Одиночество Мередит - Клэр Александер

Как только за тетей Анной закрылась дверь, мама мгновенно вернулась на кухню. Мы с Фи побежали в гостиную и, положив руки на подоконник, смотрели, как тетя Анна садится в маленькую красную машину.

Она не уезжала так долго, что я подумала, не набирается ли она смелости вернуться. И не стоит ли нам вылезти из окна, запрыгнуть к ней в машину и уехать в Ливерпуль. Наконец она обернулась и, заметив нас, улыбнулась и помахала нам рукой. Мы с энтузиазмом помахали в ответ, и машина наконец тронулась. Фи сразу побежала наверх.

Я стояла у окна, прижав руки к стеклу, пока красная машина не скрылась из виду.

Шоколадный батончик я съела в ванной, а пятифунтовую банкноту сунула под матрас. Я понятия не имела, сколько времени и денег мне понадобится, но твердо решила, что поеду в Ливерпуль.

Тетя Анна снится мне уже много лет. Иногда она бежит за мной по пляжу, а я спотыкаюсь, и она ловит меня как раз в тот момент, когда я просыпаюсь. Бывает, что я сама бегу за ней, но догнать не могу. Она становится все меньше и меньше, превращается в крошечное пятнышко, но я не перестаю ее преследовать. Обе версии сна одинаково тревожны.

Несколько недель после визита тети Анны меня мучили мысли, что все могло сложиться иначе, если бы я была немного смелее. Если бы не позволила маминым пальцам заставить меня молчать. Я постоянно ощущала на своих плечах бремя упущенной возможности. Все время думала о поездке в Ливерпуль. Всякий раз, когда мы с Фионой оставались наедине, мне хотелось говорить только об этом.

— Разве ты не хочешь поехать? Разве не хочешь его увидеть? Может, мы могли бы там остаться… в Ливерпуле, — как бы невзначай добавляла я, словно кто-то мог усомниться, что я имею в виду.

Я будто собиралась вернуться на знакомые улицы — девочка, которая никогда не покидала окраины Глазго.

— В Ливерпуле жизнь легче не станет.

Фиона скрестила руки за головой и растянулась на траве. День был солнечный. В прошлом месяце мама устроилась в местный паб и работала весь день. Она оставила нам список домашних дел, которые мы обязательно должны были переделать до ее возвращения, «не то пеняйте на себя»… Но она нас недооценивала. Мы действовали быстро и продуктивно, к тому же, если я слушалась Фиону, из нас получалась неплохая команда. Мы уже развесили чистое белье — это был последний пункт в списке. Я наблюдала, как от легкого ветерка колышутся края пожелтевших наволочек.

— Откуда ты знаешь? — пробурчала я. — Ты же никогда нигде не была.

— Я знаю больше, чем ты. Ты не сиротка Энни[11], и нет никакого папаши Уолтона, который жаждет тебя спасти.

— Знаю, что не Энни, а папашу, кстати, звали Уорбакс.

Я перевернулась на бок и уставилась на профиль сестры. Я всегда завидовала ее курносому носу. Мама говорила, что у меня нос острый, как у ведьмы. И веснушек на носике Фионы было как раз столько, сколько нужно. Поцелуи солнца, как называла их мама.

— Мы с ней уже много лет, — сказала я. — Теперь его очередь.

— Мередит, она никогда нас не отпустит.

Я пожала плечами:

— Мы можем просто куда-нибудь уйти. Хоть прямо сейчас. Надо быть смелее.

Фиона прищурилась на меня:

— Мы и так смелые. Поэтому мы все еще здесь.

Я снова легла на спину и долго смотрела на солнце, пока не заболели глаза.

— Ливерпуль наверняка огромный, — сказала она. — Намного больше Глазго. Где мы будем его искать?

Она была права. Она всегда была права, и меня это ужасно бесило. Я почувствовала, как что-то твердеет в груди, будто мое сердце каменело.

— Хочется сорвать белье с веревки и растоптать. Разнести здесь все вдребезги. Сжечь всю ее одежду.

— Это было бы глупо, — мягко сказала сестра. — Давай лучше я сделаю тебе маникюр? Можешь выбрать цвет.

Она вскочила и протянула мне руку. Я нехотя поднялась. Она все еще была выше меня, но я ее уже догоняла. Я пошла в дом следом за ней, размышляя о том, стану ли когда-нибудь главной. Появится ли у меня шанс принимать решения самостоятельно.

Сестра обхватила меня за плечи.

— Думаю, он может за нами вернуться.

Ни она, ни я в это не верили, но мы хорошо умели притворяться.

День 1405

Пятница, 24 мая 2019

Барбара сказала, что в нашей беседе я буду главной, но мне этого не хотелось. Она казалась милой, и ее большие карие глаза всегда оставались немного грустными, даже когда она улыбалась. На ней были узкие джинсы и белая рубашка, застегнутая наглухо, просторный пестрый кардиган и потрясающие белые броги на толстой подошве. Седые волосы с серебристым отливом были коротко подстрижены.

Зайдя в дом, она наклонилась, чтобы почесать Фреду подбородок, и рассказала, что выросла с котами, а теперь у нее далматин по кличке Дорис. Это немного помогло. Я всегда чувствовала родство с людьми, которые говорят о своих питомцах как о близких родственниках.

— Вы сделали огромный шаг, Мередит, когда обратились в наш центр поддержки жертв изнасилования, — мягко сказала Барбара. — Понимаю, вы, вероятно, чувствуете себя подавленной, может быть, немного напуганной. Помните, пожалуйста, что это совершенно нормально. Если хотите поговорить о чем-нибудь другом, прекрасно. Или можем просто посидеть, не обязательно даже говорить. Главное, чтобы вам было комфортно. Я никуда не спешу. Пробуду здесь столько, сколько вам нужно.

Напряжение у меня в груди немного ослабло.

— Расскажите про Дорис. Какая она?

Барбара улыбнулась.

— Дорис — особа с характером. Я взяла ее из приюта еще щенком. Ее оставили в квартире, когда выселяли жильцов. Привязали веревкой к кровати. Не знаю, какими были ее первые месяцы, но не думаю, что она жила в сытости и ласке. В общем, она была тощим заморышем, а сейчас ей скоро пять лет, и она большая, сильная и глупая как пробка. Она мой лучший друг.

— Звучит здорово.

— Так и есть. За исключением тех случаев, когда она спит в моей постели и всю ночь портит воздух, как рота солдат.

Мы дружно засмеялись.

— Фред появился у меня через полгода после… изнасилования. — Последнее слово прозвучало странно, будто я впервые пыталась говорить на иностранном языке и не была уверена в произношении.

— И как вы нашли друг друга?

— Его принесла моя подруга Сэди. Она решила, что мне это поможет, не стала даже меня спрашивать. Он лежал в обувной коробке. Такой крошечный.

— И как, помог?

— Не знаю. В смысле он отличная