Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

шестнадцатом году.

Крошков прошелся меж столов, вздохнул.

— Не будем скромничать, друзья, на такой работе не соскучишься.

— Это верно, Алексансаныч.

В разговор вступил Коканбаев.

— Что же делать дальше по делу об убийстве Блаватского?

Крошков лукаво улыбнулся.

— Ваши соображения?

— Я раньше все думал-думал... Пули очень маленькие. Стреляли из винтовок «Арисака». Сколько работаю уголовный розыск, сколько бандитов хватаю, ни у кого «Арисака» нет.

Крошков захлопал в ладоши.

— Молодец! Озарение тебя посетило.

— Что?

— А я как-то не додумался. В самом деле, у уголовников нет японских винтовок системы «Арисака». Может, новая банда появилась?.. Вряд ли. Значит, надо проверить, в каких воинских частях имеются японские винтовки и карабины.

Соколовский в восторге хлопнул ладонью по столу:

— А ведь верно, черт возьми!

— Вот, друзья, и давайте поинтересуемся этими винтовками.

На Аулиеатинской, 8

Чекисты тоже лихорадочно вели расследование, стремясь раскрыть гнездо контрреволюционного подполья. Проявились важные сведения. При желании можно было закрыть дело и доложить правительству об успешной операции, проведенной совместно с уголовным розыском, результатом чего явился арест десятков бывших офицеров-террористов и многих их помощников-уголовников.

Однако Фоменко, Богомолов, Шарафутдинов, другие члены коллегии ТуркЧК, работники аппарата продолжали напряженную работу. Чувствовалось, что за всем этим скрывается подлинное гнездо контрреволюции. Совершенно очевидно было, что бесчисленные грабежи, нередко сопровождающиеся убийствами, являют собой запланированные акты беспощадного террора, целью которого было скомпрометировать новую власть, подорвать общественный порядок (последнее было злоумышленниками достигнуто), попытаться вызвать в рядах рядовых защитников Советов смятение, неуверенность в победе.

Чекисты были буквально на волосок от того, чтобы накрыть, наконец, зловещее скопище врагов революции — Туркестанскую военную организацию. Но какой-то злой рок не позволял достигнуть цели. Один бывший офицер после долгого допроса заявил, наконец, что согласен дать показания, которые «потрясут чекистов». Но был он утомлен допросом и попросил перенести разговор на утро. А на заре его нашли повесившимся в своей одиночной камере. В десятках, в сотнях допросов ни разу не была упомянута ТВО.

...Богомолов, начальник следственной части ТуркЧК и член коллегии, не спал вторые сутки. Перед глазами его мельтешили фигуры арестованных... Офицеры, проститутки, молодые купчики, гимназисты, вообразившие себя Чингисханами... Проплывали, словно на экране кинематографа, строки из протоколов допросов... Фон Франк. «Сарычев проводил последовательную политику Советской власти, насаждал твердую воинскую дисциплину. В решительный момент он представлял серьезную угрозу общему делу». Богомолов. «Что подразумеваете вы под «решительным моментом»? Фон Франк. «Иже говорихом, говорихом... Непонятно?.. Идите вы к черту, неуч косовороточный!»

Оскорбительно слушать, да черт с ним. Все же фон Франк признался во многих вооруженных ограблениях и убийствах, правда, припертый к стене неопровержимыми доказательствами. Но все этого уголовщина. И еще в нападении на конвой признался. Куда деваться? Выдал фон Франк и Миненко. С умом выдал. Сказал: «Все равно этот подонок всех нас заложит. Так зачем же мне кокетничать? Миненко и организовал все. Хотелось ему, как я полагаю, занять должность Сарычева. Нас, офицеров, это устраивало».

Муравьев. «Никогда военным не был. Профессия — грабитель. Последний раз осужден в начале семнадцатого года. В октябре по «керенской амнистии» вышел на свободу. В Красную Армию мне помог проникнуть Павлинов... Сарычева убили нехитро. Напоили. Он задремал. Миненко накинул ему на шею петлю из своего пояса. Помогала писарю его пассия Боровская. Присутствовавшие при этом Знаменский и Павлинов, а также я, подавали им «ценные советы». Указание убить Сарычева я получил от Знаменского».

Что делать? Как отыскать ниточку, потянув за которую, можно вытащить сердцевину подполья?!

Богомолов расстегнул ворот косоворотки. Прислонился на спинку кресла. Дал измученному телу отдых. Он не курил, не пил, не играл даже в «подкидного дурака». Разве что в шахматы, да и то неважно. Милый Игнат Фоменко, сам революционный аскет, прозвал Богомолова, сына священнослужителя, «красным столпником».

А чего на него обижаться? Молодой, здоровый человек — сам столпник! Великой энергии человек. Сам не спит и другим спать не дает!

Вошел член коллегии Шарафутдинов. Небольшого роста. Невзрачный. Глаза только выделяются: умные, с бесовскими искорками.

— Ежели не расположен отдаться Морфею, прошу любить и жаловать господина Знаменского. Решил дать чистосердечные...

Богомолов подскочил на стуле.

— Одумался?

— Куда ему деваться?

— Волоки его сюда!

Конвоиры ввели стройного, лет тридцати пяти человека, с тонкими чертами лица. Вошел он уверенно. Сел без приглашения. Сказал:

— Пропадай все пропадом... Буду говорить.

Богомолов тут же вызвал стенографистку.

— Я происхожу из дворян Симбирской губернии, — начал Знаменский. — Почему решил дать показания?.. Да все равно другие распахнутся. А у меня все же надежда сохранить жизнь. Окончил Павловское военное училище и офицерскую стрелковую школу. Боевой офицер — два года командовал на фронте батальоном. При Керенском получил чин подполковника и во время неудачного наступления командовал, правда, временно, гвардейским полком Первого гвардейского корпуса генерал-лейтенанта Май-Маевского Владимира Зеноновича.

— Вы хотели нам что-то сообщить, — мягко напомнил Богомолов.

— Да. Сожалею, что, в силу обстоятельств, вынужден был якшаться с уголовниками, хотя, как известно, в борьбе все средства хороши.

— Макиавелли, — тихо заметил Богомолов. — Брать пример с этого ловкача сущее наказание, если, конечно, не дремлет совесть.

— О-ля-ля! — воскликнул Знаменский. — А я ведь думал, что вы какой-нибудь дворник или вокзальный носильщик.

— Это к делу не относится. Интересует другой вопрос: зачем вы решили убить Боброву?

Знаменский попросил закурить. Ему выдали махорку с куском газеты. Он скрутил кривую цигарку, затянулся.

— Милль дьябль!.. А ведь махра — своеобразный раритет. Так вы хотите знать, зачем я пришел к Бобровой?.. Она многое знала. Ее просто необходимо было устранить.

— У Бобровой погибли на фронте муж, двое сыновей. Вы боевой офицер... И вы решились...

— Да. И без колебаний. Муравьев трус и дурак, что он уже и доказал. Я бывал у Сарычева, точнее — был. Один раз был, но меня хозяйка запомнила. Что касается морального аспекта... Нет на этом свете ни добра, ни зла. Существует только польза. Для пользы дела Боброву следовало устранить.

— Значит, во главе преступной шайки стояли вы?

— Нет. Я даю искренние, до определенного предела, показания. Я всего лишь среднее звено. Называть меня руководителем заговора несправедливо.

— Почему несправедливо?

Знаменский почесал мизинцем висок, ответил:

— Выше меня стоял Блаватский. Ему я передал и двадцать две тысячи рублей, которые, по моему приказу, выманил Миненко у Бобровой.

Допрос, который проводил Богомолов, слушали в соседней комнате Фоменко, Цируль