Я подарю тебе свое разбитое сердце - Полин Мур

ты не сказал мне?! Ты не… Ту не мог скрывать такое… от меня…

Я пытался сказать ей что-то обнадёживающее, но слова не приходили. Вместо этого я видел, как её плечи сжались, она попыталась сдержать слёзы, но это лишь усилило мою боль. Я понимал, что мне нужно быть сильным. Для неё. Для нас обоих. Но как можно быть сильным, когда внутри всё разрывается на части? Она не выдержала. Из ее глаз полились слезы, а из горло вырвался такой пронзительный крик, от которого я забыла как дышать. Сердце сжималось от чувства вины. Я не хотел быть причиной её слёз. Не хотел, чтобы она трудилась из-за меня. Я представлял, как её душа страдает.

— Я думал, что так будет лучше для тебя. Я не хотел быть тяжелым бременем, которое ты будешь нести на себе все эти месяцы.

— Бременем?! БРЕМЕНЕМ?! Стефан, это как раз та ситуация, когда я должна быть рядом! Яобязанабыть рядом!

— Я умоляю тебя, не плачь…

Но он этого она начала плакать еще сильнее. Я просто дал ей время. Мы просидели так час, если не больше, прежде чем она смогла взять себя в руки, и тогда я рассказал ей обо всем, что со мной произошло за эти полтора месяца. Рассказал, как узнал о болезни, как приехал сюда, как наблюдал за другими больными, как видел слезы персонала, когда они понимали, что не смогли спасти жизни. Я рассказал ей, что у меня закончился первый этап лечения, и сейчас я чувствую себя намного лучше.

— Осталось полтора месяца, милая. Я скоро буду дома. Клянусь, мне лучше. Я справлюсь.

— Ты не должен справляться с этим в одиночку, Стефан. Это неправильно… Я приеду к тебе, — заключила она. — Я приеду к тебе на следующие выходные. И даже не думай со мной спорить!

— Я и не думал, — тихо рассмеялся.

Мы разговаривали полчаса. Затем к ней привезли сбитую кошку, и она ушла, сказав мне на прощание, как сильно меня любит.

С той секунды я понял, что открыться — значит не только говорить о своих страхах и слабостях, но и дать Милс возможность разделить со мной этот тяжёлый путь. Теперь это был не просто мой бой, это был наш бой. С этого момента две жизни переплелись так, как никогда прежде, и я ощутил, что в её желании поддержать меня скрыта невероятная сила.

И эта сила спасет мне жизнь.

Глава двадцать вторая. До завтра?

После нашего разговора с Мили прошла неделя. Ровно неделя. Сегодня она придет ко мне. Прямо сюда. В больницу. Зайдет в палату, облаченная в белый халат, на ее глазах будет слабая улыбка, а глаза будут красными, — я уверена, что она много плачет. Возможно, увидев меня, она заплачет еще сильней. Я просто жду того момента, когда я смогу прижать ее к себе. Почувствовать ее тепло, шелковистость кожи и волос. Она пообещала, что будешь прилетать каждые выходные, чтобы разделять вместе со мной эти тяжелые минуты. И только сейчас я понял, насколько это важно — иметь рядом человека, который будет поддерживать тебя, пока ты находишься в шаге от вечности.

На этой неделе мне было особенно одиноко. Все носили траур по мистеру Шену и миссис Барнс. Смех исчез, так же как и все веселье. Линда брала два дня отгула, чтобы восстановить свое эмоциональное состояние, и эти два дня для меня длились слишком долго, словно кто-то взял и поставил время на паузу. Когда она вернулась, я увидел, что цвет ее волос изменился. Из блонда она перекрасилась в черный. И теперь она выглядела более дерзко. Ей шло. Возможно, она просто хотела быть сильнее и, вероятно, думала, что смена прически ей в этом поможет. Но нет. Проходя мимо комнаты отдыха для персонала я нередко слышал ее тихие всхлипы.

Клариссу Мартин уволили. В прощальное воскресенье я пришел в кабинета мистера Бэрроуза и рассказал о случившемся. Он смотрел на меня так, словно сказанные мной слова не были открытием. Чуть позже я узнал, что старушка Джиджи была не единственной, кто страдал от рук этой женщины. Многие, в особенности дети, терпели унижения и эмоциональное насилие в свой адрес. Почему они никому ничего не рассказывали? И почему Кларисса вела себя так отвратительно по отношению к ним? Ответы на эти вопросы я уже никогда не получу, потому что, надеюсь, что никогда ее больше не увижу. В день увольнения она закатила большой скандал. Проклинала это место и желала всем смерти, в особенности мне, потому что именно меня она считает причиной, по которой она больше не работает в больнице, хотя на самом деле все дело в ней. Она разрушитель. Еще чуть позже выяснилось, что она воровала некоторые лекарства, а недостачу списывала на других, невиновных работников. В общем, грехов у нее за спиной слишком много.

— Ты готов? — в палату зашла Линда.

— К чему?

— Как к чему? Мистер Бэрроуз еще к тебе не заходил?

— Нет.

— А, ну, с понедельника начинается второй этап твоего лечения. Он сказал этого вчера на нашем собрании.

— Это хорошо?

— Конечно! Скоро ты поправишься и поедешь домой, — с некой грустью произнесла она.

— У тебя все хорошо?

— Да, — ответила она, протирая окно.

— Мне так не кажется.

— Тебе сейчас вредно много думать, — хихикнула она. — Придешь сегодня на развлекательный вечер?

— Не думаю. Ко мне приедет…

Дверь открылась, и в палату вошел мой лечащий врач с легкой улыбкой.

— Мистер Феррар, доброе утро! К Вам гости.

Из-за спины мужчина показалась знакомое личико.

Милисента.

Ее глаза засияли от радости и горя одновременно, а на моем лице застыл шок. Конечно я ждал ее, но ближе к вечеру. Девушка, нервно кусая губы стояла между моей палатой и коридором, и будто не знала, стоит ли подойти ко мне. я заметил в ее глазах столько волнения, сколько не было в тот миг, когда она рассказывала мне правду о себе. Тогда я поднялся на ноги и сам подошел к ней, заключая ее хрупкое и дрожащее тело в крепкие объятия. В ту же секунду врач и Линда оставили нас одних, тихо закрыв за собой дверь. Как только мы оказались вдвоем, слезы ручьями полились из глаз Милс. Она едва успевала глотать ртом воздух — настолько сильно она плакала. Мы простояли так минут десять прежде чем сели на кровать. Красные, слегка опухшие глаза Гринграсс были устремлены не меня, словно она хотела забраться мне