Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

Прохор напряг извилины, в голове отдалось скрипом, но на этом и все… Прохор сел на обочину, пристроившись поудобнее и уткнувшись в колени, отключился. Ему снились бесконечные вереницы бокалов с шампанским, рюмки с водкой, рюмки с коньяком.

– Алле! – произнес над ним хриплый голос. – Сигаретки не будет?

Прохор поднял голову, всмотрелся в расплывающееся пятно, стоявшее прямо перед ним, кое-как встал, покачнулся, обретая устойчивость. Зашарил по карманам. Курить не курил, но таскал с собой пачку сигарет с ментолом для курящих дам и пачку обычных сигарет для курящих мужчин. Так можно завести крепкие дружеские связи, верил он, а в отношении женщин связи могут быть и не просто дружескими…

Перед ним была дама, Прохор почувствовал это по тому характерному запаху, что окутывает любую женщину. Запах этот не воспринимаемый, так сказать, на уровне носа, все же существует, но на духовном уровне и обозначает иногда желание нравиться, найти мужа, быть зависимой от мужика.

Еще не сфокусировав взгляд, Прохор уже знал, что перед ним именно женщина, одинокая и весьма циничная, но нуждающаяся в заботе и любви сильного мужчины.

– О! – сказала дама, поглаживая подушечками мягких тонких пальцев его руку. – Какой ты!

И засмеялась, роняя крупицы смятения в мутную от выпитого, нетрезвую душу Прохора.

Рассказать, что было дальше Прохор не смог бы даже под пытками, но очнулся он, тем не менее, в постели, правда, не своей. Постель широкая, мягкая, с шикарным пледом в ногах, показалась ему необъятной, но во рту пересохло, очень хотелось пить, и Прохор завозился, пытаясь отыскать край в бесконечном пространстве огромной кровати, к тому же, заваленной подушками и легкими, словно пух, белыми одеялами. По пути следования, Прохор наткнулся на чье-то тело, зарывшееся под одеяла и укрывшееся подушками, тело застонало и потребовало водки.

Прохор немедленно исполнил просьбу, добравшись до края и обнаружив возле кровати столик на колесиках. На столике, уставленном батареей опустевших бутылок из-под виски, сногсшибательных бутылок явно грузинского происхождения стояла одна-одинешенька почти полная бутылка водки. Рыча от предвкушения, Прохор плеснул в обнаруженные тут же бокалы.

– Пей! – протянул он бокал в сторону подушек.

Подушки немедленно перешли в движение, и на постели объявилась фигура, от вида которой Прохор сразу протрезвел.

Фигура жадно выпила и потребовала, капризничая:

– Проша, дорогой, налей-ка еще!

Автоматом, Прохор плеснул водки в бокал и, не сводя глаз с фигуры, полез задом с кровати. Заметавшись по комнате, в поисках своей одежды, он не сразу услышал воркование с постели:

– Ах, Проша, ну куда ты? Нам же было хорошо! Ведь тебе было хорошо со мной, Проша?

Фигура привстала, чтобы наблюдать за метаниями возлюбленного.

– Я хочу тебе сказать, – продолжала фигура, – такого секса у меня еще не было! Ты самый лучший, самый-самый из всех!..

Наконец, одевшись, Прохор бегом ринулся в прихожую, отыскал в ящике для обуви свои ботинки и, подпрыгивая от нетерпения, быстренько нацепил.

Фигура, между тем, вышла из комнаты. Прохор возился с дверным замком. Фигура помогла открыть, между делом, сунув визитку в карман пиджака недавнего любовника.

– Позвони мне, Проша! Я буду очень-очень ждать, сладенький!

Ошалевший от случившегося, Прохор скатился вниз, по ступеням лестницы и только на улице перевел дыхание. Вот, это да! Как он мог, до каких же чертиков надо было напиться, чтобы перепутать мужчину с женщиной?!

Лицо фигуры маячило у него перед глазами, накрашенные ресницы, румяные щеки, пунцовые губы.

Прохор встал, как вкопанный, волна омерзения поднялась к горлу и выплеснулась на мостовую.

Вокруг раздался визг негодования. Прохор побежал, вслед ему неслась негативная, переполненная презрением, нота протеста от прохожих.

Влетев в свою квартиру, Прохор сбросил одежду на пол и полез в ванную. Под струями горячего душа, окончательно пришел в себя. Раз десять, намылившись, он неожиданно понял, как чувствует себя изнасилованная женщина. А мысли о предстоящей экзекуции анализов, которые необходимо будет сдать на предмет проверки его поруганного организма, вообще поверг Прохора в шок.

Выйдя из ванной, он обнаружил перед собой жену. Естественно раздраженную его неадекватным поведением и ночным отсутствием. Но вместо тирады гневных речей она вдруг ткнула пальцем в шею Прохора:

– Что это?

Прохор метнулся к зеркалу ожидая увидеть чумные пятна, но увидел нечто похуже, следы засосов. Боже мой, виднелись повсюду, даже на животе и как это он не заметил, пока мылся?

Прохор застонал, а жена хлопнула дверью маленькой комнаты, удалившись в детскую.

Прохор заметался, он не любил тесной одежды, отдавал предпочтение широким воротам рубашек. Поэтому переключился на одежду жены, отыскав в бельевом шкафу белую водолазку под горло. Жена, расплывшаяся после сорока лет, потерявшая форму, носила просторную одежду и Прохор немного успокоился, заметив, что водолазка жены пришлась ему впору, а высокое горло водолазки скрыло его позор. Тем более, одежду жены Прохор считал своей собственностью, бывало, и халат жены надевал, не считая данное деяние чем-то неприличным. Но так бывает почти во всех семьях…

Скрипнул ключ, и на пороге квартиры объявилась теща. Конечно, с маленькой Моськой на руках, любимицей тещи и детей.

Моська, глупая собачонка редкой породы, название которой Прохор никак не мог запомнить, завидев хозяина дома, залилась тоненьким лаем, отчего-то напомнившим ему капризный и в то же время требовательный голос фигуры.

Молча, поджав губы, теща прошла с Моськой в ванну, ритуал водяного очищения с лап и туловища собаки проходил неизменно и каждый раз, после очередного выгула животного.

Сопоставив два факта, Моську и себя, Прохор помчался в туалет, едва успев донести содержимое желудка до унитаза…

Весь последующий день Прохор молчал, ничего не ел, а забившись в угол дивана, тупо смотрел телевизор. Мимо него проходили тени тещи, жены, сына-подростка и красавицы-дочки, пробегала тень Моськи, но он не реагировал, весь превратившись в ничто, в тень, которую не следует тревожить, не следует теребить.

К концу дня лопнула обида жены, пропало негодование тещи. Домашние собрались перед остолбеневшим главой семейства, чтобы обсудить его странное поведение.

Спустя некоторое время, спустя множество безуспешных попыток разговорить, спустя бесконечное количество попыток накормить ничего не вкушавшего в течение целого дня, Прохора. Уже за полночь, когда по его подбородку стекали капли так и не попавшей в горло настойки валерьянки, корвалола и прочих успокоительных капель, домашние решились вызвать «скорую».

Психиатрическая Прохора забрала.

Сквозь туман окутавший сознание, Прохор с трудом осознавал свое положение, но через месяц все же, очнулся. Стал разговаривать и осмысливать.

Перепуганным родственникам врачи сообщили, что Прохор впал в состояние шока, как видно по всему перенеся насилие сексуального характера. Коллеги по работе, в том числе и женщины услыхав тот же диагноз, были удивлены. Но рассудив, что всякое в жизни бывает, принялись навещать больного, передавая передачки с фруктами и газировкой, все-таки Прохор был директором крупного производства и пока еще с поста начальника его никто не снимал.

Спустя полтора месяца Прохор оправился настолько, что был выписан, но поставлен на учет. Многочисленные лекарства были ему подспорьем. Куда как успокоившийся от перенесенного ужаса, он надел однажды на поздравительное мероприятие выходной костюм, а сунув руку в карман, обнаружил визитку в следах алых поцелуев, с надписью телефона и подписью: «Твоя Николя!»

Издав оглушительный рык, Прохор разорвал визитку на мелкие кусочки, а костюм сдернул, спустил в мусоропровод.

Но на этот раз Прохор сделав вдох-выдох и надев второй костюм, направился на праздник жизни, куда как спокойней, только дал себе зарок не пить, вообще ничего не пить из горячительного, а употребить разве что сок или лимонад…

Сестра

Притча-быль

Они столкнулись лоб в лоб и благо бы на улице, тогда у старшей сестры не дрогнула бы ни одна морщинка на лице. Но в магазине, переполненном народом, потянулись за одним и тем же товаром, последними дешевыми колготками, продававшимися по акции. Схватили, каждая за свой уголок упаковки, сноровисто потянули, каждая в свою сторону. Старшая уже раскрыла рот для потока брани, но увидав, кто ухватился за последние колготки, тут же и отпустила. От неожиданности. Как? Она в Москве? И почему именно в этом магазине? Десятки вопросов прокрутились у старшей в голове, промчались галопом и стукнули копытами по темечку. Выследила! Старшая сестра похолодела. В ее однокомнатной квартирке повернуться было негде, трое родных детей и трое приблудных, то бишь, поправила она саму себя, детдомовских, взятых ради государственного пособия…