Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

попался ей? Сидя за столом и подперев щёку рукой, она предалась размышлениям о грехах вообще, от которых не могли спастись даже ангелы, и своих грехах, с которыми она не может справиться. В конце концов, с тяжёлым вздохом она сказала себе, что все наши судьбы в руце Божией, и нам остаётся лишь исполнять волю Его.

Отчасти утешившись, Инесса ещё раз помолилась, и решила лечь спать без ужина, дабы сим смирением плоти наказать себя. Тем не менее, она долго не могла заснуть, а потом ей снились сны, в которых не было ни связи, ни смысла, лишь странные движущиеся картины, где всё вспыхивало и перемешивалось, и это было тревожнее, чем если бы снились кошмары, потому что чувствовалось приближение чего-то, что нельзя было понять.

Инесса обычно вставала до рассвета, чтобы час-другой помолиться перед тем, как начнётся день, но в этот раз она проспала. Открыв окно, она увидела, что солнце уже высоко поднялось над крышами, а внизу в доме раздавались голоса, слышались шаги и звуки чего-то тяжёлого, что передвигали с грохотом и стуком. Поспешно одевшись, Инесса спустилась по лестнице и встретилась с отцом, который, гордо подбоченившись, смотрел в открытую дверь алтарной комнаты, где стояли весь испачканный красками стол с банками и кистями, лестница, прислонённая к стене, и три широкие и высокие доски, на которых будут написаны картины.

– А, проснулась! – весело сказал отец, обратившись к Инессе. – А мы решили тебя не будить: в кои-то веки поспишь подольше, грех небольшой! Иди завтракать, а после приходи сюда. Мастер пришёл, скоро возьмётся за работу.

* * *

Когда Инесса, наскоро поев, вошла в комнату, там никого не было. Она взяла одну из кисточек, лежавших на столе, чтобы рассмотреть необычную красную краску на ней.

– Осторожно, это киноварь, в старину её называли «драконья кровь», – раздался голос за спиной Инессы. – Испачкаете платье, не отмоете – так и останется красное пятно.

Инесса живо обернулась и увидела высокого молодого мужчину, который с ласковой усмешкой смотрел на неё. Мешковатая рабочая одежда не только не скрывала, но, наоборот, подчёркивала стройность его фигуры; из-под мягкого берета выбивались пряди густых чёрных волос, а глаза были небесно-голубыми, точь-в-точь такими, как у Иисуса на фреске в церкви.

Дыхание Инессы перехватило, и она едва смогла произнести:

– Я осторожна, я не испачкаюсь.

– Давайте знакомиться, – сказал мужчина. – Меня зовут Мариус, я буду расписывать здесь алтарь. А вы, конечно, дочь хозяина? И зовут вас?.. – он вопросительно посмотрел на неё.

– Инесса, – ответила она.

– Какое необыкновенное имя, – улыбнулся Мариус. – Оно имеет двоякое значение: по-латыни: «Бурная, как стремнина быстрой реки»: а если по-гречески: «Кроткая, как агнец». Какое значение подходит вам?

– Я собираюсь принять постриг, – с вызовом, будто защищаясь от чего-то, сказала Инесса.

– Жаль, что такая красота увянет за монастырскими стенами, но, может быть, этого не случится? – он пристально поглядел на неё. – Мне кажется, первое значение вашего имени важнее второго.

– Откуда вам знать? – всё так же вызывающе сказала Инесса.

– Хороший живописец обязан видеть внутреннюю сущность того, что изображает, иначе ему не облечь это в надлежащие формы. А я – хороший живописец, смею вас уверить, – усмехнулся Мариус.

– Надеюсь! – воскликнул Игнацио, входя в комнату. – Иначе за что я плачу тебе столько?.. Ну, рассказывай, как ты собираешься рисовать?

– Вас интересует, как я буду растирать и смешивать краски, как наносить их, и прочие подробности? – вежливо спросил Мариус, пряча усмешку.

– Да зачем мне это?! – возмутился Игнацио. – Меня не интересуют секреты твоего ремесла… Расскажи, что ты хочешь тут намалевать.

– С вашего позволения, я буду писать алтарные изображения вот на этих трёх досках, – Мариус показал на них. – На центральной я напишу, то есть намалюю, как вы выразились, нашего Спасителя.

– А, распятие! Понимаю, – сказал Игнацио. – Но у нас в этой самой комнате уже было большое распятие, – кстати, где оно?

– Я отнёс его в подвал, – сказал Мариус. – Ведь распятие или, скажем, картина Страшного суда больше подходят для церкви, где собирается много людей. Они должны помнить о муках, которые принял за них Спаситель, и последнем суде, который он совершит по приказу Отца небесного и вынесет окончательный приговор всем когда-либо живущим на земле. Но для домашнего алтаря лучше подойдёт изображение Христа в окружении его близких на небесах, ведь они тоже попали на небеса. Справа стоит Пресвятая Дева и две её сестры – родная, тоже Мария, и двоюродная, Елизавета, а слева – его бабка с дедом, Иоаким и Анна. Некоторые знатоки Священного Писания говорят, что у Иисуса были ещё родные братья и сёстры, общим числом не менее шести, но мы не станем их изображать, ибо это вопрос спорный. Зато за спиной Пресвятой Девы мы поместим Иосифа, земного отца Иисуса, о котором нет сомнений.

– Как тебе это? – Игнацио взглянул на Инессу.

– Такого я нигде не видела, но это не противоречит Писанию, – ответила она.

– Ладно, будь по-вашему, – охотно согласился Игнацио. – У всех, у кого есть домашние алтари, в центре – распятие, а у нас будут Христос с близкими на небесах – пусть люди удивляются!.. Ну, а по краям?

– Сцены из земной жизни Иисуса. Скажем, свадьба в Кане Галилейской и остальное, – ответил Мариус.

– Ага! Как в церкви! – воскликнул Игнацио. – Что же, это можно… А ты чего вздрагиваешь? – спросил он Инессу.

– Ничего, знобит, – повела она плечами.

– В такой тёплый день? Уж не простыла ли ты? Пойди к матушке, пусть она даст тебе вина с имбирём и лимоном, – встревожился Игнацио.

– Я здорова, отец, – ответила Инесса. – Так, пустяки…

– Она здорова, – подтвердил Мариус. – Посмотрите, какие у неё румяные щёки, какие алые губы, как блестят глаза: можете не беспокоиться, ваша дочь в полном здравии.

– Тоже мне, лекарь! – презрительно фыркнул Игнацио. – Хотя, по правде говоря, я и им не доверяю ни на грош… Нет, ты, всё-таки, выпей вина и ляг в постель; иди, не спорь со мной! – повторил он, обращаясь к Инессе. – Ну а ты приступай к работе, – приказал Игнацио, повернувшись к Мариусу. – Помни, если не закончишь алтарь к зимнему Николе, вычту деньги из твоего вознаграждения.

* * *

Инесса провела в постели три дня, отец и мать не разрешали ей вставать. На четвёртый день она, поднявшись по обыкновению до восхода солнца, помолилась и поспешила в алтарную комнату. Мариус был уже здесь; он покрывал доски, предназначенные для алтарных изображений, какой-то едко пахнущей жидкостью.

– Доброе утро, мадонна. Вы, как я вижу, ранняя птичка: подобно жаворонку просыпаетесь с первыми лучами солнца, – сказал он. –