Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

Борн поднялся, прижался к правой стене часовни и взвел курок. Дважды выстрелив в левую арку — при каждом выстреле портьера колыхалась из стороны в сторону, — он отпрыгнул за последнюю скамью, пробрался в ее противоположный конец, стал на колени и опять выстрелил два раза, но на этот раз в правую.

За портьерой в панике метнулась какая-то фигура, падая вперед и хватаясь за ткань, — тяжелая красная штора сорвалась и обрушилась на плечи того, кто упал на пол. Борн бросился вперед с криком «Карлос!» и стрелял вновь и вновь, пока не опустела обойма. Внезапно сверху раздался выстрел, выбивший секцию витража из верхней части окна в левой стене часовни. Осколки еще сыпались дождем, а в центре образовавшегося проема над слепящими огнями появился какой-то человек, стоящий на оконном карнизе.

— У тебя пустая обойма, Борн, — сказал Карлос. — Тринадцать лет. Дельта, тринадцать проклятых лет. Но теперь они узнают, кто победил.

Шакал прицелился и выстрелил.

Глава 17

Обжигающий жар и одновременно ледяной холод разорвали ему шею, когда Борн перелетел через ряды скамей, врезавшись в пол между вторым и третьим. Он ударился головой и бедром о полированное дерево и отключился. Его мир затуманился и погрузился во тьму. Он слышал, как далеко, очень далеко истерично кричали какие-то голоса. После этого свет померк.

* * *

— Дэвид!! — Теперь это был не крик. Голос настойчиво звал его по имени, которого он не желал признавать. — Дэвид, ты меня слышишь?

Борн открыл глаза, мгновенно осознав две вещи: шея была забинтована, он, полностью одетый, лежал на кровати. Справа показалось обеспокоенное лицо Джонни Сен-Жака, слева был неизвестный ему человек средних лет с пристальным спокойным взглядом.

— Карлос, — смог выговорить Джейсон, овладев наконец своим голосом. — Это был Шакал!!

— Тогда он все еще на острове, — возбужденно сказал Сен-Жак. — Прошло не более часа, и Генри окружил наш остров Спокойствия. Вдоль береговой линии снуют патрульные катера — все они находятся в пределах видимости и радиосвязи. Он назвал это «операцией по пресечению контрабанды наркотиков» — весьма официально и весьма секретно. Причалило несколько катеров, но ни один из них не ушел и не уйдет.

— Кто он?! — спросил Борн, взглянув на сидевшего слева от него человека.

— Врач, — ответил брат Мари. — Он не только мой гость, но и мой друг. Я сам был у него пациентом в...

— Думаю, обойдемся без подробностей, — перебил его канадский доктор. — Ты попросил меня о помощи и сохранении тайны, Джон, — и то и другое я охотно предоставлю в твое распоряжение. Но, учитывая характер событий и то, что твой зять не станет в будущем моим пациентом, не следует называть мое имя.

— Не могу не согласиться, доктор, — сказал, поморщившись от боли, Джейсон, вдруг вздернувший голову и широко открывший глаза, в которых появилась смесь страха и мольбы. — Ишмаэль!! Он мертв — это я погубил его!

— Он жив, и ты его не губил, — успокаивающе произнес Сен-Жак. — От него чертовски много беспокойства, но с ним всё в порядке. Он — крепкий парень, как и его отец, и справится со своими ранами. Мы отправляем его в госпиталь на Мартинику.

— Боже, я видел его труп!

— Его жестоко избили, — объяснил доктор. — Сломаны обе руки, кроме того, многочисленные порезы, ушибы и, как я подозреваю, повреждения внутренних органов, а также сильное сотрясение мозга. Однако Джон совершенно верно охарактеризовал молодого человека — это крепкий парень.

— Я хочу, чтобы ему обеспечили уход на высшем уровне.

— Таковы и мои указания.

— Хорошо. — Борн перевел взгляд на врача. — Насколько серьезно ранен я сам?

— Без рентгена, а также не видя, как вы двигаетесь, только по симптомам, я могу поставить лишь поверхностный диагноз.

— Давайте.

— Кроме раны еще и травматический шок.

— Забудем о нем. Не до этого.

— Кто это говорит? — сказал, мягко улыбаясь, врач.

— Я — и я вовсе не шучу. Давайте о теле, а не о голове. О своей голове я как-нибудь сам позабочусь.

— Он что, тоже абориген? — спросил доктор, взглянув на владельца «Транквилити Инн». — Еще один Ишмаэль — только белый и несколько постарше? Должен заметить, что он не врач.

— Ответь ему, будь добр.

— Ладно. Пуля прошла сквозь вашу шею слева всего в нескольких миллиметрах от некоторых жизненно важных точек. Если бы она их задела, вы остались бы без голоса, а может, и лишились бы жизни. Я промыл рану и зашил ее. Вам будет трудно поворачивать голову некоторое время, но это — всего лишь поверхностное описание вашей раны.

— Короче, моя шея вряд ли будет поворачиваться, но ходить... да, ходить я буду.

— Если сказать еще короче: примерно так.

— Если бы не ракета, все могло быть иначе, — тихо сказал Джейсон, осторожно откинув голову на подушку. — Она его немного ослепила — и этого оказалось достаточно.

— Что? — наклонился над кроватью Сен-Жак.

— Неважно... Давайте поглядим, насколько хорошо я могу ходить, с точки зрения симптоматики. — Борн осторожно сел на кровати, опустил ноги на пол и отрицательно покачал головой, когда шурин хотел ему помочь. — Нет, спасибо, братишка. Я сам должен проделать это. — Он встал, чувствуя, что бинт вокруг шеи мешает все больше. Сделал шаг вперед — болезненно заныли царапины на бедрах, — всего лишь царапины, они не в счет. Горячая ванна приглушит боль, а лекарства — сверхдоза аспирина и мазь дадут возможность более естественно двигаться. Все эта чертова повязка вокруг шеи: не только душит, но заставляет поворачиваться всем корпусом, чтобы посмотреть куда-либо... Но все равно, подумал Борн, он лишен подвижности в гораздо меньшей степени, чем это могло бы быть, тем более для человека его возраста. Проклятие. — А нельзя ли ослабить повязку, доктор? Она меня просто душит.

— Немного можно, но не сильно. Вы же не хотите порвать швы?

— А как насчет лейкопластыря? Он может их крепко держать.

— Для раны на шее он не подходит. Забудьте о нем.

— Вряд ли я забуду.

— Вы — большой оригинал.

— Не вижу ничего оригинального.

— Это ваша шея.

— Несомненно. Джонни, ты мне можешь достать подходящий лейкопластырь?

— Доктор? — Сен-Жак посмотрел на врача.

— Не думаю, что нам удастся его остановить.

— Пошлю кого-нибудь в аптеку.

— Извините, док, — сказал Борн, когда брат Мари подошел к телефону. — Я хочу задать Джонни несколько вопросов, но не уверен, что вы захотите их услышать.

— Я уже и так слышал больше, чем мне хотелось бы. Я подожду в соседней комнате. — Доктор исчез за дверью.

Пока Сен-Жак разговаривал по телефону, Джейсон ходил по комнате, поднимая и опуская руки, а также встряхивая ладонями, чтобы проверить, как действуют его двигательные органы. Он присел и выпрямился в полный рост четыре раза подряд, — каждое последующее движение давалось легче, чем предыдущее. Он должен быть в готовности — обязан быть!

— Это займет всего несколько минут, — сказал Джонни, вешая трубку. — Причард спустится в аптеку и принесет лейкопластырь разной ширины.

— Спасибо. — Борн остановился. — Кто тот человек, которого я застрелил, Джонни? Он запутался в портьере той арки и упал, и я не видел его лица.

— Я его не знаю, хотя мне казалось, что на этих островах мне известен каждый белый, который может позволить себе дорогой костюм. Он, должно быть, из туристов — турист... работавший на Шакала. Само собой, при нем не было никакого удостоверения личности. Генри отправил его на Монсеррат.

— Сколько людей на острове знают, что происходит?

— Кроме персонала, здесь гостит всего четырнадцать человек, и никто из них не имеет ни малейшего понятия ни о чем. Я изолировал молельню, сказав, что ее повредил шторм. Но даже те, кто по воле обстоятельств знают что-то, — этот доктор и еще двое парней из Торонто, — не имеют полной картины, им известны лишь отдельные детали, и к тому же они наши друзья. Я им доверяю. Другие накачиваются ромом.

— А выстрелы в молельне?

— А самый громкий и паршивейший из всех островных оркестров, как будто играющий на металлических бочках? Кроме того, выстрелы были за тысячу футов отсюда... Послушай, Дэвид, уехали почти все, за исключением самых отчаянных, которые не остались бы здесь, если бы не были моими старыми преданными канадскими друзьями, а также нескольких случайных людей, которые, по-моему, с той же легкостью отправились бы отдыхать в Тегеран. Что еще сказать — бар, во всяком случае, работает на полную катушку.

— Это похоже на театр теней, — пробормотал Борн, осторожно повернув голову и уставясь в потолок. — Персонажи разыгрывают непонятные, не связанные друг с другом, жестокие сцены за белым экраном, — это может быть всем, о чем бы ты ни подумал.

— Для меня это несколько сложно, профессор. О чем это ты?

— Террористами не рождаются, Джонни. Их специально готовят и обучают по программе, которой не найдешь ни в одном академическом учебном заведении. Оставим в стороне причины, по которым они становятся террористами, причины могут варьироваться от вполне понятных резонов до психопатической мании величия, как у Шакала, — загадочность их действий остается, потому что каждый играет свою собственную роль.