Прививка для императрицы: Как Екатерина II и Томас Димсдейл спасли Россию от оспы - Люси Уорд

более серьезно заболевшим, чтобы снизить издержки. То же самое можно раз в пять лет проделывать в каждом городке и в каждой деревне России, предлагал он, описывая учрежденный им в Бенджео небольшой прививочный дом как еще один пример удачной практики. Процедуру следовало разрешать выполнять лишь профессионалам с лицензией, «ибо поистине невообразимы те беды, которые могут проистечь от прививок, делаемых людьми безграмотными и невежественными»[324]. Его трактат, где излагалась его любимая методика, был переведен на русский для раздачи медикам-практикам.

Широкая прививочная кампания началась в России с дома Вольфа в качестве медицинского учреждения, открывшегося под руководством Томаса и затем превратившегося в постоянно действующее заведение – Санкт-Петербургскую оспенную больницу, которую финансировало государство. Под общим надзором шотландского врача Мэттью Халлидея, еще одного члена процветающей в Петербурге британской диаспоры, здесь прививали и выхаживали детей всех сословий. Поначалу родителям даже платили, чтобы убедить принести младенцев на прививку, но уже в 1799 г. английский капеллан Уильям Тук сообщал, что успех этого начинания вскоре сделал такие взятки ненужными[325]. С 1783 г. больница принимала детей дважды в год, весной и осенью, занимаясь ими бесплатно. Халлидей, прививший основную часть обширного семейства великого князя Павла, еще находился на той же должности в 1791 г., когда поместил на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей» объявление, предлагавшее бесплатное лечение оспы всем пациентам ежедневно с шести до одиннадцати вечера[326].

Следуя тому же образцу, по всей стране в крупных городах и провинциальных городках открывали новые и новые прививочные дома. Георг фон Аш, тот самый врач, который лечил Томаса от плеврита и некогда изучал прививочные методики в Лондонской оспенной больнице, в 1768 г. привез прививочную практику в Киев. Томас сумел учредить такую же больницу в Москве; вскоре, в 1771 г., подобное учреждение открылось в Казани, на берегу Волги, а на следующий год – в сибирском Иркутске, где за пять лет удалось привить 15 580 человек[327].

«Количество этих заведений с тех пор настолько сильно увеличилось, что мы уже не имеем возможности привести полный их список», – писал Тук на рубеже веков. Он напрямую связывал это расширение с поддержкой со стороны Екатерины: «В восемнадцатом столетии Россия, по-видимому, имеет преимущество перед большинством других стран Европы, состоящее в том, что общеполезные учреждения встречают здесь меньше затруднений и поощряются монархом с гораздо большей щедростью, притом быстрее достигают повсеместной распространенности»[328]. Больше больниц строилось в сельской местности и в поместьях дворян, которые могли заставить своих крепостных привиться, подобно тому как британцы-плантаторы в колониях прививали своих рабов, и не подумав предварительно заручиться их согласием. Чтобы убедить тех, кто пока еще побаивался новой процедуры, власти широко распространяли цветные лубочные изображения, рекламирующие действенность прививки[329].

Несмотря на самодержавную власть императрицы и ее личную поддержку прививочной практики, в народе не наблюдалось всеобщего стремления подвергнуться этой процедуре. Как и в Британии, в больницах для подкидышей рутинным порядком и вполне эффективно делали прививку подопечным; в московском заведении такого рода, основанном по указу Екатерины, за 20 лет умерли после прививки всего четыре ребенка. Врачей не хватало, плотность населения была низка, и настояния Томаса, что прививку должны делать лишь лицензированные специалисты, не выглядели практически реализуемыми на российских просторах.

Вместо этого прививочной практике обучали некоторые сообщества. В прогрессивной Ливонии энергичный лютеранский пастор Иоганн Айзен сумел привить около 500 человек в своем собственном доме – всего за два года (с 1769 г.). Затем он начал обучать садовников и церковных служек, чтобы они помогали ему. Наконец он открыл целую прививочную школу, где обучил 99 крестьянских матерей самостоятельно проводить процедуру с минимальной предпрививочной подготовкой и крошечным уколом иголкой между большим и указательным пальцами. Он надеялся, что матери передадут эту методику своим дочерям[330]. Он также рекомендовал прогулки на свежем воздухе и обрызгивание лица холодной водой для снижения жара. Разработки Айзена были опубликованы в книге, которую активно продвигало Вольное экономическое общество – первое научное общество, созданное в России.

В 3000 миль к востоку в Сибири вожди коренных племен, страшась болезни, которая с особой жестокостью проносилась по их поселениям, обратились к штаб-лекарю Шиллингу, директору Иркутской оспенной больницы, чтобы получить у него наставления в области прививочной практики и самим защищать от оспы своих людей. Шиллинг, немецкий военный врач, также неустанно прививал местное население: более чем за 30 лет он привил свыше 18 000 человек (из них умерли после процедуры всего 237)[331]. За четыре более или менее летних месяца 1791 г., разъезжая по диким степям близ Байкала, он привил 620 кочевников-оленеводов, аккуратно докладывая о своей работе в Санкт-Петербургскую медицинскую коллегию[332].

Усилия Екатерины по продвижению прививки даже в самые отдаленные уголки ее империи стали только активнее, когда произошла самая страшная трагедия в области общественного здоровья за все ее царствование – катастрофическая вспышка бубонной чумы в Москве. Болезнь добралась до города в 1770 г. по оживленному торговому пути, идущему с юга (вероятно, вместе с тканями, ввозимыми из Оттоманской империи). В бурлящей жизнью древней столице это вызвало народные бунты и опустошение. Дворяне бежали в свои загородные имения. Среди оставшихся москвичей больше 100 000 умерли. На фоне нехватки продовольствия и парализованной городской экономики бунтовщики убили архиепископа Московского, после того как он убрал одну из почитаемых икон, чтобы вокруг нее не собирались толпы, тем самым разнося заразу.

Императрица пришла в ужас и от количества смертей, и от беспорядков. Перед ней предстало свидетельство еще одной угрозы ее империи, и это в то самое время, когда государыня вела победоносную войну. Воцарившийся хаос бросал вызов не только ее реформам здравоохранения, но и идеалам Просвещения, а также продвигаемому ею образу России как цивилизованного современного государства. Приуменьшая масштабы бедствия для иностранных наблюдателей, она зорко следила за ходом эпидемии, отрядив Григория Орлова для того, чтобы он возглавил управление городом, и вводя строгие предписания, наделявшие государственных чиновников полномочиями по введению карантинов и гигиенических мер.

Уроки этой катастрофы повлияли на реформы 1775 г., подводившие фундамент под ее стремление создавать по всей империи побольше учреждений общественного здравоохранения, улучшать качество медицинского образования, нанимать больше медиков. В каждом городе, даже самом маленьком, должен был иметься как минимум один врач и один хирург с помощниками и учениками, а в самых отдаленных регионах им следовало платить больше[333]. Эпидемия, грянувшая вскоре после широко разрекламированной прививки Екатерины от оспы, даже побудила некоторых наблюдателей-медиков задуматься об идее прививки от чумы, несмотря на известный уже тогда факт, что чумой можно заразиться больше одного раза в жизни. Затея не сработала, однако само желание разобраться в механизмах бытования чумы способствовало развитию эпидемиологических исследований в России.

Трудно было в точности оценить масштабы прививочной практики при Екатерине – этому мешала фрагментарность статистики. По крайней мере, в Петербурге сбор данных, который трудолюбиво вел еще один лютеранский священнослужитель, пастор Иоахим Грот, родившийся в Германии, позволил получить уникально подробный отчет о воздействии оспы на столицу[334]. В печатных приложениях к проповедям о прививке, которые он каждый год произносил в деревянной церкви Святой Екатерины на Васильевском острове, по другую сторону Невы от Английской набережной, Грот на протяжении всех 1770-х гг. приводил подробные таблицы ежегодной смертности от оспы. Разбивая данные по месяцам, а также по возрасту и полу инфицированных, он обнаружил, что волны эпидемии оспы накатываются на город циклически, в среднем примерно раз в четыре года, на пике уничтожая более 500 человек ежегодно (каждого восьмого из заразившихся). Самой крупной группой жертв оказались младенцы до года, что побудило пастора рекомендовать прививку для детей самого раннего возраста. В районах проживания племен, где «туземцы» были гораздо более уязвимы к этой болезни, чем жители европейских территорий, смертность от оспы была значительно выше (сообщал пастор): каждые 10 лет эпидемии выкашивали местное население, не оставляя времени на то, чтобы в промежутках восстановилась рождаемость.

Не было никаких сомнений, что прививка эффективна для тех, кто ее получает. Профессор Вольфганг Крафт из Петербургской