Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном - Алекс Белл

голосе не было ничего особенного: немало таких людей можно увидеть в бойкий торговый день на любом восточном рынке.

На всякий случай я переспросил имя хозяина, а затем рассказал ему о произошедшем. Закончив рассказ, сразу же протянул несколько серебряных монет и кувшин. От монет хозяин решительно отказался («в горе я с людей денег не беру»), и радушным жестом пригласил войти. Кувшин же – а там было литра два – с улыбкой взял в руки, немного встряхнул, вгляделся в оттенок цвета рубиновой поверхности вина, оставшись вполне довольным.

Я заметил его улыбку, и отметив, что я сам не принадлежу исламу, и моя религия не запрещает мне пить вино, спросил о том, как сам он относится к строгому запрету на алкоголь. Он этому вопросу не удивился – ему явно его не раз задавали, и, главное, нисколько не обиделся.

– Я отношусь к этому запрету как к чему-то весьма странному и неразумному. Посуди сам: самое приятное в раю (быть может, не считая гурий) – это вино, которое праведник пьет там всю вечность в награду за свое послушание Творцу. И это же самое вино здесь, на земле, считается источником греха и зла.

– Насколько мне известно, то вино, что пьют в раю, не пьянит. Людям такое вино создать не дано. А грех, стало быть – это не само вино как таковое, а помутнение рассудка, которое оно вызывает.

– В таком случае еще строже должны запрещать гашиш и опиум. А я точно знаю, что почти все султаны, да и иные святоши ими балуются. А ведь перед Аллахом все равны. Раз им разрешены куда худшие вещи, то что плохого в вине? Да и разве мы собираемся пить до потери рассудка? Всякому известно, как я люблю хорошее вино, но, клянусь, никто и никогда не видел меня оглупевшим от него. Наконец, посмотрим в корень: отчего Аллаху претит помутнение разума?

– Должно быть, так он заботится о людях и их достоинстве.

– Может и так, но главное не это. Аллах требует безоговорочной покорности, молитв по нескольку раз на дню. Представь вдрызг пьяного или покурившего чего-то не того молящимся в мечети. Это уже не покорность, это издевательство. Но вот выпить после пятой молитвы, на сон грядущий – что тут дурного?

– И в самом деле. Но буду признателен, если мы перейдем наконец к делу. Как мне быть с горем моей сестры? Что если она и вправду покончит с собой?

– Нас всегда пугают не вещи, а наши представления о них. Твоим племянникам ничего не грозит.

– Откуда вам это известно?

– Простая логика. Давно говорят, что крестоносцы уже вблизи Иерусалима. От Нишапура до него через всю империю, даже на быстрых лошадях – месяц езды. Совершая хадж, я останавливался в Иерусалиме. Это маленький город, крепостные стены и рвы перед ними – так, для вида. Военный гарнизон – человек сто, а то и меньше. Иерусалим находится в глубине империи, далеко от побережья, там нет особых богатств – раньше за него никто не беспокоился. Крестоносцы, уже взявшие куда бо́льшие крепости, легко захватят его со дня на день, если еще этого не сделали. Нынешний султан весьма трусоват и рисковать армией не станет. В конце концов, крестоносцам не нужен Халифат. Их интересует лишь узкая полоска вдоль моря, ведущая в Иерусалим, в котором султану нет особого прока. Узнав, что Иерусалим уже захвачен, он для вида подержит армию в готовности вблизи города месяц-другой, погрозит врагам пальцем, а затем, чтобы не кормить лишние рты, тихо распустит рекрутов по домам. Твоим племянникам не придется воевать. Месяцев через пять они, полуголодные и похудевшие, в лохмотьях, но целые и невредимые вернутся домой. Так и объясни твоей сестре. Ты хочешь узнать о чем-то еще, или мы можем начать наш скромный ужин?

Мое настроение улучшилось, и я с радостью кивнул. Хозяин поставил на стол блюдо с румяными лепешками, разложил на другом широком плоском блюде ароматное жаркое из баранины, затем разлил по темным гравированным чашам небольшие первые порции вина.

Поблагодарив мудреца за угощение, я с любопытством отведал вина. Персидское вино, как я и думал, сильно отличалось от привычного мне европейского. Виноград вызревает в этих южных широтах слишком быстро. Так что напиток этот здесь любят не за тонкую игру оттенков вкуса, а за хмель. Вино было грубым, крепким, сильно отдавало спиртом и неотфильтрованными резкими нотами. Впрочем, для своего времени и места оно, надо полагать, было неплохим. Уже после пары глотков хмель заметно ударил мне в голову, и я поставил чашу на стол, чтобы не утерять нить беседы.

– Множество людей приходят к вам за советами. Что вы говорите им чаще всего?

– «Посмотри на себя со стороны. Кем ты был, кто ты есть, и что ты еще сможешь сделать, пока жив?» Звучит просто, но, если человеку хватает сил открыть глаза на самого себя по-настоящему, он буквально перерождается.

Хозяин некоторое время с наслаждением смаковал содержимое кубка, затем разлил по второй.

– Если в ад отправляют за любовь к вину и красивым женщинам, то в раю нет ни души. Забавно и то, что в науке, то есть в постижении созданной Аллахом природы, многие видят безбожие. В мире вообще так много нелепого и смешного. И все же мир прекрасен, вопреки всему и в насмешку над всеми.

– Люди симпатизируют вам, хоть и редко признаются в этом. Женщин всех возрастов к вам и вовсе тянет, как пчел на мед. И вы их любите, хотя и на расстоянии. Почему же тогда вы живете один?

– Ты лучше будь голодным, чем что попало есть. И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

– Вы бы удивились, если бы вам кто-то сказал, что эти строки будут помнить наизусть сотни миллионов людей во всем мире спустя тысячу лет, иногда даже не зная, кто их автор?

– Я бы удивился, если бы узнал, что человечество вообще протянет так долго – тысячу лет. Мир до того хаотичный и безумный, что может исчезнуть в любую минуту.

Жаркое немного подгорело с краев, однако было сочным и приятным на вкус.

– Как бы вы охарактеризовали себя в одной фразе?

– Я человек, который имел все и потерял все. Трижды я был без памяти от любви. Одна женщина предала меня, уйдя к другому, вторую силой взял в гарем влиятельный правитель, третью убийца заколол ножом, и она умерла посреди пустыни у меня на руках. Я был богат, известен, наделен большой властью. Но