Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

они просто выполняют приказ.

– Где же счастье? – сдерживая слёзы, спросила Инесса. – Вы говорили, что он был счастлив.

– Вы, конечно, имеете в виду любовь? – сказал Мариус, – Я не осмелюсь написать любовную сцену здесь, на алтаре – могу представить, что сказал бы ваш отец, увидев её! Однако когда-нибудь я напишу эту сцену на отдельном полотне, и это будет не обращение грешницы, о, нет! Любовь, великая земная любовь станет смыслом и содержанием картины. Правда, мне понадобится натурщица для образа Магдалины: прекрасная, жаждущая любви и всецело отдающаяся ей. Где мне найти такую женщину? – он посмотрел на Инессу.

– Вы переходите границы приличия, – покраснела она.

Мариус засмеялся:

– Поэты, художники и сумасшедшие – одного поля ягоды, так что будьте снисходительны! Но мы заговорились, а мне надо работать: вы не обидитесь, если я продолжу возиться со своими досками?

– Это я должна просить прощения за то, что отвлекаю вас, – возразила Инесса. – Я ухожу.

* * *

На следующий день она сказала отцу и матери, что хочет какое-то время пожить в монастыре. Они не удивились: готовясь к постригу, Инесса уже не раз так делала.

Монастырская жизнь с богослужениями и трудами заставляла забыть всё мирское, и это было отрадно Инессе. Для того чтобы ещё больше отдалиться от мирских мыслей, она почти совсем лишила себя сна, читая по ночам священные книги, а днём с особым рвением выполняла поручаемую ей работу, дабы изнурить плоть.

Монахини с удивлением наблюдали за Инессой; большинство из них хвалили её, но были и те, кто осуждали, говоря, что она либо сильно согрешила в миру, либо хочет показать всем, какая она святая. Впрочем, подобные слова были грехом, и аббатиса наложила епитимью на болтуний.

Сама она с интересом присматривалась к Инессе, пока не решила, что настало время для откровенного разговора. Приведя её в свою келью, мать-настоятельница плотно затворила дверь, перекрестилась на распятие, висевшее над простой деревянной кроватью, знаком предложила Инессе сесть на скамью у стены, и уселась рядом.

– Милая моя дочь, сколько лет я знаю тебя, радуюсь на тебя и горжусь тобою, – начала она. – Когда ты решила принять постриг в нашем монастыре, это был праздник для меня: вот дщерь человеческая, которая во всех отношениях достойна служить Господу, сказала я себе! Чего греха таить, многие попадают к нам от безысходности, отчаяния, или иных земных причин, но в душе этой отроковицы горит священный огонь, она отмечена божьей благодатью: путь служения Богу – её истинный путь, думала я. Да что там! Признаюсь, в мыслях своих я заходила так далеко, что уже видела, как отходя в мир иной, тебе вверяю обитель нашу, ибо к тому времени – если Господь не призовёт меня раньше, – ты будешь пользоваться всеобщим почётом и уважением.

– Матушка! – смутилась Инесса.

Аббатиса взяла её за руку.

– Суетные мысли и гордыня – каюсь! Моя вина, моя вина, моя вина!.. Но что поделать, все мы грешницы: не можем до конца отречься от земных привязанностей, а ты за эти годы стала дорога мне, как родная дочь.

– Матушка! – повторила Инесса со слезами на глазах.

– Твоя мать в муках произвела тебя на свет, выкормила и вырастила тебя, за что ты ей вечно должна быть благодарна, но и я тебе не чужая, правда? – аббатиса погладила её по голове.

– Иногда мне кажется, что вы и есть моя настоящая мать, – сказала Инесса.

– Как приятно слышать! – аббатиса поцеловала её в лоб. – Но до конца ли ты откровенна со мной? – вдруг спросила она. – Ты истово молишься, смиренно трудишься, трепетно читаешь священные книги, – всему этому можно было бы только радоваться, но есть нечто настораживающее в твоём поведении. Я многое повидала в жизни, и многое видела в монастыре: подобное рвение можно объяснить лишь двумя причинами – истовой любовью к Богу, или… – она сделала паузу и пристально посмотрела на Инессу. – Или любовью к земному человеку.

– Нет, матушка, нет! – горячо возразила Инесса. – Я едва знаю его.

– А, значит, он существует! – воскликнула аббатиса. – Так я и думала! Кто же он? Ну, ну, не стесняйся, мне ты можешь признаться во всём.

– Я почти не знаю его, – повторила Инесса. – Он живописец, его пригласил мой отец, чтобы расписать наш домашний алтарь.

– Он молод? Хорош собой? – спросила аббатиса.

– Он молод, а насчёт хорош собой… – Инесса не договорила, засмущавшись.

Мать-настоятельница слегка улыбнулась:

– К тому же, он умен и умеет вести приятную беседу… Бедная моя девочка, как же тебе было не влюбиться? О, я давно замечала в тебе этот огонёк: даже Иисуса ты любишь по-особенному! Я надеялась, что рано или поздно твоя жажда любви утолится через обретение любви надмирной, небесной, но извечный враг рода человеческого попутал все планы. Я не хочу сказать, что твой живописец – слуга Сатаны, но дьявол хитёр, и мы сами порой не замечаем, как попадаемся в его сети. Дочь моя, ты ни в чём не виновата, не казни себя: ты просто поддалась зову своего женского сердца. Однако ты не сдалась, ты боролась и продолжаешь бороться, и я верю, что дьявол будет побеждён!

– Матушка! – Инесса припала к её рукам.

– Милое моё дитя, – растрогалась аббатиса. – Мы справимся с искушением, не сомневайся. Жаль, что ты не можешь принять постриг прямо сейчас, но уже близок июль: в день почитания святой Агнессы ты станешь монахиней.

* * *

Дабы не поддаться искушению, Инесса решила остаться в монастыре до пострига. Родителям она послала весточку через одну из монахинь – каждые субботу и воскресенье они ездили на городской рынок продавать выращенные в монастырском саду овощи и фрукты.

В следующее воскресенье она получила неожиданный ответ от отца. Он просил передать, что как и раньше не станет мешать Инессе в служении Господу, но просит её прийти домой хотя бы ненадолго: он заболел и, не зная, выздоровеет ли, хочет повидать дочь. Сколько себя помнила Инесса, отец никогда не болел, поэтому она сильно встревожилась; получив благословение матери-настоятельницы, она тут же отправилась к Игнацио.

С дурными предчувствиями она вошла в свой дом и тут же увидела отца, который оживлённо беседовал с Мариусом.

– Ага, прибыла! Мы заждались, – сказал Игнацио. – Что это ты решила, не попрощавшись, навсегда уйти в монастырь? Разве так поступают с родителями? Мать все глаза проплакала.

– Так вы здоровы, не заболели? – спросила Инесса отца, ощущая сильный жар во всём теле и стараясь не смотреть на Мариуса.

– Вот ещё, болеть! – фыркнул Игнацио. – Я не бездельник и лекарей к себе не подпускаю: с чего