Я подарю тебе свое разбитое сердце - Полин Мур

тряслись, а из уст доносились тихие стоны вперемешку с плачем.

— Когда ты уже встанешь на ноги, старая дура! — женщина пнула коляску ногой.

Слезы старой женщины катились по её щекам. Я мог видеть, как её дрожащие губы немо шептали о помощи. Что она испытывает? Чувство стыда, унижения, полной утраты контроля над своей жизнью? Я был поражён тем, насколько глубоко такое поведение может уничтожить человеческую душу. Разве это не тот самый момент, когда мы должны быть более человечными, чем когда-либо? Кларисса стояла рядом, с ухмылкой на губах, подобно хищнику, наслаждающемуся своей жертвой. Ее голос звучал остро и пронзительно, как скрипка на самом высоком регистре. Каждый ее выкрик, каждое оскорбление сбивало с толку. Мой разум наполнился яростью и растерянностью. Невозможно было понять, как кто-то может так жестоко обращаться к страдающему человеку.

— Когда ты сдохнешь, никто даже не придет на твои похороны! У тебя никого нет, потому что никому не нужна обуза!

— Прошу…, — прошептала пациентка, хватаясь за сердце.

Я двинулся к ним. Кларисса, заметив меня, сразу побелела, понимая, что я видел происходящее.

— Ты что себе позволяешь?! — я не собирался переходить на «ты», но в данном случае мне было все равно.

— Я… Что ты здесь делаешь, Стефан? Это крыло не для прогулок!

— Я спросил тебя: какого черта ты творишь?!

Я присел на корточки и заглянул в глаза несчастной бабушки. Ее губы дрожали, а веки были полуоткрыты. Она боролась за свою жизнь, не желая покидать этот мир, поэтому я довольно резко оттолкнул медсестру в сторону и повез пациентку в главный холл.

— Эй! Тебе не положено…

— Заткнись!

В большинстве случаев я старался быть тем человеком, который излучает доброту и понимание. Я верил, что мир можно изменить, если относиться к людям с теплотой и уважением. Вспоминаю, как часто улыбка на моём лице становилась ответом на чужие проблемы. Но иногда, как ураган, на меня накатывали гнев и несправедливость. В такие моменты я словно терял связь с собой. Всё, что я считал важным — терпимость, забота, понимание — таяло, как утренний туман. И тогда меня охватывало отчаяние, которое трудно описать. Как можно оставаться спокойным, когда за твоими плечами слышится смех над слезами другого? В таких моментах бесчеловечность проникала в мою душу, и внутри разрывалось всё. Почему люди не понимают, как их слова и поступки могут причинить боль? Я иногда чувствовал, что гнев становится краеугольным камнем, на который опирается моя мораль. Но в эти минуты, когда я терял контроль, я не превращался в монстра. И сейчас я не смогу сдержать его в себе.

— ПОМОГИТЕ!!! ЕЙ ПЛОХО!!! ВРАЧА!!! — кричал я.

Мне навстречу бежали другие медсестры. Из своего кабинета вышел мистер Бэрроуз. Он быстро позвонил кому-то, а затем подбежал к нам.

— В операционную ее! — скомандовал он.

Медсестры кивнули и так же быстро повезли ее к лифту для персонала. Мой лечащий врач поблагодарил меня, а затем пошел следом за ними. Все в коридоре смотрели на меня, а мне от этого было некомфортно. Из какой-то палаты вышла Линда. В ее руках было дезинфицирующее средство. Я поймал ее взгляд и на себе ощутил, как сильно у нее заболело сердце.

Честно говоря, после происходящего я думал, что развлекательный вечер отменят или перенесут на другой день, но нет. Мы поужинали и собрались в комнате отдыха. Медбратья расставили столы, на каждый из них они поставили по большому самовару с крепким чаем, а также нарезала фрукты и разложили по мискам печенье. В комнате собралось человек пятнадцать, и все они были разных возрастов: от детей десяти лет до пожилых людей. Я даже не знал, что в отделении есть ребята моего возраста и младше. Наверное, потому что они практически не выходят из своих палат.

Пока я помогал с приготовлениями, Линда рассказала мне о женщине, которую увезли в операционную. Ее зовут Джиджи Барнс, у нее последняя стадия рака сердца. Ей, как я и думал, было восемьдесят семь, и у нее не было никого. Прямо как у мистера Шена, по которому так сильно плакала Линда. Долгое время женщина не разговаривали, многие даже думали, что она немая, но на самом деле она просто не хотела. Наверное, она потеряла веру и надежду еще в тот день, когда ей сказали, что ей осталось жить максимум месяц.

— Вот в моей молодости не было этих ваших гаджетов! Мы приглашали дам на свидания вживую! Ну что за молодежь пошла…, — ворчал один из пациентов, когда медбрат сказал, что девушка, которой он добивался несколько месяцев, наконец сказала «да».

— Дедуль, в Ваше время много чего не было. А сейчас на дворе двадцать первый век! — хихикнул парень.

— А замуж ты ее тоже будешь приглашать по этому вашему интернету? — в разговор влезла Селин Буэр, пожилая женщина, которую все в нашем отделении знают, как самую веселую и бойкую женщину.

— Они еще даже на свидание не сходили, а Вы уже их сватаете, ну вы даете, — рассмеялась Линда, протягивая маленькой девочке сушку.

— А что? Мой муж, между прочим, сделал мне предложение через три месяца после знакомства! И мы прожили вместе счастливых шестьдесят лет!

— А сейчас Вам сколько? — спросил мальчик.

— Как некультурно, молодой человек! Такие вопросы дамам не задают!

— Дамам? Ну Вы же бабуш…

— Питер! — шикнула Линда, но миссис Буэр только рассмеялась. — Мне семьдесят девять! — гордо произнесла она.

— Вы вышли замуж, когда Вам было девятнадцать? — спросил я.

— Все верно! Мой дорог Льюис был смыслом моей жизни. Мы познакомились в университете, случайно столкнувшись в библиотеке, и с тех пор не расставались ни на минуту до тех пора, пока смерть не забрала его. Завтра будет ровно год.

— Соболезную, — произнес я.

— Спасибо, мальчик мой. А у тебя есть любовь?

Ну опять…

— Да.

— Она приезжает к тебе?

— Нет, она в Сиэтле.

— Что это за девушка-то такая, которая не может приехать к тебе, ты же болен! — влез другой дедушка, имени которого я не знаю.

— Я не сказал ей, что у меня рак.

Несколько пар глаз устремились на меня. Некоторые смотрели с непониманием, некоторые с сожалением. Здесь каждый верит в то, что любовь способна спасти жизнь, поэтому каждый старается ухватиться на человека, которого они любят. Все, кроме меня. Я хочу для своей девочки долгой и счастливой жизни.

— Как так? — спросил другой медбрат.

— Вот так. Я сказал, что уехал по работе. Мы созваниваемся, но на этом все.

— Так ты тоже из Сиэтла? — спросил Питер.

Я кивнул.