Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

мне болеть?

– Зачем же вы велели передать мне, что заболели? – с укором сказала Инесса.

– А как ещё было тебя вытащить? Пришлось обмануть, – простодушно признался Игнацио. – Ну да это грех небольшой: Бог мне его легко простит, и ты прости.

– Отец очень вас любит, – вмешался Мариус. – Он всё время вас вспоминает; вы должны простить его.

– Не мне судить вас, – сказала Инесса отцу, – но если вы здоровы, я возвращаюсь в монастырь.

– Куда он денется? Успеешь спрятаться за его стенами, а пока побудь дома, – возразил Игнацио. – И не спорь со мной, а то вообще не отпущу!.. Иди к матери, обрадуй её…

Поговорив с матерью, Инесса заперлась в своей комнате. «Мне нет никакого дела до Мариуса, – твердила она себе. – Я просто поживу у родителей, а потом уйду в монастырь. Жизнь во имя Господа важнее для меня всего остального. Я стану служить ему». Стук в дверь прервал её размышления:

– Дочка, выходи! – раздался голос отца. – Иди, погляди, что получается у нашего богомаза, нужен твой совет.

Святая Инесса. Художник Хосе де Рибера

«Мне нет никакого дела до Мариуса», – повторила Инесса, а вслух сказала:

– Иду! Только переоденусь.

Надев платье из дымчатой парчи, которое очень шло ей, она спустилась в алтарную комнату.

– Мадонна! – поклонился ей Мариус. – Извольте взглянуть на мою работу: я успел расписать центральную часть алтаря, пока вас не было дома.

– Я вижу, – сказала Инесса. – Всё, как вы говорили: Иисус в окружении своей семьи на небесах. Очень хорошо написано и цвета яркие, особенно синий.

– Лазурит. Дорогая вещь, его привозят с Востока, цвет действительно необыкновенный, – кивнул Мариус.

– Ты спроси её о том, о чём хотел спросить меня, – подтолкнул его Игнацио.

– Лицо Иисуса ещё не закончено, как вы можете заметить, – сказал Мариус. – Я сомневаюсь, какое выражение ему придать: полагалось бы просветлённое и немного отрешённое: он же на небе, земные страдания кончены, больше уже ничего плохого для него не случится. Но мне хочется, чтобы в лице было сожаление о земной жизни: как бы ни была она тяжела, в ней есть много привлекательного.

– Это верно! – ухмыльнулся Игнацио.

– Главное, о чём он жалеет, – о любви. О простой земной любви, которой уже не будет на небесах, – продолжал Мариус. – Там будет вечная бестелесная любовь, но ведь это совсем другое, как вы считаете? – он посмотрел на Инессу.

Она почувствовала, как вспыхнули её щёки.

– Да, другое… – прошептала она.

– Что? – не расслышал Игнацио. – Чего ты шепчешь? Скажи громко!

– Я вас понял, мадонна, – сказал Мариус, и взгляд его значил больше, чем слова. Инесса затрепетала всем телом; её участь была решена.

* * *

– …Я полюбил тебя с первой минуты, едва ты вошла в комнату, – страстно говорил он ночью, покрывая поцелуями её руки. – Какое мучение было знать, что я могу потерять тебя навсегда!

– И я, и я полюбила тебя! – восклицала она, прижимая его голову к своей груди. – Я хотела убежать, спрятаться, – какая глупая! Если бы ты не пришёл ко мне сегодня, я не смогла бы жить, я умерла бы! Мы никогда не расстанемся, – никогда?

– Никогда! – он обнял её, целуя щёки и губы.

– Любимый мой, единственный мой, – шептала она…

Когда утренней свет озарил комнату, Инесса, усталая и счастливая, с улыбкой спросила:

– Мы грешники? Нас искусил дьявол?

– Нет, – засмеялся Мариус. – Дьявол это зло, а какое зло в любви? Не тревожься, всё будет хорошо.

– Я теперь ничего не боюсь, – возразила она. – Лишь бы быть с тобой рядом.

– Мы всегда будем вместе. Я попрошу твой руки, мы женимся; у нас будет свой дом и много детей, – сказал он, прижимая её к себе. – Ты думаешь, твой отец не отдаст тебя за меня? Отдаст, он человек практичный: он знает, что живописцы сейчас хорошо зарабатывают, и, в конце концов, ему же надо кому-то передать своё состояние? Кому же ещё, как не родным внукам?

Инесса тоже засмеялась:

– Ты такой же практичный, как он, а мне всё равно, что скажет отец, лишь бы быть с тобою.

– Мы всегда будем вместе, – повторил Мариус. – А сейчас мне надо идти: в доме скоро проснутся.

– Побудь со мной немного, – Инесса ещё крепче прижалась к нему. – У нас ещё есть время…

– …Плохо спала? Круги под глазами, – встретил её отец, когда она сошла вниз. – Нельзя так много молиться, ты себя погубишь… А я уезжаю сегодня: прибыл посланец от моих друзей, намечается выгодное дельце, надо срочно ехать. Обещай, что ты не уйдёшь в монастырь до моего возвращения, а не то прокляну!

– Обещаю, – Инесса покорно склонила голову.

– Вот и умница, – он поцеловал её в лоб. – И не спускай глаз с богомаза: пока тебя не было, он работал ни шатко, ни валко. Вот, где он сейчас, например? Поди, спит, бездельник!

– Не беспокойтесь, отец, я придумаю, как его занять, – сказала Инесса.

…Мариус быстро рисовал что-то грифелем на небольшом листе.

– Ты мне покажешь? – спросила Инесса, сидевшая перед ним.

– Какая ты нетерпеливая! – ответил он. – Подожди немного, последние штрихи… Смотри, – он снял лист с подставки и повернул к ней.

– Это я? – выдохнула она. – Как красиво!

– Тебя надо писать в цвете: твои золотистые волосы, синие глаза, алые губы, нежную просвечивающую кожу. Когда-нибудь я напишу твой портрет, – сказал он.

– Мне и этот нравится, – возразила Инесса. – Ты мне подаришь его?

– Бери, он твой. Нос только немного не получился – твой чудесный, слегка вздёрнутый носик, – Мариус шутливо дотронулся до него.

– Щекотно! – засмеялась Инесса. – Но ты совсем забросил алтарь.

– Скучно, – я уже знаю, как всё будет выглядеть, осталось изобразить, а это скучно, – пожал он плечами. – Замысел всегда интереснее его воплощения.

– А со мной? Со мной тебе тоже скучно теперь? – спросила она.

– О, нет! – возразил он. – В тебе столько загадочного, волнующего, необыкновенного – я никогда не перестану восхищаться тобой.

– Ах ты, проказник! – она погрозила ему пальцем и добавила, спуская платье с плеч. – Я награжу тебя за портрет прямо сейчас.

– Что, здесь? А если кто-нибудь войдёт?.. И это скромная послушница, которая готова была похоронить себя в монастыре? – воскликнул он, целуя её вновь и вновь.

– Не вспоминай, – прошептала Инесса. – Я большая грешница, но мне ничуть не стыдно.

В другой раз она сидела и смотрела, как Мариус пишет Деву Марию, кормящую маленького Иисуса.

– Ты волшебник, как тебе это удаётся? Пресвятая Дева совсем как живая, – говорила Инесса. – Сколько в ней радости, сколько умиления, с какой любовью она смотрит на своего ребёнка! Ты будто сам познал радость материнства: ты,