Думай как великие. Говорим с мыслителями о самом важном - Алекс Белл

перед халифом Аббасидов и дал клятву быть его главным защитником и правой рукой.

Это было необыкновенно мудро. Теперь тюркам без боя стал принадлежать весь Халифат, при этом дело выглядело так, будто в империи политически ничто не изменилось. Следующий султан сельджуков, Мелик-шах, выбрал резиденцией персидский Исфахан. Он дружил на равных с багдадскими халифами, контролируя де-факто две трети их империи, и – надо отдать ему должное – делал все, чтобы развеять «негативный образ» тюрков в глазах прочих исламских народов: восстанавливал разрушенные ими города, украшал мечети, строил новые школы богословия и библиотеки. Помощников Мелик-шах назначал не по национальному или сословному признаку, а по способностям. Одним из его самых близких и доверенных советников долгое время был человек совершенно незнатного происхождения, выходец из далекой провинции, наполовину таджик, наполовину перс, обладавший невероятной ученостью и интеллектом.

Позже, на склоне лет, Мелик-шаха сместил с трона другой тюркский правитель. Он пожелал сохранить этого мудрого советника при себе, но тот колко высмеял нового властителя в стихах, после чего вынужден был, спасая свою жизнь, возвращаться на родину, в Нишапур. Это был крупный торговый город на северо-востоке империи – оживленный, с огромным рынком, но политически и культурно – совершенно захолустный. Там уважемый советник и жил на склоне лет как самый обычный человек, не имеющий никаких регалий.

Именно с ним мне предстояло встретиться в этот раз. Найти этого человека могло быть непросто. Имя, данное ему при рождении, состояло из одиннадцати сложных тюркских слов, запомнить и выговорить которые было невозможно. Но обычно его называли просто аль-Хайям («сын человека, который делает палатки», по ремеслу его отца) и иногда добавляли имя Омар. О нем поговаривали всякое, и в основном – плохое. Молва обвиняла его почти во всех грехах, ведущих прямо в ад – пьянстве, блуде, безбожии, гордыне. При этом его не трогали, даже наоборот, охотно приходили в его небольшой, симпатичный, ухоженный белый глиняный дом с резными балконами на втором этаже (где он наблюдал за звездами и иногда читал стихи юным девушкам), стоявший на некотором отдалении от других на окраине Нишапура, чтобы получить его совет по самым разным вопросам. В наши дни его назвали бы популярным коучем или востребованным консультантом.

Мудрецу было слегка за пятьдесят, он был по-прежнему энергичен, улыбчив, приятен в общении и невероятно остер на язык. Сам факт обращения к нему за советом – иногда бесплатным, чаще же нет, – люди старались держать в тайне. Но каждый знал, что Омар даст дельный, точный совет для самых разных ситуаций: подскажет, как правильно составить договор, как быстрее влюбить в себя девушку, как следует понимать какую-нибудь из сур Корана, стоит ли доверять тому или иному человеку, и особенно часто – что делать, если у ребенка поднялась температура и выступила сыпь. Самой же любимой услугой Омара было написание для людей ярких стихов по любому поводу – от свадеб до похорон. Прекрасные строчки давались ему безо всяких видимых усилий: в нужные моменты он буквально говорил стихами.

Но в этот недобрый, холодный, туманный зимний день жителям Нишапура было совсем не до поэзии. С утра в городе появились военные рекрутеры султана, которые грубо, силой, забирали всех крепких здоровых юношей города, которые попадались им на глаза. То было великое и во многом трагическое время Первого крестового похода христианских войск в земли Востока. Двумя годами ранее Папа Римский Урбан II по ряду причин, прямо не связанных с религией, призвал христиан Европы отвоевать у мусульман Святую Землю – Иерусалим и Гроб Господень, обещая им за это прощение грехов и Царство Небесное. Пока рыцарство сомневалось и размышляло, на Восток хлынула огромная толпа из десятков тысяч фанатичных, полуголодных, безоружных бедняков с юга Европы, которых армия султана, изрядно удивившись их появлению, уничтожила в одном-единственном бою, продав немногих уцелевших в рабство. Происшествие вызвало ярость на Западе и окончательно склонило чашу весов в пользу войны. Знатные рыцари из всех стран Европы, по тем временам хорошо вооруженные, получив по пути весомую поддержку в Византии (которая, правда, об этом позже сильно пожалела, так как крестоносцы разграбили и ее территорию) все вместе вторглись в земли Халифата, и продвижение их было по большей части успешным. Отдельным городам-крепостям арабов удавалось оказать сильное сопротивление и надолго задержать рыцарей, заставив их нести тяжелые потери. Теперь же, к зиме, находясь уже недалеко от вожделенного Иерусалима, войско рыцарей изрядно поредело и озлобилось. Багдадский халиф и тюркские султаны искали подкрепление во всех уголках Халифата, чтобы успеть защитить город, который для мусульман был столь же священным, сколь и для христиан.

Я был владельцем большого караван-сарая – уютного постоялого двора для торговцев из дальних городов и стран, расположенного в центре города. Хотя я и был одним из немногих христиан в городе, дело приносило хорошую прибыль, так что денег хватало и на оплату иноверческого налога, и на подарки муллам и городским властям, благодаря чему я был на хорошем счету. Своего сына я успел отослать подальше из города накануне, а днем ко мне прибежала безутешная, заплаканная сестра. Она сказала, что в армию забрали обоих ее сыновей, что она ничего не могла поделать, и что она, вероятнее всего, никогда уже их больше не увидит. Ее горе не знало границ, а через несколько часов рыдания перешли в болезненные судороги. В минуту прояснения она сказала, что не доживет до утра: либо умрет от горя, либо наложит на себя руки. Сосед посоветовал мне последнее средство – обратиться за советом к Аль-Хайяму. Он же сказал мне взять на всякий случай пригоршню серебряных монет, и непременно – большой кувшин самого лучшего вина, какое я только смогу найти в городе.

Зимой смеркается быстро, и к дому Хайяма я пришел со всем необходимым почти перед закатом. Туман немного рассеялся, дождь перестал моросить, сквозь облака начинала проступать пока еще бледная луна и первые вечерние звезды. Говорили, что у дома мудреца нередко случались веселые сцены: например, его посещали совсем юные, еще незамужние девушки, которых он всегда встречал с радостью, веселил их шутками, озорными стихами, играл для них на инструментах. Теперь же все было иначе. Вокруг дома стояла пустынная тишина. Я долго стучал в дверь, прежде чем хозяин появился в дверях. Это был человек среднего роста и, к некоторому моему удивлению, вполне заурядной внешности. Выделялся лишь опрятный, расшитый цветными узорами шелковый халат на нем, ухоженная серебристая бородка и озорные, по-детски живые, проницательные карие глаза. В то же время в его лице, осанке,