Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

Она открыла двери своего дома, надо было прибраться, помыть многое, еще вот и окна… Дом ей продали вместе с мебелью. Красивые резные шкафы и столы, несомненно ручной работы она рассматривала с удивлением, такая мебель была бесценна, стоила дорого, а Веронике ее отдали практически бесплатно. В одной из комнат она нашла фотопортрет молодой женщины невероятно похожей на саму Веронику. Женщина эта стояла, опираясь на руку очень интересного мужчины. Несколько минут Вероника растерянно рассматривала своего двойника, потерла лоб, встряхнула головой, избавляясь от наваждения. Надо было приниматься за дела, съездить в магазин за постельным бельем и занавесками, в общем, дел до вечера делать, не переделать.

К полудню она настолько устала, что прилегла на диван в гостиной, незаметно для себя заснула. Проснулась от звонка, настойчивого звонка в двери… Пошла открывать. На пороге стоял тот самый, интересный мужчина, только значительно постаревший и немного пьяный, но все-таки точно такой же, какой на фотографии. Он пробормотал что-то о соседях и неопределенно махнул рукой в сторону дома с красной крышей, синим трактором и мерином, вздыхающим о своей судьбе, а сам изумленно, как-то сразу протрезвев, смотрел на нее, потом бросился, обнял и будто, внезапно, обезумев, принялся осыпать ее лицо поцелуями. У нее закружилась голова. Ведь она была уже лет как десять совершенно одна, после жизни с мужем-психопатом и алкашем не больно-то и хотелось даже простой интрижки. А тут такой человек, понравившийся отчего-то сразу, правда, немного выпивший, но это ничего… Он схватил ее на руки, понес к дивану, где она только что лежала, сел, посадил ее к себе на колени и нежно обнимая, принялся плакать. Жаловался, думал, она погибла, утонула в семьдесят девятом году на прогулочном теплоходике, тогда много людей пропало без вести в штормовых волнах Черного моря близ города Сочи. Он очень горевал, даже работу бросил и дом, ушел послушником в Загорский монастырь, правда монастырь нисколько не помог, только усугубил его горе, не умеет монашество лечить душевные раны. Он говорил и говорил, а Вероника недоумевала, как же ей прервать эту череду слов? Наконец, она сказала, мягко высвобождаясь из его объятий, все-таки опомнившись и взяв себя в руки, нельзя же так с первым встречным… сказала, что ей надо в магазин купить продукты и белье, сын скоро вернется из школы. Он остолбенел, потом спросил, сколько лет сыну, когда родился, как зовут? И оказалось, что да он знал, должен был родиться ребенок в восьмидесятом году, в мае-месяце, что хотели назвать малыша Никитой, имя больно хорошее, нравилось им обоим. Вероника недоумевала, ее сына, действительно так и звали. И, чтобы все-таки как-то поставить точку в этом недоразумении, она принесла паспорт. А он взял и, не открывая, сказал, что она Вероника Петушкова родилась 9 марта 1962 года в Ростове Великом и выросла здесь, в этом же доме на попечении старой тетушки, которая уже умерла, завещав дом каким-то дальним-дальним родственникам…

«А они», – подумала Вероника, – «мне этот дом и продали через посредников и даже в глаза меня не видывали».

Он открыл паспорт и вслух прочитал дату рождения, она совпадала с названной им датой 9 марта 1962 года, и уже удивленно прочитал место рождения – Ярославль. Вопросительно посмотрел на Веронику, фамилия была другая – Стеблева. Просмотрел печать о разводе, была замужем, рассуждал он вслух, стало быть, фамилию сменила. Вероника пожала плечами, объяснила, что он ошибается, она не та, за которую он ее принял, мало ли похожих людей. Он немедленно вскочил и заявил, что, если она это не она, стало быть, у нее на спине нет родинок, составляющих в целом треугольник. Такой знак у нее был, Вероника остолбенела, уже чувствуя, что сходит с ума. Он кинулся к ней, быстро задрал на спине рубашку и издал победный вопль, увидев родинки. И еще, закричал он, есть один знак. В раннем детстве она умудрилась опрокинуть на себя чашку с горячим чаем и с тех пор у нее на груди, у самой шеи, между ключицами едва заметный, но все же различимый шрам. Вероника схватилась за ворот рубашки, не давая ему расстегнуть пуговицы, после недолгой борьбы он одолел, издал победный вопль, потому что такой шрам у нее был. Она обожглась в два года чаем, еще вспоминалась дичайшая боль и поликлиника со строгой врачихой. После, она еще долго боялась людей в белых халатах, связав воедино, и боль от ожога, и боль от прикосновений врачихи.

Растерянная, стояла она перед ним и мучительно соображала, что же все это значит?

Между тем, он очень обрадовался такому подарку судьбы. Развил бурную деятельность. Помчался заводить машину, чтобы отвезти Веронику по магазинам, но в это время из школы заявился сынок. В синей курточке, школьных форменных брючках, в теплых ботиночках, он стоял перед Вероникой, поникнув головой, получил двойку, но тут:

– Никитушка, сынок!

Незнакомый мужик подхватил девятилетнего Никиту, закружил. Мальчишка смотрел растопыренными глазами. Чего это? Чужой дядька, между тем, искренно радовался, а мать молчала, только глядела растерянно.

– А я ведь папка твой. Я! – радостно добавил он.

– А кличут-то тебя, как? – деловито осведомился Никита.

– Станислав. Стало быть, ты Никита Станиславович, а фамилия твоя будет Цветков…

Долго ли, коротко ли складывался наш почти фантастический рассказ, но хочу сказать дорогому читателю, что поженились-таки Станислав и Вероника. И зажили не в пример другим, весьма счастливо. Родили детей и у Никиты появились два брата-близнеца, Артем и Данилка. Историю своего знакомства молодожены часто переживают снова и снова, и одно только, и есть скорбного в их воспоминаниях – это без вести пропавшая в штормовых волнах Черного моря Вероника Петушкова, на которую, до замирания сердца так оказалась похожа Вероника Стеблева.

Баня

– Вот вы скажете, ничего, мол, лучше бани и нету. Баня – это здоровье, сила духа и крепость сознания, ну или наоборот, крепость сознания и сила духа! – говорил Петька Колесов своим дружкам-товарищам по бане.

Дружки, известное дело, согласно закивали головами, не забывая налить полные кружки медового темного пива.

– А я вот вам скажу, баня иногда убивает! – торжественно воздел кверху палец Петька.

Дружки неопределенно замычали в ответ, не зная, что Колесов имел в виду и только теснее подвинулись на лавках, стремясь услышать петькину историю. По временам, мимо дружной компании проходили голые мужики и, отдыхиваясь после парной, усаживались на соседние лавки. Некоторые доставали из сеток бидончики с квасом, чтобы налить себе стаканчик-другой и с удовольствием отпить, другие предпочитали бутылку лимонада, как правило «Буратино» или «Дюшес», но чаще, конечно, можно было увидеть, или лучше сказать унюхать знаменитое «Жигулевское», без которого, как известно, ни один уважающий себя советский человек в баню не ходит.

Петькина компания предпочитала домашнее пиво, сваренное самим Колесовым по старинному дедовскому рецепту, которое своим вкусом напоминало мед. Частенько соседи по банным лавкам канючили попробовать, хоть граммулечку чудесного напитка. Петька не жадничал, а щедро наливал просителям, даром, что ли он сам работал на хлебозаводе? Дрожжи все-таки доставались ему бесплатно!

Но впрочем, Петька приступил к рассказу. Отхлебнув медового пива, дружки почтительно приготовились слушать.

– Позвали меня в Карелию. Товарищи мои по техникуму, (а тут надо заметить, что Колесов закончил техникум легкой промышленности, что, впрочем, едва ли относится к делу) очень уж увлеклись водными походами. Сплавляться по бурным рекам для меня, конечно, было странно, я ведь даже плавать не умею! – заметил Петька, угощаясь кусочком сушеной воблы.

– Но, тем не менее, меня заверили, мол, поход безопасен, река, по которой мы пойдем на байдарках, всего лишь второй категории и к тому же немаловажный факт, на меня напялят спасательный жилет! Одним словом, уговорили.

Колесов вздохнул, вспоминая:

– Эх, друзья мои, товарищи, как добрались мы до места, как отплыли, так и не смогли более плыть!

– Это почему так? – вступил в разговор интеллигентного вида, мужчина, завернувшийся с ногами в большое махровое полотенце.

– Отравление чистым воздухом! – авторитетно заявил Колесов. – Едва успели палатки разбить и повалились спать. Два дня спали!

Он выдержал паузу и добавил, понизив голос до шепота:

– Даже по нужде никто ни разу за двое суток не проснулся!

– И? – не выдержал другой мужчина, вовсе не интеллигентного вида, но в трусах-семейниках.

– Что и, – недовольно протянул Колесов, – вскочили, разбежались по кустам, едва успели.

Дружки облегченно выдохнули и рассмеялись, довольные счастливым исходом событий.

Но тут интеллигентного вида мужчина, завернувшийся в махровое полотенце, вспомнил: