспомнил:

– Подожди, а почему тогда баня убивает?

– Вот! – обрадовался Колесов, расплескивая пиво.

Компания подскочила, дружно вытирая капли медового напитка. С соседней лавки унюхали, потянулись со стаканчиком:

– Робяты, чем это у вас так скусно пахнет? Плесните для здоровья!

– На, дядя! – развеселился Колесов, он любил быть щедрым, любил, чтобы его любили.

Дядя с чувством отблагодарил, называя Петьку хорошим робятенком.

– Ну, так вот, проснулись мы с чугунными головами.

– Как после похмелья, – догадался мужик в семейниках.

Петька коротко кивнул и горячо продолжил:

– А тут, мать честная, красотища! Сосны тянутся до самого берега, в берегах плещется и бьется свирепая река. Над головой сверкают пропитанные солнечным светом пушистые облака, и воздух звенит от пения птиц.

– Ты, прямо поэт! – восхитился мужчина интеллигентного вида.

Колесов скромно улыбнулся, он действительно любил поэзию и даже пописывал стихи в литературную страничку городской газеты.

– А возле реки, – продолжил Петька, – навалены камни, гладкие такие камни, небольшие, может, с голову, ну и мои друзья предположили, что кто-то делал баню.

– Ничего себе! – дружно выдохнули петькины приятели.

– Ну, я и заинтересовался, как так, баню? А они мне в ответ, сейчас увидишь!

Петька приложился к кружке и принялся пить пиво. Дружки не сводили с него глаз, желая продолжения истории, и Петька сдался под их настойчивыми взглядами:

– Так вот, – вытирая пену с губ, продолжил он, – сперва, развели мы огромадный костер, натаскали бревен, чтобы дольше горело. Затем принялись кидать в костер камни.

– С берега? – уточнил интеллигентного вида, мужчина.

– Те самые, с голову, – закивал Петька, – после, как костер остыл, огонь притоптали и взялись втыкать длинные жерди, а на жерди натянули полиэтилен. У нас полиэтилена было много, чтобы от воды вещи прикрывать. Получилась крыша, после стенки скрепками от белья скрепили, и только из-под низу тянуло холодом, но это ничего, парилка получилась знатная.

Колесов снова взялся за кружку.

– Ну, а почему все же, убивает? – не понял мужчина интеллигентного вида.

– Вот, – оторвался от кружки с пивом, Петька, – переходим к самому главному, только, значит, мы в парилку залезли, чтобы напариться да после в реку сигануть!

– Это, в бурную-то? – встрепенулся мужик в семейниках.

– Ну, бурная она была лишь посередине, – уклончиво ответил Колесов и принялся азартно рассказывать, – как слышим, кто-то фыркает, топает, лазает, а из-под полиэтилена нам не видно! Однако, что делать, выглянули мы, мать честная, медведь! Заорали не своими голосами и в реку, а медведь шарахнулся и наоборот, кинулся к нашей бане. Подбежал, ревит, когтями полиэтилен рвет, хватанул лапой по горке горячих камней, заверещал и тоже в реку да не рассчитал, прыгнул в самую середину, бурный поток его и унес!

– Сдох? – подпрыгнул мужик в семейниках.

– Кто же его знает, – пожал плечами Петька, – больше мы косолапого не видели, жаль только всю баню нам испортил!

– Хорошо, не убил никого, – поежился мужчина интеллигентного вида, плотнее заворачиваясь в свое полотенце.

– Сынки, плесните-ка еще! – донеслось с соседней лавки.

– Давай, батя, нам не жалко! – расщедрился Колесов.

Помолчали, думая каждый о своем.

И тут интеллигентного вида мужчина, который, надо сказать принадлежал к типу худых, чрезвычайно нервных и впечатлительных людей, способных не спать ночами и мечтать о романтическом свидании с дамой сердца, разговорился:

– Вспомнил! И у меня, однажды, была подобная история!

– С медведем? – уточнил мужик в семейниках.

– Хуже, с будущей родней! – вздохнул интеллигент и начал свой рассказ. – Познакомился я с девушкой. Влюбился. Бродили мы с ней по бульварам, держались за руки, сами не свои. Я ей стихи читал, Есенина, Блока. Она слушала и улыбалась, бродили мы, бродили, я ей предложение сделал.

– Подожди, ты про Нинку, что ли? – уточнил Колесов.

– Это сейчас она Нинка, – вздохнул интеллигент, – а тогда была Ниночкой, солнышком, ласточкой.

– М-да, – засмеялись приятели, – растолстевшей ласточкой сделалась твоя Ниночка!

– Так сколько лет прошло со дня свадьбы, – помрачнел интеллигент, – но тогда, после моего предложения руки и сердца, Нина сразу же сообщила родителям и те стукнули телеграмму, приезжайте! А жили ее родители в сибирской глубинке, в крепком селе с символичным, так сказать, названием: «Банное».

– Ну да? – не поверили приятели.

– Честное слово, – ударил себя в грудь интеллигент, – жили они в крепкой избе с домовыми пристройками и с баней. Как мы приехали, покормили шаньгами с чаем.

– Это что за диво? – удивился Колесов. – Шаньги?

– Ватрушки, – пояснил интеллигент, – только с картошкой вместо творога, вкусные, страсть!

Зажмурился он для пущего эффекта:

– Мой будущий тесть, здоровенный мужичило, стал баню топить, говорит, с дороги, непременно надо попариться! Вы, говорит, городские, таких бань и не видывали, что у вас там, ванна, душ, дрянь всякая, а у нас баня! И по всему видать, гордится он своей баней. Будущая теща, между тем, чугуны ворочает, готовит картошку с мясом, дух по всей избе, у меня аж слюнки потекли. Поесть они любили, по всему видать было!

– Ну и Нинка у тебя не маленькая к сорока годам дошла, – вставил Колесов и развел руками в стороны, – бока не охватить!

– Ага, – кивнул интеллигент, – против природы не попрешь. Будущая теща моя на мужа своего походила, оба крепкие, оба высокие и здоровые. Одежду носили свободную, в предбаннике с тестем стали раздеваться, так его портки на лавке все место заняли.

Интеллигент улыбнулся, вспоминая.

– Не знал я тогда бань вовсе, вырос в городской квартире, в ванной купался. Не ведал, что такое первый пар, ну и рухнул, когда внутрь вошел. Сам не знаю, как, но оказался на полу, а тесть мой испугался так, что выскочил голышом на двор и принялся звать тещу.

– Будущую! – засмеялся Колесов.

– Теща и прибежала, – печально улыбнувшись на развеселившихся друзей, произнес интеллигент, – а я голый, без одежды, в бане валяюсь.

– И? – вступил тут мужик в семейниках.

– А вместе с будущей тещей и Ниночка примчалась, откачали они меня, отлили водой, прикрыли только срам, чтобы я не сконфузился, когда очнусь.

– А тесть? – спрашивал Колесов и добавил. – Будущий?

– Торопился, нацепил халат жены и побег к фельдшеру, очень испугался, у них отродясь никто в обморок в банях не грохался, все привыкшие, с младенчества в банях полжизни проводят!

– Да, история! – покрутил головой мужик в семейниках. – Хорошо, что нормально кончилось, свадьбу все же сыграли!

– Припоминали долго, – сморщил губы в усмешке интеллигент, – потешались, слишком хлипким я оказался.

– Да и сейчас не блещешь здоровьем! – заметил, критически оглядывая товарища Колесов.

– Что поделаешь, природа! – протянул интеллигент, запахивая махровое полотенце на тощей груди.

– Робяты, – донеслось с соседней лавки просительное, – больно пиво-то у вас скусное, не нахвалишься, плесните еще маленько, а?

– Пожалуйста, дядя, – Колесов взял бидон и налил в протянутый стакан пива до верха.

– Может и хватит ему, – заметил мужик в семейниках, косясь на соседнюю лавку.

– Не жалко, – махнул рукой Колесов, – у нас еще бидон есть.

– Дело не в этом, – осторожно заметил мужик в семейниках, – а ну как, он в парилку сейчас попрется.

– Ну и пусть! – легкомысленно отмахнулся Петька.

– Угорит ведь, как я в свое время угорел! – заметил мужик в семейниках.

– Ну-ка, что за история, почему не знаю? – полюбопытствовал Колесов.

– А чего тут рассказывать, – насупился мужик в семейниках, – если угорел. Пьяный был, не рассчитал, тоже пива нахлебался, сунулся в парилку и заснул, хорошо, люди вовремя заметили, вынесли, а то бы все, привет на тот свет!

С соседней лавки, покачиваясь, встал дядя, худющий старик, с цыплячьим пухом на голове, про таких говорят, в чем душа держится. Старик, пошаркивая и заметно прихрамывая, поплелся к двери парилки.

Наша компания вскрикнув, разом, бросилась на старика.

– Что вы, что вы, робятки, – напугался старик, слабо подергиваясь в их руках и поводя блеклыми глазами, заплакал, – чего пужаете?

Мужики принесли деда на свою лавку:

– Пугаем? Ну, извини, дядя, если что не так, только ты ведь пьян, а в парилку норовишь! Помрешь, угоришь, а мы в ответе!

– Почему это? – лепетал старик, трепеща в их руках.

– Так ведь мы тебе пива наливали!

– Робяты, – начиная понимать, залебезил старик, – робятушки, я привыкший, пиво пью каждый день, по бидону, а вы мне всего три стаканчика налили, не пьяный я!