Приговор приведен в исполнение... - Олег Васильевич Сидельников

после получения денег. Ведь с кем-то он встречался, не так ли?

— Очень дельная мысль. С чего бы ты начал?

— Хочу допросить некоторых других сотрудников военкомата, близко стоявших к погибшему. Кроме того, еще не допрошена его жена, и это, честно говоря, наше упущение. С жены и начинать надо было.

— Что ж, мой юный друг, был бы я профессором юридического факультета, поставил бы тебе сейчас за ответ «пятерку». Только предлагаю разделить усилия. Отправляйся сейчас же в военкомат, побеседуй с сотрудниками. Однако, напоминаю, без нажима.

— Как можно, Александр-ака!

— Это я так, на всякий случай. Памятуя о том, что молодость порывиста, пылка. Значит, ты в военкомат, а я займусь вдовой Блаватского.

Крошков вовсе не ожидал, что вдова убитого явится в уголовный розыск, как в родной дом. Было известно, что Варвара Дмитриевна из семьи крупного царского администратора в Туркестане. Революцию встретили враждебно. Приданое ее — крупные виноградники и галантерейные магазины — национализировано. Но все же консультант надеялся, что, потрясенная неожиданно свалившимся на нее горем, она проявит лояльность хотя бы потому, чтобы помочь отыскать убийц, покарать их.

Получилось же все по-иному.

Вошла высокая стройная брюнетка лет тридцати с небольшим. Сухощавое лицо. Темные решительные глаза. Одета в изящное траурное платье с клешированной юбкой от икр к низу; на руках черные митинетки; шляпка с черной вуалью, откинутой назад на манер фаты.

— Варвара Дмитриевна Блаватская. Пришла по вызову. Что случилось? Может быть, вам удалось воскресить моего мужа?

Крошков был несколько шокирован неприязненным тоном Блаватской, ее язвительным замечанием насчет «воскрешения». И все же он проявил себя галантным мужчиной. Вскочил, вышел навстречу, предложил стул.

После некоторого молчания консультант, решивший не начинать разговора «в лоб», любезно спросил:

— Не желаете ли водички?

Темные глаза вдовы полыхнули гневом.

— Если вы вызвали меня, чтобы напоить водой, то это, скажу вам прямо, не остроумно. Да-с, сударь, именно, сударь, ибо вы, как я с прискорбием заметила, некогда относились к воспитанным людям.

Крошков стоически проглотил пилюлю. Любезно улыбнулся. Помолчав, произнес:

— Сочувствую вашему горю, Варвара Дмитриевна, и в меру сил мы стараемся...

— Оставьте!.. Григория Васильевича вы не оживите. Говорила ему: не суйся ты к большевикам, не доведет это до добра, — вдова в упор уставилась на консультанта и продолжала: — Он ведь, как и вы, продался за чечевичную похлебку.

Еле сдерживая гнев, Александр Александрович ответил ровным голосом:

— Сейчас, мадам, каждый честный человек должен быть с народом. Ваш муж тоже решил помочь народу отстоять завоевания революции.

— Народ! — гневно воскликнула Блаватская. — Значит, по-вашему, и я должна быть с народом? А зачем, спрашивается? Чтобы бывшая моя кухарка вместо государя управляла Россией?!. Чтобы чувствовала себя хозяйкой на моей даче!.. Стыдитесь, господин... Как вас там?.. Крючков, кажется?

— Крошков, — хладнокровно поправил Александр Александрович. Он уже успокоился. Стоит ли тратить нервы на эту особу. Надо принять бой. Надо хоть что-то вытянуть из мадам Блаватской. А гнев плохой советчик. Но и ядовитых эскапад спускать не следует. Что ж, посмотрим кто — кого. — Товарищ Крошков, — поправил даму Александр Александрович, — или гражданин Крошков, это уж как вам будет угодно. Но никак не господин.

Блаватская язвительно усмехнулась.

Консультант решил подобрать ключик к трудной особе с другой стороны. Укоризненно покачав головой, произнес:

— Неужели вам не жаль покойного мужа? Представьте себе: подлые убийцы разгуливают на свободе, может быть, вы их встречаете на улице, раскланиваетесь с ними. Разумеется, Григория Васильевича теперь не вернешь. Но должна же восторжествовать справедливость! Я обращаюсь к вашим благородным чувствам, к чувствам жены, матери...

Что-то дрогнуло в лице Варвары Дмитриевны. Она вынула из крохотного ридикюля надушенный платочек, приложила к глазам. «Парм виолетт», — мысленно определил Александр Александрович запах. Еще довоенные духи.

— Всего лишь несколько вопросов.

Блаватская отняла платок от глаз. Сухо произнесла:

— Слушаю вас.

— Несчастье произошло вечером. А днем... Был днем Григорий Васильевич?

— Как обычно, приехал пообедать.

— Не было ли при нем большой суммы денег? У нас есть подозрение, что нападение на него произошло в целях ограбления.

— Но ведь нападение случилось вечером. И вообще я в дела его не вмешиваюсь. Откуда мне знать, что он приносил в своем портфеле, в который можно и миллион упрятать.

Осипову везло, как везет игроку, которому в конце концов предстоит проиграться в пух и прах и пустить себе пулю в лоб. Он уже подумывал о ликвидации Блаватской. Мешали усиленные патрули на Никольском шоссе. Тогда он заехал к вдове, чтобы выразить свое глубокое соболезнование в связи с постигшей ее утратой, а заодно попросил Варвару Дмитриевну «держать язык за зубами, иначе и мне, и вам, несравненная Варвара Дмитриевна, будет худо, очень худо!» Последние слова он подчеркнул особо. Блаватская обещала. И сейчас она выполняла обещание. Но не из чувства долга. Из чувства самосохранения.

А рассказать она могла многое. Военком частенько наведывался на дачу в винограднике. Осипов пил с бывшим генштабистом, за столом велись речи, далекие от революционных речей с трибуны. Блаватская знала даже о существовании ТВО.

Но она ни словом не обмолвилась обо всем этом. Руководствовал ею трезвый, циничный расчет. Выдать Осипова?.. Неизвестно еще, чем дело кончится! Конечно, этого выскочку, наглого мальчишку, хама следовало бы поставить к стенке. Но он нужен антисоветскому подполью. Осипов может легко выкрутиться. Он показал себя отважным воином революции во время подавления и разгрома «Кокандской автономии». Что такое оговор вдовы бывшего царского подполковника!.. Осипов может убить меня, если я хоть словом обмолвлюсь. И потом... Какое это удовольствие натянуть нос красноштанным комиссарикам!

Ничего этого не знал консультант угрозыска Крошков. Был он, однако, мастером своего дела. Инстинкт подсказывал: Блаватская что-то скрывает, не хочет говорить!

— А бывали случаи, когда вы, хотя бы случайно, замечали, что муж хранит казенные деньги дома?

— Бывали.

— Он никогда не делился с вами своими сомнениями, служебными успехами и неприятностями? Может быть, у него водились враги?

— Сейчас у всех есть враги. У вас — тоже, — Блаватская неприятно уставилась в глаза Крошкова. — Вы разве рассказываете о врагах своей жене?

— Если это не служебная тайна. Очевидно, и ваш муж...

— Надо знать было моего покойного мужа! — в сердцах воскликнула Варвара Дмитриевна. — Из него слова не вытянешь. Только и знал, что сидел вечерами в своем кабинете и корпел над