Одиночество Мередит - Клэр Александер

интернете. Живу на соседней улице.

— Ого, пишешь? Что ж, я не удивлена. Ты всегда писала отличные рефераты. Ну ладно, мне пора идти, хочу привести голову в порядок. Мы пригласили гостей на ужин.

— Желаю хорошо провести время!

— Спасибо, милая. Береги себя.

На полпути домой я вдруг поняла, что миссис Росситер не знает обо мне ничего, кроме того, что я ей только что рассказала. Ни о чем другом она понятия не имеет. Возможно, придет домой и скажет мужу: «Сегодня видела одну из бывших учениц. Она теперь писательница». Вот, собственно, и все.

День 1414

Воскресенье, 2 июня 2019

Фиона изменилась. Широкие высветленные пряди волос и румянец на щеках. И глаза казались ярче. Может, она начала пользоваться тенями? Я не была уверена, но если так, то ей очень шло. Она выглядела лет на десять моложе, чем в последний раз, когда стояла у меня на пороге.

— Я принесла торт. — Она протянула мне белую коробку.

— Спасибо.

Фи прошла за мной на кухню, бросила сумку на пол и сняла куртку.

— Ты встречалась с женщиной из кризисного центра? Как тебе?

— С Барбарой? Она очень приятная.

Я открыла коробку и улыбнулась. Морковный торт, мой любимый. Я достала тарелки, нож, вилки, поставила чайник.

— Хочешь об этом поговорить?

— Не знаю, может быть. Но не сейчас.

— Ну, когда захочешь. Ты молодец, Мер.

— Мы обе с тобой молодцы, — поправила ее я. — А как ты? Все хорошо?

Я не рассказала, что часто не сплю по ночам, потому что беспокоюсь о ней. У нас вошло в привычку писать друг другу перед сном, но даже после этого мне трудно полностью расслабиться. В голове постоянно маячит тень Лукаса.

— Вообще-то, да. Он уехал к своему дяде в Данди.

— Ты с ним говорила?!

— Нет-нет. — Она помотала головой. — Встретила на почте его мать.

— Карен. — Я вспомнила маленькую тихую женщину: мы виделись в тот вечер, когда Лукас делал предложение, и потом на свадьбе.

— Она просила прощения. Сказала, что очень переживает, не знает, что на него нашло.

— Не знает, что на него нашло? — Я схватилась за ручку чайника и сосредоточилась на том, чтобы не пролить кипяток мимо кружек.

— Я понимаю, понимаю.

Она придвинулась ближе. Ее пальцы коснулись моей спины: легчайшее прикосновение, сообщающее, что она со мной в том, что действительно важно.

— Возможно, мне тоже нужно будет через это пройти — с Барбарой или с кем-то еще, — сказала она то ли мне, то ли себе, а может, нам обеим.

— Думаю, это поможет.

— Но не сейчас. Когда буду готова.

— Конечно, — согласилась я — мне ли не знать? — Кстати, я вчера ходила в магазин.

— Черт! Правда? Мередит, это круто. Я тобой горжусь.

— Спасибо.

Мы сели, и я наконец попробовала кусочек торта.

— Ух ты! Потрясающе. Где ты его взяла?

— Сама испекла. — Сестра довольно улыбнулась.

— Не верю. Он слишком вкусный.

Она засмеялась:

— Клянусь богом. Я много пеку последние пару лет. Это моя отдушина.

— Я тоже много пеку. Но не так хорошо, как ты. Тебе стоит начать свой бизнес — это правда изумительно.

— Я делала несколько праздничных тортов для друзей. Возможно, что-то и получится, кто знает. Может, я наконец-то уйду из этого супермаркета.

— Если будешь приходить ко мне чаще, я точно растолстею.

— А мне бы этого хотелось. Я не про «растолстею», а про «приходить чаще».

— Помнишь, как ты обзывала меня толстушкой, когда мы были маленькие? — не удержалась я.

— Я была глупая. Завидовала тебе. Твоим густым темным волосам, красивым большим глазам. Ты была… загадочной.

Я пристально взглянула на нее:

— Я и не подозревала. И завидовала тебе. Мне хотелось иметь твои светлые волосы и веснушки.

— Поцелуи солнца, — произнесли мы хором.

Я ела торт, смотрела, как Фиона пьет чай, и любовалась ее веснушками, курносым носиком, голубыми глазами. Все было такое же привычное, как черты моего собственного лица, даже после случившегося. Загадочная. Я мысленно прошептала это слово, пытаясь приложить его к себе. Может быть, еще не поздно помечтать о другой версии Мередит? Не похожей на ту, в какую меня, как в слишком тесное пальто, запихивала мама?

— Знаешь, она и со мной ужасно обращалась, — сказала Фи.

Я отнесла пустые тарелки в раковину и открыла кран. По забору на заднем дворе прыгала крошечная коричневая птичка. Я наблюдала за ее беззаботным танцем.

— Мередит.

— Это не соревнование, Фи.

— А я и не пытаюсь устроить соревнование. Я просто хочу, чтобы ты знала, что не тебе одной доставалось. В смысле она не ненавидела тебя больше, чем меня, или что-то в этом роде. — Она встала рядом у раковины и взяла кухонное полотенце. — Давай я вытру.

Я протянула ей мокрую тарелку:

— Не помню, чтобы она вела себя с тобой так же подло.

— В твое отсутствие все было гораздо хуже.

— Логично. — Я выключила кран и перевела взгляд на нее. — Прости, если так.

— Тебе не за что просить прощения. Что ты могла с этим поделать?

— Не знаю. Но ты могла бы мне сказать.

— Мне не хотелось, чтобы ты знала. Я думала, лучше ты будешь верить, что хотя бы одна из нас имеет над ней какую-то власть. — Она потянулась к моей руке, и я ощутила быстрое легкое касание. — Сейчас думаю, что надо было тебе сказать. Наверное, я так пыталась тебя защитить. Глупо, конечно.

— Мы были совсем юные. И не могли во всем этом разобраться.

Мы помолчали, позволяя моим словам приблизить нас друг к другу после десятилетий недосказанности.

— Я знаю. Но все-таки…

Она смотрела в окно, губы ее были плотно сжаты. Крошечная коричневая птичка исчезла. Там не осталось ни малейшего дыхания жизни.

Кажется, мы простояли так очень долго. Держались за руки, хотя я даже не заметила, чья это была инициатива.

— Не знаю, что сказать, Мер.

— Я тоже. Еще по кусочку торта?

Я отпустила ее пальцы и потянулась через стойку, чтобы включить радио. Кухню заполнила жизнерадостная музыка.

Под звуки «Битлз» мы снова стали есть торт. Я вспомнила свою детскую мечту поехать в Ливерпуль и найти отца. Мечта угасла, как только я стала достаточно взрослой, чтобы понять: прежде чем у меня появится возможность куда-то поехать, пройдут годы. А к тому времени, как возможность появилась, мы не виделись с ним уже так долго, что я даже сомневалась, существовал ли он вообще.

Час спустя я махала сестре на прощание с края садовой дорожки. Мы не общались три года, но казалось, будто наша разлука