Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст

«аминь», и были также случаи, что священники по собственной инициативе возносили за нас молитвы. Однако, церковь, как целое, несомненно, не исполнила свой долг – потребовать справедливости для женщин и протестовать против пытки насильственного кормления. В течение всего года мы посылали многочисленные депутации к епископам, посетив их таким образом одного за другим. Некоторые епископы, в том числе реакционный архиепископ Кентербрийский, отказали в просимой беседе, и когда это случилось, депутация отвечала тем, что усаживалась у порога епископской резиденции, пока епископ не сдавался, – а этим неизменно заканчивалось дело.

Так как Холлоуэйская тюрьма находится в диоцезе лондонского епископа, то его посетили представительницы ЖСПС и потребовали от него, чтобы он сам отправился присутствовать при насильственном кормлении и мог таким образом удостовериться во всем ужасе этой процедуры. Он, действительно, посетил двух испытуемых женщин, но не видел, как их насильственно кормили, и, вернувшись от них, он сообщил публике свою беседу с ними, которая в сущности представляла собой правительственную версию происходящего. ЖСПС был, разумеется, возмущен, тогда как друзья правительства прославляли епископа, как сторонника политики пыток. Возможно, как утешал себя епископ, что жертвы насильственного кормления усиливали свой страдания тем, что оказывали сопротивление. Но, как писала в «Суфражистке» Мэри Ричардсон, ожидать, чтобы жертва не сопротивлялась равносильно тому, чтобы говорить ей, что она будет меньше страдать, если будет стоять спокойно, когда ей в глаз попадает горящий уголь.

Здесь будет уместно также объяснить нашу тактику непосредственного ознакомления короля с нашим делом, которую мы усвоили в 1914 г. Читатель, должно быть, слышал об «оскорблениях», нанесенных суфражистками королю Георгу и королеве Мэри, и потому ему не лишне услышать достоверный рассказ о том, как эти «оскорбления» наносились. Было сделано несколько отдельных попыток представить королю петиции, – одна на пути его в Вестминстер для открытия парламента, другая – во время его поездки в Бристоль. В последнем случае на женщину, пытавшуюся вручить петицию, напал один из конюших короля, ударивший ее плашмя своим мечом.

В конце концов, мы решили остановиться на непосредственной петиции королю, потому что были вынуждены отказаться от всякой надежды добиться успеха петициями к его министрам. На каждом шагу обманываемые либеральным правительством, мы заявили, что не станем в дальнейшем обнаруживать и тени веры в него. Наше требование о справедливости мы донесем до самого трона монарха. В конце декабря 1913 г., когда я находилась в тюрьме во второй, раз по возвращении в Англию, в Ковент-Гардене шел парадный спектакль. На нем присутствовали король с королевой и весь двор. Наши женщины решили воспользоваться случаем для устройства одной из самых удачных демонстраций за весь год. Была заранее заказана ложа прямо против королевской, и ее заняли три женщины, роскошно одетые. При входе они ухитрились, не обращая на себя ни малейшего внимания, закрыть на замок дверь и забаррикадироваться, и к концу первого акта, как только музыканты ушли, женщины встали и одна из них, с помощью мегафона, обратилась с речью к королю. Обращая его внимание на драматические события, изображаемые на сцене (ставилась «Жанна д'Арк»), ораторша сказала королю, что женщины борются ныне, как боролась сотни лет тому назад Жанна д'Арк, за свободу человечества, и что они, подобно Орлеанской Деве, подвергаются пыткам и замучиваются до смерти во имя короля, во имя церкви, с ведома и под ответственностью законного правительства. И в эту самую минуту вождя этих борцов армии свободы держат в тюрьме и подвергают пыткам именем и властью короля.

Публикой, наполнявшей театр, овладели панический ужас и смятение, и среди бури криков и ругательств дверь ложи в конце концов была взломана и суфражисток вытащили из нее. Как только они покинули театр, другие из членов нашего союза, числом около сорока или больше, до сих пор спокойно сидевшие на верхней галерее, поднялись со своих мест и стали кидать суфражистскую литературу на головы сидевшей внизу публики. Прошло не менее трех четвертей часа, пока не улеглось общее волнение, и артисты получили возможность продолжать оперу.

Сенсация, произведенная этим прямым обращением к королю, внушила нам решение произвести вторую попытку пробудить совесть короля, и в начале января, когда парламент снова собрался, мы объявили, что я сама поведу депутацию в Букингемский дворец. План этот был с энтузиазмом встречен членами нашего союза, и весьма значительное число женщин вызвалось участвовать в депутации, которая должна была протестовать против трех вещей: длящегося бесправия женщин; насильственного кормления и игры в кошку и мышку с теми, кто борется против несправедливости, и против скандального поведения правительства, которое преследует и мучает женщин-милитанток и в то же время предоставляет полную свободу противникам гомруля в Ирландии, людям, открыто заявляющим, что они намерены не только нападать на собственность, но и посягать на человеческую жизнь.

Я написала королю письмо, передавая ему «почтительную и верноподданническую просьбу Женского социально-политического союза, чтобы Его Величество соблаговолило дать аудиенцию депутации женщин». В письме дальше говорилось: «Депутация желает лично представить Вашему Величеству свое требование о праве голоса при выборах в парламент, которое одно может помочь женщинам устранить экономические и социальные бедствия, ими испытываемые; которое является символом и гарантией гражданских прав британцев и дарование которого явится признанием равного достоинства и значения женщин, как членов нашей великой империи.

Депутация далее намерена представить Вашему Величеству жалобу на средневековые и варварские методы пыток, при помощи которых министры Вашего Величества стараются подавить возмущение женщин против лишения их гражданских прав, – возмущение не менее благородное и славное по духу своему и цели, чем любая из тех битв за свободу, которыми гордится британская нация.

Нам говорят люди мало думающие, из тех, что плохо знают конституционные принципы, на которых основана наша просьба о личной аудиенции у Вашего Величества, – что мы должны говорить с министрами Вашего Величества.

Мы отвергаем это указание. Во-первых, было бы не только несовместимо с нашим женским чувством своего достоинства, но и нелепо и бесцельно говорить с теми самыми людьми, которых мы обвиняем в измене женскому делу и в мучительстве тех, кто борется за это дело. Во-вторых, мы не намерены признавать авторитета людей, которые, в наших глазах, не имеют под собой законной или конституционной почвы, ибо нашего мнения не спрашивали ни при выборах их в парламент, ни при назначении их министрами короны».

Далее я ссылалась, желая подкрепить наше требование о личном приеме у короля, на депутацию ирландских католиков, в 1793 г. лично принятую королем Георгом III; потом я говорила:

«Наше право, как женщин, быть выслушанными Вашим Величеством и встретить у Вашего Величества помощь гораздо больше, чем право мужчин, потому что оно покоится на отсутствии