Единственная Джун - Дженнифер Хартманн

ней сзади, в его медных глазах блестят слезы. Он всегда был сентиментальным. Мама стальная и твердая, а папа крайне сентиментален.

– Посмотрите на мою Джун, – нараспев говорит он, шмыгая носом. – От нее все мальчишки потеряют ум.

– Папа, перестань, – подтруниваю я, опустив голову. Мои щеки пылают, когда я останавливаюсь внизу лестницы. – Тебе нравится мое платье?

Я кружусь, чувствуя себя настоящей принцессой. Мы выбирали его вместе с мамой, когда у нас был девчачий денек: шопинг и посиделки в кондитерской. Платье кристального, бледно-голубого цвета напоминает мне сияющие небеса. На солнечном свете фатин переливается, словно радуга.

Это платье – «Выше радуги», где всегда голубые небеса.

Где мечты сбываются.

Папа смахивает катящиеся слезинки.

– Мне нравится. Мне очень нравится, милая. – Он шагает вперед и заключает меня в медвежьи объятия. – Ты будешь первой красавицей на балу.

Я улыбаюсь, уткнувшись ему в плечо. Я чувствую себя красивой, действительно чувствую. Мои волосы рассыпаются каштановыми локонами, собраны на макушке зажимом, украшенным камнями. Моя кожа сияет после шиммерного лосьона для тела, а на лице – изысканный макияж. С нетерпением жду, когда Райкер и мои подружки увидят меня. Прежде чем приедет лимузин, у меня есть немного времени для семейных фотографий и финальных приготовлений.

– У твоих братьев случится короткое замыкание, когда они увидят тебя. Боже, помоги бедному мальчику, который осмелится взглянуть в твою сторону, – говорит папа, отступая назад, чтобы с гордостью мной полюбоваться.

Я хихикаю, снова опуская голову. Мама распушает мне волосы, поправляя длинную ленту локонов на моем плече, и сладко вздыхает.

Тео заскочит домой пофотографироваться прямо перед сменой с Кипом и должен быть здесь уже с минуты на минуту. Брант – снаружи, во внутреннем дворике.

– Я сейчас вернусь, – говорю я родителям и выхожу из гостиной, подбирая свою длинную юбку, после этого направляюсь к задней двери, чтобы удивить Бранта.

Думаю, ему понравится мое платье так же, как и мне.

Подумает ли он о ярких небесах и синих птицах, летящих высоко, как и я?

Зазвучит ли в его голове наша любимая песня, наполняя душу волшебством и теплом?

На моем лице расцветает улыбка, когда я прохожу через кухню и выглядываю через стеклянную дверь. Брант стоит в центре патио, глядя на большое дерево – то самое, на котором был наш детский домик. В мыслях проносятся воспоминания об играх, грандиозных приключениях, а также летних ночевках с фонариками и ведрами попкорна, когда я уютно устраивалась в своем любимом месте с Тео и Брантом.

Ненавижу то падение.

Ненавижу, что отец разобрал его на части на следующее утро, закрыв главу моего детства, которая все равно всегда будет дорога моему сердцу.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь во внутренний дворик и выхожу наружу.

Брант поворачивается ко мне.

Все в нем словно замирает: его мышцы и даже дыхание. Он просто смотрит на меня, молча и неотрывно. Эмоции, отразившиеся на его лице, не похожи на те, что я видела, когда мама и папа наблюдали за мной, пока я спускалась по лестнице. Это совсем другое.

Он выглядит так, словно ему больно.

Ему не нравится мое платье?

В его глазах пылает жар тысячи сияющих солнц, и я боюсь, что это гнев.

– Привет, – говорю я кротко. Мои губы пересохли, несмотря на то что их покрывает вишневый блеск. Прочистив горло, я нерешительно делаю шаг ему навстречу, заставляя себя улыбнуться. – Что скажешь?

Когда я делаю реверанс, а затем выпрямляюсь, Брант моргает, словно пытаясь избавиться от тех эмоций, что вырвали его из реальности.

Он отводит глаза на мгновение, затем снова смотрит на меня:

– Ты выглядишь потрясающе.

По телу струится тепло, будто поцелованный солнцем ручеек.

– Правда?

– Конечно, правда.

– Я не была уверена. Ты выглядел, будто в бешенстве.

Он скользит по мне взглядом, и, когда наши глаза снова встречаются, по спине пробегают мурашки. Его взгляд настолько пронзительный, что кажется, будто он может видеть меня изнутри, – даже мое бешено стучащее сердце. Я непроизвольно прижимаю руку к груди, как будто могу унять удары.

Брант потирает затылок, наконец улыбнувшись:

– Я был немного зол.

Мое сердце бьется быстрее. Я сильнее прижимаю руку.

– Я злился, что мне придется испачкать этот новый костюм, отбиваясь сегодня вечером от всех парней.

Я облегченно выдыхаю и опускаю руку, рассмеявшись.

– Хороший костюм. – Я делаю несколько шагов вперед, наблюдая, как улыбка Бранта ускользает с каждым моим шагом. Когда мы стоим уже практически лицом к лицу, я протягиваю руки, чтобы поправить небольшой голубой галстук-бабочку; запах мыла Ivory смешивается с ароматом его нового одеколона. Что-то древесное и свежее. – Твоя бабочка голубая, как мое платье, – подмечаю я.

Это вышло случайно. И от этого я улыбаюсь.

Брант смотрит куда-то в сторону, когда говорит:

– Красивое платье.

– Оно напомнило мне нашу песню. Голубое небо, синие птицы. Когда на него падает свет, оно переливается всеми цветами радуги. Оно напомнило мне о…

Оно напомнило мне о тебе.

Мои щеки заливаются румянцем от осознания того, что платье напомнило мне о нем. Лицо Бранта всплыло в моих мыслях, как только я увидела его.

Я опускаю руки, проводя ладонями по его груди, мысли ускользают. Он перехватывает их.

– И о чем оно тебе напомнило?

Наши взгляды снова встречаются.

Я сглатываю.

– О детстве. Колыбельных и всем таком.

Не знаю, зачем я лгу, но, с другой стороны, ясно понимаю, что думать о своем брате, когда покупаешь платье, которое захочет сорвать другой мальчик, кажется очень странным действием.

Каким-то неправильным.

Скорее всего, он был бы в ужасе от такого ответа.

Брант моргает, отпускает мои руки и делает небольшой шаг назад. Он почесывает свои темные волосы, отливающие золотистыми бликами в лучах заходящего солнца.

– Ну, мне очень нравится, Джунбаг. Ты выглядишь…

– Нет, черт возьми, Пич. Однозначно нет. – Тео выбегает на задний дворик с вязаной шалью, которую бабушка связала для мамы прошлой зимой. – Ты наденешь это.

Я поворачиваюсь к нему, когда он накидывает колючую накидку из пряжи на мои голые плечи. Я морщу нос от отвращения.

– Она чешется. И пахнет, как столетние клубы пыли и умирающие растения.

– Пахнет, как тот факт, что никто не прикоснется к тебе сегодня вечером.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

– Но она совсем не подходит. Это что вообще за цвет, Тео? – Это коричневый? Бордовый? Никто не знает. – Я это не надену. К черту грибы.

– Ты… – Он запинается, моргает… и разражается смехом, который заставляет его тело забавно трястись. От этого я сама всегда начинаю смеяться. Тео вздыхает, поправляя