Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

счастливым Егор научился ещё в Чечне, когда после длительных разведывательно — поисковых мероприятий мог прикоснуться к чему — то родному, будь то личные вещи или маленькие памятные сувениры — безделушки родных — сына и супруги — вроде, небольшой детской игрушке или общей фотографии, на которой они ещё были счастливы. Егор любовной поднял рюкзак и, обернувшись, заметил Зухайраева.

— Чего ты хочешь? — сказал он без злости.

— Ничего, — Шудди пожал плечами. — Извиниться хотел… за то, что ударил.

— Проехали, — сказал Бис, — я без претензий…

«Миротворец» Муса, улыбаясь, похлопал Шудди по плечу, казалось, радуясь больше других и не забыл приобнять Биса.

— Брат, доун, ты где был? — спросил он, когда все разошлись. — Со вчера в батальоне все на ушах из-за гибели Голиафа, Тутыра и Берга. Скажу по тайне: в батальоне думали, что это ты устроил. Признаюсь: я тоже так подумал, поддался настроению… Осетины уже порешали, что твоя голова будет украшать ворота батальона!

— Не будет. Я тут ни при чём.

— За койку не волнуйся, выбери другую!

— Не надо койку… — равнодушно отмахнулся Егор.

— Почему, брат?

— Меня переводят в другую роту…

— К кому?

— Пока не знаю, комбат решит… Иду к нему, ждёт уже. Будет видно…

— Дай знать: где будешь! Я, если помнишь, за тебя в ответе, — улыбнулся он.

…Ходарёнок от возбуждения, какое с ним случалось по большей части от удовольствия, потирал ладони и ходил по комнате, от стола к двери, за спиной Игоря Медведчука, сидевшего у стола и разглядывающего что — то в телефоне. Бис постучал.

— Заходи — заходи! Жду тебя с нетерпением! Садись… — комбат в свою очередь шумно провалился в своё кресло. — Ну, рассказывай!

— О чём? — сказал Бис, присаживаясь напротив.

— Весь город рассказывает, знает о чём, а ты вдруг — нет?! Рассказывай, что случилось вчера с Дзилиховым и его компанией?

— Ну… были у раненого в больнице, выехали — в нас врезался грузовик, Берг и Тутыр — думаю, погибли сразу, началась стрельба, едва Голиаф выбрался — схватил пулю, следом выбрался я, выпустил из багажника директора завода… фамилию сейчас не помню. Дальше — бежал, укрылся в недострое, двое — что преследовали — пошли за мной, взорвали гранату, от которой погибли сами, я — ушёл… — Егор перевёл дух. — Шёл, не зная куда, около «Палас» попал под артобстрел, оглушило, очнулся в гостинице, переночевал, утром нашёл телефон позвонил Пескову и вот — я здесь.

— Всё?

— Всё.

— Почему шёл в «Палас»?

— Не знал, куда идти, вот и шёл.

— Так — так — так… Всё?

— Всё!

— Кто напал, знаешь?

— Нет.

— Голиаф — тоже?

— Не знаю, что там Голиаф — он со мной не делился.

— Как вышло, что здоровые мужики погибли, а ты — колченогий — нет?

— Повезло, наверное…

— Да, что это за ответ?! — всплеснул комбат руками, разозлившись, что не получил и доли ценной информации, которая пролила бы свет на «ЧэПэ»: «…в Чечне взорвался — не повезло; здесь всех убили — ему повезло?!» А?!

— Что мне сказать? — повесил голову Егор.

— А ты знаешь, что ни один из троих не выпустили ни одной пули в ответ, почему? Почему нападавшие не забрали оружие?

— Не знаю. Машина загорелась?

— Машина не загорелась! Машина сгорела дотла и двое наших в ней — тоже!

— Я не смог вытащить Тутыра, он находился сзади и был уже мёртв…

Ходарёнок скрестил руки, сложив ладони в кулак и уткнулся в них лицом.

— Что мне делать с тобой? — не разрывая рук, сказал он. — Столько проблем вокруг тебя! Ты сам чего хочешь, а? Ты, вообще, где хочешь быть?

— Здесь, на передовой, у Медведчука…

— Ты знаешь: у него особая рота! — сказал Ходарёнок, настойчиво намекая Бису, что он для этой роты не годится.

— Да, у вас на какую не взгляни — любая рота особая… Не так, что ли?

Из-за кулаков показался один глаз Ходарёнка.

— Ну, хочешь в роту к Котову?.. — предложил комбат.

Бис задумался:

— Кто этот Котов? — свёл Егор брови, вспоминая ротный состав батальона. — А! — обрадовался, вспомнив. — Тот, суеверный, которую всякую скверну сдувает с ладони в небо!

— …Его люди на блокпостах стоят, — пояснил тем временем Ходарёнок.

— Зачем мне?! Чтобы я теперь, как они — по омоновской модели, привычных к мародёрству — стриг бабло с машин: с дачников — за перевозку помидор и капусты; с мужей — за жен, которые вдруг забыли дома паспорт, — чтобы те, под предлогом задержания, выкупали их из очевидного озабоченного плена — гарема, как проституток за «пятихатку»; с торгашей — которые развозят по торговым точкам продукты между этих постов?! Нет, не хочу! Я солдат. Я этой хуйни во вторую чеченскую насмотрелся, слава богу, таким не занимался. Я о таком «русском мире» по типу «контртеррористической операции в Чечне» ничего не знаю, я в других мероприятиях участвовал, назывались — специальные операции по уничтожению незаконных вооружённых бандформирований на Северном Кавказе — у меня так в личном деле написано; я противника на минных полях уничтожал, будучи в составе подвижного отряда заграждения; жилые кварталы Грозного разминировал, дороги; жизни человеческие и солдатские спасал! Я с гражданскими не воевал… А сейчас, что, должен поступиться принципами, да? Если — да, то — я нет, — не согласен! Отпускайте меня, поеду в Луганск, найду другой батальон.

— Ты, Бис, мне совсем мозги задурил своим «если — да, то — нет»! — он гневно швырнул дорогую подарочную ручку на стол, та неудачно отскочила, комбат рванул за ней вдогонку с выпяченными руками, как на амбразуру и — не успел. — Чёрт с тобой! — Медведчук точным действием подхватил канцелярский предмет, вместе с вопросом. — Оставишь его у себя?

— Оставлю. — Согласился Игорь.

— Всё, Бис, решили! А теперь — подожди нас за дверью!

Егор недоверчиво поглядел на Ходарёнка и вышел.

— Уверен, что справишься с ним?

— Уверен, — сказал Медведчук, потупив взгляд.

— Смотри за ним в оба: какой — то он мутный!

— Да нормальный он! Он — скажу вам правду — Герой Российской Федерации!

— Ну, нахуй! Серьёзно?! — офигел комбат. — Реальный?!

— В списках «Героев России» есть его имя.

— Так нахуя он нам?! — снова перестал понимать Ходарёнок реальность и всю эту возню вокруг безногого и безрукого Биса. — Он — точно засланный!

— Нет! — возразил Игорь. — Я его проверил по базе российских коллег. Нормальный он: идейный немного — но это понятно — синдром хронической идеологии спецназа; а так — как все ветераны, когда выпьют — тоскует, сожалеет, готов повторить!

— Ладно! Смотри, — выставил Ходарёнок крепкий указательный палец, — за всё, что натворит этот «герой»,