Одиночество Мередит - Клэр Александер

изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

Она выключила радио и через секунду уже стояла перед нами:

— На какой еще день рождения?

— К Саре. Я тебе давным-давно говорила. И вчера напомнила. А приглашение на дверце холодильника.

— Не болтай глупости, Мередит. Кто мог тебя пригласить?

— Сара Литтл, — произнесла я в отчаянии, — из моего класса. Это просто вечеринка у нее дома. Ну, вообще-то не совсем вечеринка. Мы будем есть пиццу и смотреть кино.

— «Есть пиццу и смотреть кино», — пропищала мать детским голосом.

Я взглянула на сестру, сидевшую на лестнице. Та пожала плечами.

— Фиона отведет меня и приведет обратно. Я буду дома в половине девятого.

— Это правда?

— Мама, ну пожалуйста.

В тот момент меня не заботило, что я что-то выпрашиваю. Я была готова на все, только бы провести несколько часов в другом доме. В доме, где люди смеются, смотрят кино и не переживают, что слишком шумят, сидят не там или говорят не то.

Мама скрестила руки и оглядела меня с ног до головы:

— Что на тебе надето?

— Это Фиона выбрала, — призналась я, пряча от сестры глаза.

Мать громко хмыкнула:

— Нашла кого слушать. По части моды она тот еще советчик.

— Я переоденусь!

Мама рассмеялась:

— Ну ладно. Только поторопись, а то пропустишь вечеринку.

Я помчалась наверх и сорвала с себя одежду. Снова надела волнистую розовую юбку — я решила, что маме она понравится, а сестру я не буду слушать больше никогда, — и кремовую блузку с кружевным воротником. Пригладила волосы и сделала глубокий вдох.

На дне рождения Сары Литтл большинство других девочек были в джинсах. Но двоюродная сестра Сары Эмма пришла в длинной серебристой юбке, которая переливалась при каждом движении. Когда мама Сары включила музыку, мы с Эммой улыбнулись друг другу и решили немного покружиться.

День 1421

Воскресенье, 9 июня 2019

Я позвонила Селесте сразу, как проснулась, потому что знала: если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда.

— Я не выходила из дома тысячу четыреста двадцать дней, — выпалила я.

— Мередит, это ты? О чем ты говоришь?

Голос у нее был сонный. Он звучал растерянно, но не сердито.

— Прости… Да, это я. Я не выходила из дома тысячу четыреста двадцать дней. Три года и триста двадцать пять дней. Больше двухсот недель. Примерно сорок семь месяцев. А может, сорок восемь.

Я глотнула воздуха.

— Поэтому вчера я не смогла прийти на твой день рождения. Я пыталась, я правда пыталась. Я уже собралась и все такое. А потом… Ну, я просто не смогла этого сделать. Прости, пожалуйста. Я очень хотела.

— А что на тебе было надето?

— В смысле? Э-э-э… комбинезон.

— Какого цвета?

— Фиолетового.

— Это мой любимый цвет.

— Правда? И мой тоже.

— Уверена, ты выглядела просто потрясающе.

Я вспомнила про комбинезон, босоножки, искусственный загар, завитые волосы, подводку для глаз, пудру. Я чувствовала себя смешной и никчемной. Мне хотелось освободить Селесту от этого разговора, но прежде, чем я успела найти для этого предлог, она сказала:

— Мер, мне очень понравился твой подарок. Просто отличный.

Так все говорят, но ей я поверила. И все же (ведь я — это я) уточнила:

— Правда?

— Конечно. Жду не дождусь, когда его опробую. Спасибо тебе большое.

Мне приятно было это слышать, но я все еще не понимала, о чем я вообще думала. Три года никуда не выходить, и вдруг так запросто вызвать такси, надеть фиолетовый комбинезон и отправиться на вечеринку с блестящим подарочным пакетом в руках? Я облокотилась на стол. Все тело ломило от усталости, в голове пульсировала боль, к горлу подступил комок.

— Я просто была не готова, — прошептала я.

— Мередит, все нормально, — сказала она мягким голосом. — Правда. Слушай, мне надо как следует проснуться, принять душ. Давай я позвоню тебе вечером? И мы обо всем поговорим.

— Давай. Только… Я не знаю, с чего начать.

— Начнем с самого начала. Расскажешь столько, сколько захочешь.

Какое же это было облегчение — передать инициативу Селесте. Я вернулась в постель и проспала почти весь день. В семь вечера она позвонила. Я рассказала ей про Лукаса и не смогла сдержать слез, проговаривая воспоминания вслух. Она тоже плакала. Сказала мне, что я очень смелая, что смогу со всем справиться, что она всегда рядом и вообще, у меня есть люди, готовые меня поддержать.

День 1425

Четверг, 13 июня 2019

Селеста была права — у меня есть те, кто готов меня поддержать. Приехал Том с теплым ароматным хлебом и пакетом вишни.

— Просто так, — заявил он, улыбаясь.

Я налила в две пиалы оливковое масло и бальзамический уксус, и мы стали отщипывать кусочки хлеба пальцами. «Простые вещи — самые лучшие», — сказал Том, и его слова отозвались во мне, после чего наружу вдруг вырвались мои собственные. Я рассказала ему о вечеринке Селесты, все, вплоть до комбинезона и босоножек, и он ни разу меня не перебил.

— Мередит, то, что ты делаешь… работа, которую ты проделываешь… это все для тебя самой, — произнес он, когда я наконец замолкла и вернулась к поеданию хлеба. — Ты делаешь это не ради меня, или Сэди, или Селесты, или кого-нибудь еще. Ты делаешь это ради себя — и ты этого заслуживаешь. Понимаешь?

— Пытаюсь.

— Никто не ждет от тебя совершенства.

— Боже. Звучит как еще одна аффирмация Дианы.

Он улыбнулся:

— Может быть, эта приживется?

— Может быть.

День 1426

Пятница, 14 июня 2019

— Сегодня я бы хотела просто поговорить. Без всякой терапии.

— Конечно, Мередит. Есть что-то конкретное, о чем вы бы хотели поговорить?

Диана положила локти на стол и слегка подалась вперед. Я в очередной раз поразилась ее красоте. Огненно-рыжие волосы, алебастровая кожа, глаза как два бездонных озера.

— Я бы хотела поговорить о своей матери.

— Хорошо. Мы давно о ней не говорили. У вас был какой-то контакт?

— Она звонила несколько недель назад. Все прошло не очень хорошо.

— Могу себе представить.

— Мне всегда становится плохо, когда она звонит. Но сейчас… я злюсь. Я злюсь на нее и хочу о ней забыть. Не знаю, как со всем этим справиться.

— Я бы удивилась, если бы вы не испытывали к ней злости.

— Мне кажется, я не смогу ее простить…

— Вы долгое время были жертвой психологического насилия, Мередит. Я бы сказала, всю жизнь.

— Я не жертва, — произнесла я тихо, но сердито. — Мама всегда говорила…