Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

Как отмечал его попутчик Стратфорд Каннинг, Димсдейл с истинной радостью вспоминал время, проведенное в России. Вернувшись в Хартфордшир, он продолжал поддерживать близкие взаимоотношения с Екатериной, Павлом и многими другими лицами, с которыми познакомился в ходе своего визита. Эти контакты продлились до конца его жизни.

В России у Томаса сложились теплые отношения с великим князем Павлом. Они нередко вместе сидели за обеденным столом и обсуждали здоровье мальчика. Оба были полны решимости сохранить эту связь. В первые же месяцы после возвращения на родину врач дважды написал Павлу, а кроме того, послал ему свору собак (желанный подарок для русских дворян, среди которых тогда была в большой моде англофилия) и фонтан. Возможно, водяное устройство могло показаться необычным презентом для подростка, но мальчик пылко поблагодарил его за оба подарка: «И тот, и другой доставили мне огромное удовольствие, и я шлю вам мою благодарность»[364]. Мать не особенно сближалась с сыном, и наследник испытывал большую симпатию к доктору, который провел в его обществе так много времени – и до прививки, и во время нее. Он просто захлебывался признательностью: «Два письма, которые вы написали мне, принесли мне большую отраду, ибо они посланы лицом, которое я искренне почитаю и которому я частию обязан безопасностью моей жизни. Будьте уверены, благодарность моя так велика, что я не могу даже подыскать подходящие слова, чтобы ее выразить, но сердце мое переполнено ею».

Прививка не только оградила его от оспы. Она «совершенно переменила» всю его конституцию, поведал он своему врачу: «У меня улучшился аппетит, я крепче сплю, я могу дольше переносить утомительные занятия, и, что для меня даже еще важнее, у меня больше не бывает столь частых недомоганий».

Не менее прочувствованные слова благодарности Павел отправил ему больше шести лет спустя, когда с готовностью согласился на включение подробностей своего прививочного процесса в очередной трактат Томаса: «Ни в чем не могу быть более уверен, как в том, что исцеление мое – свидетельство вашего мастерства и действенности вашего метода. Заклинаю вас, будьте совершенно уверены, что я никогда не относился с неблагодарностью к вашему попечению и что я всегда буду помнить ту услугу, которую вы мне оказали»[365]. Он возбужденно поведал врачу и другие хорошие новости: его жена, великая княгиня Наталья Алексеевна, вот-вот должна была разрешиться от бремени их первым ребенком. Увы, через несколько недель произошла трагедия: и мать, и младенец умерли при родах.

Опасности родов и младенческого возраста стали поводом для эмоционального письма, которое отправил Томасу граф Владимир Орлов, младший из пяти братьев Орловых, президент Российской академии наук. Он описывал отчаянные, но безуспешные попытки своей жены кормить грудью их новорожденного младенца. Через две недели острый мастит перешел у нее в лихорадку и абсцесс грудной ткани, который вскрыли по совету доктора Круза (одного из тех придворных врачей, которые некогда отказались принимать всякое участие в прививке великого князя), чтобы вывести зараженный материал и облегчить боль. «Должен признаться, меня это привело в огромное волнение, – писал Орлов. – Не знаю, как и описать ее страдания»[366]. Он провел некоторое время с Томасом в Царском Селе и теперь доверял английскому врачу гораздо больше, чем придворным докторам. Граф умолял его дать совет, сообщить, «что делают в Англии здравомыслящие люди, чтобы у них росли столь крепкие дети»:

Вы очень обяжете меня, если сумеете поведать, что надлежит делать матери, желающей самостоятельно вскармливать своих младенцев, так, чтобы избегать прискорбных случаев, которые могут произойти; мне весьма жаль, что по сему поводу не применяются у нас разумные постановления. Скажите мне также, сможет ли моя жена кормить в будущем, хоть в этот раз она и не в состоянии это делать. …Ваша личность внушает мне такую уверенность, что побуждает меня обременить вас таким множеством вопросов.

В дальнейшем Томас продолжал играть роль дистанционного специалиста по детскому здоровью для четы Орловых. По мере того как их семья росла, английский доктор снабжал их рецептами и советовал, какой возраст и какое время года лучше всего подходят для того, чтобы прививать их детей. «Я не замедлю, мсье, сообщить вам об успешности прививки, как только смогу», – обещал молодой отец[367]. Он писал: «Мы храним воспоминания о вас – за все добрые услуги, которые вы нам оказали»[368].

Именно Владимир Орлов снабдил Томаса копиями тех отчетов о прививках, которые врач составлял в Петербурге по указанию Екатерины: она напечатала их по-русски, но в английском варианте они еще не вышли. Томас написал императрице на своем витиеватом французском, льстиво хваля ее за решительные победы над турками (но выражая надежду, что теперь она «дарует им мир») и прося монаршего позволения на перевод этих работ и на то, чтобы посвятить их английское издание «Вашему Императорскому Величеству, моей великой и щедрой Покровительнице, самой блистательной фигуре нынешнего столетия»[369].

Уже через несколько недель в Хартфорд пришел ответ, скрепленный печатью императрицы и уверенной рукой подписанный: «Екатерина». Императрица писала, что прививочная практика в России процветает и уже укоренилась среди знати. Она добавляла теплые слова признательности своему врачу: «Никогда не забуду ваше попечение обо мне и те тревоги, в которые вы вверглись во время прививки моей и сына моего, через которые, однако, все мы трое прошли, благодарение Небесам, весьма благополучно»[370]. Она поощряла Томаса к тому, чтобы он поведал эту историю во всеуслышание: «Зная вашу добросовестность и любовь вашу к истине, я убеждена, что книга, которую вы желаете опубликовать и которую вы желаете посвятить мне, будет написана подобающим образом. …Я не питаю ни малейших сомнений, что ваши наблюдения служат общему благу, и одобряю вас в вашем стремлении представить их публике».

Екатерина, вернувшаяся к своей привычке трудиться до изнеможения (в то время она руководила и затянувшейся войной с Турцией, и продолжающимися внутренними реформами), не всегда отвечала Томасу лично. Барон Черкасов от ее имени поблагодарил доктора за подарок, отправленный вскоре после его возвращения в Англию, – левретку [ «маленькую итальянскую борзую»] по имени Сэр Томас Андерсон. Миниатюрный пес с его выразительной, как бы молящей мордочкой и с вечной потребностью в общении с людьми мгновенно завоевал обожание императрицы и сделался ее постоянным компаньоном. В 1776 г. Томас отправил ей вторую левретку, Леди Андерсон, и вскоре пара произвела на свет потомство. В конце концов собачье семейство необычайно разрослось. Среди 115 ближних и дальних потомков пары была и шаловливая Земира, самая любимая из всех собак Екатерины, спавшая у ее кровати; императрица даже позволяла ей оставлять отпечаток грязной лапы на своих письмах. Портрет государыни, написанный в 1794 г. Владимиром Боровиковским, показывает императрицу прогуливающейся в царскосельском парке; у ее ног – Земира, искательно глядящая на свою хозяйку (впрочем, собачка умерла за девять лет до этого)[371].

Преданность собак хорошо отвечала свойственной Екатерине любви к чужому восхищению, однако государыня оставалась жизнерадостно-несентиментальной в своем повседневном общении с людьми, особенно когда ее мысли были заняты войной. Когда Томас стал страдать от камней в почках, она отправила ему пожелания выздоровления через доктора Джона Роджерса, врача-шотландца, подвизавшегося при русском дворе. Ричардсон, сообщая своему другу последние придворные сплетни и заодно посылая ему в подарок семена сибирской сосны[372], передавал бодрящее замечание государыни: «Когда он [Томас] прослышит о наших успехах и о той изрядной трепке, которую я задала туркам, не сомневаюсь, что он искренне возрадуется и это весьма поспособствует восстановлению его здоровья»[373].

Императрица проявила меньше сочувствия в своем отклике на смерть от оспы французского короля Людовика XV. Большинство жителей Франции, в том числе и королевская фамилия, по-прежнему противились прививке, несмотря на то что эту практику продолжали усердно пропагандировать Вольтер и многие другие его собратья-интеллектуалы. В своей «Энциклопедии» Дидро описал прививки как «замечательнейшее открытие из всех, сделанных медициной для сохранения жизней». В статье