Одиночество Мередит - Клэр Александер

компания. Но выйти из дома он мне точно не помог. Его ведь не надо выгуливать или что-то в этом роде.

Я вдруг поняла, что благодарна Сэди за то, что она выбрала для меня питомца. С ее стороны это было проявлением доброты, а вовсе не признаком разочарования или нетерпения. Она не пыталась заставить меня сделать что-то, что было мне не под силу, а просто хотела, чтобы мне стало немного легче. Чтобы в моем доме появилась любовь.

— Вообще-то он помог. Очень-очень, — призналась я Барбаре, и у меня на глазах выступили слезы.

— Рада это слышать. Животные обладают удивительными способностями исцелять.

Некоторое время мы сидели в уютной тишине и пили чай. На кухне тикали часы. Гудела стиральная машина.

— Как вы со всем этим справляетесь? — спросила я Барбару, пока наливала нам обеим еще чаю.

Я все время забывала выпить свой. Он остывал, и сверху, как ряска на зацветшем пруду, появлялась пленка. Я встала, чтобы сделать еще чаю, радуясь, что есть повод отвлечься. Барбара предпочитала пить его без затей: ни молока, ни сахара. Просто крепкий чай.

— Что вы имеете в виду? — Ее голос звучал по-прежнему мягко, но во взгляде что-то изменилось. Она сосредоточилась.

— Вам не тяжело? Все время говорить о таких вещах?

— Конечно. Но как бы тяжело мне порой ни было, это нельзя сравнивать с тем, как трудно вам и другим отважным людям, которые делятся своими историями.

— Вам, наверное, приходится слышать ужасные вещи. Действительно ужасные.

— Мередит, то, что случилось с вами, не менее ужасно.

— Ну, у других бывало и хуже. Меня ведь не избивали, не тащили среди ночи по темному переулку. Не бросали одну умирать. Вы, наверное, общались с теми, кто через все это прошел.

— Вам не нужно ни с кем себя сравнивать. То, что с вами случилось, ужасно. И все. Не существует никакой иерархии насилия. Травма — это сложное явление, очень индивидуальное. Я пришла, чтобы поддержать вас в вашем личном опыте, каким бы он ни был.

Я села рядом с ней с двумя кружками свежезаваренного чая.

— Я должна была его остановить. Закричать или оттолкнуть. А я даже не попыталась. Просто стояла там, и все.

— Мередит, не вы одна испытываете подобные чувства. Многие жертвы сексуального насилия винят себя, особенно если были знакомы с насильником. Лукас вас изнасиловал. В этом нет никаких сомнений.

Мне внезапно стало неловко, щеки вспыхнули. В тот момент я предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь, не рядом с этой женщиной, о которой ничего не знала, кроме того, что у нее есть далматин по кличке Дорис, а чай она пьет без молока и сахара.

Я попыталась послать телепатическое сообщение Фреду, который, наверное, растянулся на кровати и сладко спал. Мне хотелось, чтобы он потерся о мои ноги или запрыгнул на колени — этот телесный контакт я принимаю как должное по несколько раз в день. Но сейчас он был мне просто необходим, чтобы отвлечь и от настоящего, и от прошлого.

— Сомневаться в себе — это нормально. Как и винить себя. С момента нападения прошло много времени. Слишком много времени, чтобы тратить его еще и на чувство вины и самобичевание.

Я устала. Мне хотелось подняться наверх, скользнуть под одеяло.

— Он вошел в меня силой. Зажал рот кухонным полотенцем. Но длилось это недолго.

Мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны. Это было немного похоже на джетлаг. Со мной такое однажды было, когда я вернулась из поездки в Канаду, мне было немного за двадцать. Помню легкую тошноту, волны усталости и ощущение, будто в голове вата. Я абсолютно выдохлась.

— Вы не думали заявить на него в полицию?

Я была благодарна Барбаре за то, что она сменила тему.

Покачала головой:

— Он был… он и сейчас муж моей сестры. Я понимаю, что это надо было сделать. Мне сложно объяснить причину. Простите.

— Не извиняйтесь, Мередит, — сказала Барбара, уже не в первый раз с тех пор, как появилась у меня на кухне почти три часа назад. — Повторюсь, ваша реакция была совершенно нормальной. Многие жертвы изнасилования не сообщают о преступлении. Еще меньше шансов, что они расскажут полиции, если знают преступника. В вашем случае я полностью понимаю, почему вы этого не сделали.

— Правда?

— Конечно. Абсолютно. Вы кому-нибудь рассказали о том, что произошло?

— Сэди — моей подруге, которая принесла Фреда.

— А когда?

— На следующее утро. В тот день мы должны были вместе обедать. Я позвонила, чтобы отменить встречу, и это вышло само собой. Я не собиралась ей говорить. Все никак не могла поверить, что со мной такое случилось.

— И что сделала Сэди?

— Она пришла, сразу же. Принесла мне противозачаточную таблетку — она медсестра. Сфотографировала синяки у меня на руках, пыталась уговорить позвонить в полицию.

— Но вы этого не сделали.

— Нет. Пару недель спустя я рассказала все матери и сестре.

— Как они отреагировали?

— Они мне не поверили.

Слова будто повисли между нами в воздухе. Взгляд Барбары помрачнел.

— Фи, моя сестра, теперь верит. Все очень сложно. Он ужасный человек.

— Вы смелая женщина, Мередит.

Мне хотелось тоже так думать. Надеюсь, когда-нибудь так и будет.

— На самом деле, это все Фи. Поэтому вы здесь, — сказала я. — Он избил ее, она заявила на него в полицию, и они дали нам кучу листовок. Там была и ваша.

— Мередит, еще не поздно. — Ее тон изменился. — О преступлениях, связанных с нарушением половой неприкосновенности, можно сообщать независимо от того, как давно они совершены. Наша организация предоставит вам человека, который на протяжении всего расследования будет вас поддерживать.

— Я подумаю об этом, — пообещала я. — Правда, подумаю.

Когда она собралась уходить, небо было уже совсем темным, но в воздухе витала легкость приближающегося лета. Я слышала вдалеке шум машин и плач ребенка где-то рядом. Больше никаких звуков — тишина. Мне было совершенно нечего бояться.

— Я провожу вас до машины, — неожиданно сказала я.

— Спасибо.

Мне показалось правильным взять ее за руку, что я и сделала. Мы медленно пошли по садовой дорожке. Мои волосы были собраны в хвост, и я чувствовала на затылке легкий ветерок. Сделав несколько шагов, я поняла, что на мне нет обуви, а носки влажные. Барбара ничего не заметила, а если и заметила, то ее не волновали такие мелочи — в конце концов, я взрослая женщина и могу выйти на улицу в носках, если захочу, — так что я не стала останавливаться.

— Как вы, Мередит? Все нормально?