Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст

дней. 14 марта меня снова выпустили, совсем больную не столько от голодовки, сколько от ушибов и повреждений, полученных во время насильственного ареста в Глазго.

Ответ на этот арест последовал быстро и решительно. В Бристоле был сожжен большой склад леса. В Шотландии огнем был уничтожен помещичий дом. Более скромно протест выразился в набеге на дом министра внутренних дел, во время которого были выбиты стекла в 18 окнах.

Самым ярким и серьезным протестом, сравнительно с тем, что до сих пор практиковалось, явилось нападение в эту пору на картину Рокби «Венера» в Национальной Галерее. Мэри Ричардсон, молодая женщина, сделавшая это, обладает весьма тонким художественным вкусом и только властно говорящее чувство долга могло побудить ее сделать это. Мисс Ричардсон, будучи представлена на суд, произнесла трогательную речь, в которой, между прочим, заявила, что поступок свой она серьезно заранее обдумала. «Я изучала искусство, – сказала она, – и, полагаю, люблю искусство не менее любого из посетителей галереи, бывших там во время моего протеста. Но еще больше, чем искусство, люблю я справедливость, и я твердо убеждена, что поступок, подобный моему, вполне объясним в стране, где закрывают глаза на справедливость, где допускают плохое обращение и пытку женщин, борющихся за свободу. Поступок этот, я не говорю – извинителен, но он объясним и должен быть понятен».

Мисс Ричардсон была приговорена к 6-месячному тюремному заключению, но это не остановило дальнейших покушений такого же рода. Через несколько недель нападению подверглась другая знаменитая картина, портрет Короля Джемса кисти Сарджента. С этого времени все картинные галереи и музеи были закрыты для публики. Суфражисткам в значительной мере удалось лишить Англию притягательной силы в глазах туристов и уменьшить доходы широких кругов деловых людей. Как мы предвидели, начала давать о себе знать реакция против либерального правительства. Ежедневно ему предъявлялись запросы – в печати, в Палате Общин, всюду – относительно ответственности правительства за деятельность суфражисток. Народ начал эту ответственность приписывать тем, на ком она действительно лежала – правительству, а не нам.

Публика в особенности стала противопоставлять обращение, которому подвергались женщины-мятежницы, обращению с мужчинами-мятежниками из Ульстера. Целый год правительство нападало па право свободного слова женщин, отказывая ЖСПС в разрешении устраивать публичные митинги в Гайд-Парке. Оправдывалось это нашей проповедью и защитой милитантской тактики. Но правительство позволяло ульстерским милитантам защищать в том же Гайд-Парке их боевую тактику, и мы решили, с разрешения правительства или без разрешения, устроить свой митинг в Гайд-Парке в день митинга ульстерцев. Главным оратором на нашем митинге была назначена наш генерал Драммонд, и когда наступил день собрания, в Гайд-Парк стеклись милитанты-ульстерцы и милитантки-женщины. Мужчинам-боевикам позволили говорить в защиту кровопролития, тогда как генерала, мистрисс Драммонд, арестовали прежде, чем она успела произнести несколько слов.

Другим доказательством того, что для мужчин-милитантов правительство избрало правилом попустительство, а для женщин-милитанток – преследования, явилось в это время дело нашей организаторши в Ульстере мисс Доротеи Эванс. Она и другая суфражистка, мисс Мод Мюр, были арестованы в Бельфасте по обвинению в хранении некоторого количества взрывчатых веществ. Было хорошо известно, что в Бельфасте в ряде домов были спрятаны целые тонны пороха и амуниция для нужд мятежников против гомруля, но ни в одном из этих домов полиция не произвела обыска. Власти сохраняли свою энергию для штаба милитанток. Вполне понятно, что обе арестованные суфражистки, будучи приведены в суд, протестовали против судебного разбирательства, раз правительство не возбуждает преследования и против мятежников-мужчин. Они во время суда так шумели и мешали ведению дела, что его с грехом пополам удалось довести до конца. После четырехдневной полной голодовки осужденных протестанток пришлось выпустить.

Дело это вызвало сильный взрыв милитангства – в течение нескольких дней в Бельфасте были сожжены три дома. Пожары вспыхивали почти ежедневно в разных концах Англии, причем наиболее крупным из них был пожар отеля в Феликстоу, стоимостью в 85.000 ф. Две женщины, совершившие поджог, были потом арестованы, и так как суд над ними откладывался, их в течение нескольких месяцев терзали насильственным кормлением, хотя они и не были еще осужденными заключенными. Это происходило в апреле, за несколько недель до назначенной нами депутации к королю.

Я назначила депутацию на 21 мая, несмотря на то, что король, через посредство своих министров, отказался принять нас. В ответ на это я написала, опять непосредственно королю, что мы всеми силами отвергаем с конституционной точки зрения право министров, не избранных женщинами и потому не ответственных перед ними, становиться между нами и троном и препятствовать нам получить аудиенцию у Его Величества. Я заявила далее, что в назначенный день мы явимся к воротам Букингемского дворца и будем требовать приема.

Вслед за отправлением этого письма жизнь моя стала настолько невыносима и необеспечена, насколько могло это сделать правительство при помощи своей полиции. Мне не давали выступать публично, но я несколько раз обращалась с речью к грандиозным митингам, говоря с балкона домов, в которых находила себе убежище. Обо всех этих митингах делались заранее объявления, и каждый раз полиция, вмешиваясь в толпу, напрягала все усилия, чтобы арестовать меня. Но благодаря умелой стратегии и мужеству моих телохранителей, всякий раз мне удавалось по произнесении речи ускользнуть из дому.

Депутация к королю была, разумеется, избрана полицией, как удобный случай арестовать меня, и когда в назначенный день я вела многолюдную женскую депутацию к воротам Букингемского дворца, против нас была двинута целая армия полицейских, состоявшая из нескольких тысяч человек. Поведение полиции ясно свидетельствовало о том, что ей дана инструкция повторить тактику «черной пятницы», описанной в одной из предыдущих глав. И действительно, жестокость, насилия, бесчинства «черной пятницы» были в этот день превзойдены, и это – у самых ворот короля Англии. Я лично пострадала меньше других, так как пробралась к дворцу, незамеченная полицией. Когда я подошла к воротам, меня узнал полицейский инспектор, который сразу схватил меня на руки и отправил в Холлоуэй.

Напутствуя депутацию перед тем, как двинуться в поход, я предупреждала о том, что ждет ее участниц и закончила следующими словами: «Что бы ни случилось, ни за что не отступайте». И они не отступали, шли вперед, пока их не арестовывали, стараясь добраться до дворца. Хотя для большинства арестованных это, было первое заключение, эти мужественные женщины начали голодовку и провели 7–8 дней без пищи и воды, пока их не освободили слабых и совсем больных.

Глава IX

В последующие недели правительство сделало несколько последних отчаянных усилий задавить ЖСПС, упрятать в тюрьму всех лидеров и уничтожить наш орган «Суфражистку». Были изданы приказы об аресте мистрисс Драммонд, мистрисс Дакр Фокс и мисс