Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

бы извлёк из кобуры пистолет и, потрясая им в воздухе, прицелился в Тимура.

— Я такой галиматьи тебе сколько хочешь могу на принтере нарисовать. — Демонстративно отвернулся Бероев в сторону, чтобы не видеть, хотя хватило бы отвести взгляд. — Если так, осуществляй, конечно! Знай только: мы не уйдем отсюда, пока наших людей не отпустят! — настаивал на своём осетин.

— В таком случае, я вызову спецназ и ваших людей разоружат и задержат, слышите? — Пиотровский уложил бумагу обратно.

— Я тебя слышу. Только у нас тоже есть начальство, мы их слушаем. Но, если хочешь — давай свой спецназ, делай, как по кайфу! Поглядим, чей спецназ победит?

Пиотровский, как человек дисциплинированный и вполне рассудительный, следом достал телефон.

— Давай, пробивай у своего начальства тему! — комментировал Бероев действие полковника. — Я подожду!

Правда, Бероев ошибся. Пиотровский не собирался беспокоить высшее руководство, по телефону он тихо отдал закодированный приказ резервным группам захвата, находившимся на рубежах блокирования «Континента», на штурм.

Бероев не просчитал ситуацию до конца, он вернулся к машине и, в приоткрытое окно, обрисовал Григорию Рудольфовичу сложившуюся картину. Предупреждённый о «гене осторожности», Ананьев ситуацию оценил по — своему и набрал Ходарёнка.

— Василич, кажется, дело дрянь!

— Подключайся! Даю тебе полный карт — бланш, главное, чтоб без шума и, тем более, стрельбы.

— Попробую, — ответил он и показался из машины.

Появление худого и невзрачного переговорщика Пиотровский оценил с тем чувством, какое испытывает человек не лишённый сарказма, но в привычной для себя манере.

— Это ещё что за тёмный кардинал? — сказал он командиру группы захвата, который прищурив глаза, явно расплылся в улыбке, которую можно было только представить.

— Пахан, наверное?

— Вероятно, — согласился Пиотровский. — Вечер перестаёт быть томным?

— Я, заместитель командира батальона «Восток»… — протянул он руку, — …Ананьев Григорий Рудольфович. С кем имею честь говорить?

Полковник руки не подал.

— Заместитель Командующего армией ДНР гвардии — полковник Пиотровский!

— Могу я узнать, что случилось и помочь в разрешении конфликта?

— Никакого конфликта нет. Проводим плановую операцию по приказу Главы Республики.

— Это я понял. И в сложившейся ситуации хотел бы предложить вариант разрешения, не допускающий кровопролития, — сказал Ананьев, как всегда, получая удовольствие от слов, корнем которых — при морфемном анализе — была жидкая соединительная ткань внутренней среды человеческого организма. — Эти люди находятся под протекцией батальона «Восток», о чём вам наверняка известно, в зоне своей ответственности.

— Поверьте: известно! — жёстко ответил полковник. — Мне по должности много чего известно!

За спиной Ананьева, словно грозная низко стелющаяся туча, но без грома и молний, ловко налетел спецназ. Всё пространство перед торговым центром стали заполнять крепкие вооружённые мужчины в масках и чёрной форме, в последний момент обрушившие на горячие львиные головы парализующие требования сдобренные крепкой нецерзурщиной. В воздух была выпущена длинная — длинная — длинная пулемётная очередь. Толпа в масках рассредоточилась по площади и начался всеобщий хаос, в котором сложно было понять кто кого, а уже через секунду у каждой осетинской головы был автомат или пистолет. Всё стихло. Всё закончилось в считанные минуты. Разве что, где — то под тяжёлым ботинком, подвывая от боли, кто — то матерился, будто набитым свежей землёй ртом. Пиотровский был очень доволен подчинёнными и собой. А Ананьев замер как вкопанный и только вертел костлявой орлиной головой по сторонам.

— Хорошо, мы были не правы, — признался он Пиотровскому. — Согласен: мы не имели право вмешиваться. Прошу остановить это. Мы готовы сдать орудие, но людей прошу отпустить. Могу я сделать звонок?

— Кому звонить будете? — улыбнулся полковник, никак не задев этим Ананьева.

— Командиру батальона, Ходарёнку Александру Васильевичу.

— А, этому… — снисходительно, с лёгкой издёвкой, сказал Пиотровский, будучи, прежде не знаком с комбатом «Востока», но наслышан о нём не в лучшем свете. — Пожалуйста, звоните!

А через минуту Ананьев предложил Пиотровскому взять трубку. Полковник не любил подобных действий, это шло в разрез с его характером, но что — то заставило его отступиться от правил.

— Пётр Петрович, — услышал он в трубку, — доброго дня! Ходарёнок Александр Васильевич, командир батальона «Восток»! Безусловно, был бы рад личному знакомству и при других обстоятельствах, но — раз так случилось — рад не меньше! Я в курсе происходящего сейчас, потому перейду сразу к сути: к великому сожалению, вам пришлось арестовать моих людей, которые ни в чём не виноваты, разве что в исполнении своего патриотического долга. Да, это люди из соседней дружественной нам республики Северной Осетии и они здесь с самого первого дня Киевской агрессии, несут боевое дежурство, в некотором роде выполняя роль Военной полиции, которой, к сожалению, в составе Минобороны Республики до сих пор нет. Это дорого стоит для всех нас! Правда, в настоящее время, вы, своими действиями дискредитируете нашу роль в общей борьбе и защите интересов граждан Донбасса и «русского мира» в целом…

Пиотровский охренел, как ему показалось, от такого наезда, обозлился и, в то же время, поостыл.

— Послушайте меня, Александр Васильевич, я здесь не за тем, чтобы мериться с вами хуями — извините, за прямоту — в интересах «русского мира»; если так, я и есть — «русский мир»! Ваши люди из администрации рынка, и те, кто препятствовал неисполнению приказа Главы Республики, арестованы и будут переданы мной Военной полиции, той, которая есть. Все остальные вопросы решайте с ними! Я, человек на службе, исполняю воинский долг, а свои притязания на невиновность этих людей можете высказывать в кабинетах компетентных органов, отношения к которым я не имею!

— Пётр Петрович, послушайте, что я скажу как офицер офицеру: я не склонен обижаться на вашу грубость, уверен она спровоцирована из вне, — важно заговорил Ходарёнок, — однако должен сообщить, что нахожусь в близких, более чем рабочих, отношениях с Игорем Макаровичем Кильватером и, полагаю, узнав об инциденте, он не оценит по достоинству вашего рвения?

— Разочарую: это его инициатива!

— В таком случае, — не стушевался комбат, — поскольку мы с вами в окопах всё — таки на одной стороне, прошу об услуге?

Пиотровский вдруг решил изменить характер своей строгости:

— Всё, что в моих полномочиях… Слушаю вас?

— Заберите оружие; отпустите людей! С ними я разберусь самостоятельно в батальоне. Обещаю, виновные понесут самое серьёзное заслуженное наказание!

Пиотровский догадываясь, о чём говорил комбат, — ведь и сам он был командиром для личного состава, — и — просчитав ситуацию, понял, что Ходарёнок, как командир, натурально деликатен, невзирая на обстоятельства не в его пользу, — держался достойно и уравновешенно. — Пиотровский это ценил.

— Ваших людей мы уже разоружили, но я не буду их задерживать, — сказал полковник. — Моя цель была и