Розалина снимает сливки - Алексис Холл

«Икс-факторе».

Воцарилась тишина, пока они заканчивали – Розалина убирала тарелки в шкаф, а Гарри смывал жир в раковине с большим усердием, чем проявляла Розалина.

– Ну и, – спросил он, – зачем ты пришла на шоу?

Теперь, когда «Пекарские надежды» были в самом разгаре, ей уже давно не приходилось отвечать на этот вопрос.

– Честно говоря, я вроде как… Сказать «в отчаянии» – слишком сильно. И, в целом, у меня все хорошо. Я обеспечена гораздо лучше, чем большинство людей в моей ситуации. Просто мне кажется, что я… зашла в тупик.

Он наклонил голову в легком любопытстве.

– Как это?

– Ох, это сложно. И я даже не знаю, насколько разумно. Дело в том, что я очень рада, что у меня есть Амели. И если бы могла вернуться и изменить прошлое, поступила бы точно так же. Но я устала от того, что вечно не хватает денег и времени. Устала думать, что вся моя жизнь – дорогое хобби, которое оплачивают родители. Прости, у меня… накопилось. – Она снова опустилась за кухонный стол.

– Что есть, то есть, так ведь? И нет ничего плохого в том, чтобы хотеть денег. Да и ты ничего не потеряла, когда пошла на ТВ. В смысле, – продолжил он с гораздо большей уверенностью, чем когда-либо у него видела Розалина, – ты – хороший пекарь. Думаю, ты понравишься зрителям, даже если не победишь. Вспомни ту, с зубами, из прошлого сезона – она вышла в полуфинал, а теперь у нее свой сериал.

Странно, но разговор с Гарри помог шоу стать осязаемее, чем когда-либо прежде. Как будто это и в самом деле был план, а не несбыточная мечта или обходной путь по дороге к чему-то лучшему.

– Наверно, я больше надеялась, не знаю, на книгу рецептов или колонку в «Гардиан». Или стать автором для какого-нибудь сайта. На что-то такое, что могу делать из дома и за что платят больше, чем восемь фунтов семьдесят два пенса в час.

– Продержись в конкурсе, и сможешь сама выбирать. В конце концов, в этом и заключается смысл жизни. Заниматься тем, что тебя устраивает и за что платят достаточно, чтобы можно было заботиться о тех, кого любишь.

Это было очень… очень не по-палмеровски.

– Мои родители бы сказали, что в жизни надо максимально использовать свои таланты и найти карьеру, в которой есть сложные задачи и которая приносит пользу.

– Ну, выпечка – это талант. – Гарри улыбнулся уголком рта и пожал плечом. – И я считаю, что тебе и так хватает трудных задач. И если то, чем ты занимаешься, делает тебя и других счастливее, этого должно быть достаточно для любого человека.

Хотелось бы ей, чтобы все было так просто. И, хотя она ценила его, вернее, все это, ей нужно было сменить тему, иначе… ей придется слишком много об этом думать. Особенно тогда, когда ей следовало бы изучать вступительные курсы, вернуться в университет и превратить свою жизнь в то, чем она должна была стать.

– А что насчет тебя?

– Ну, у меня все хорошо. Сейчас я работаю на отца, но когда он выйдет на пенсию, его дело перейдет ко мне. Знаю, это не «Хэрродс», но уже что-то. Это ремесло, и мне нравится им заниматься.

– Нет, я имею в виду, почему ты пошел на шоу?

Он вздохнул.

– Если честно, по-глупости. Я стараюсь делать больше того, что меня пугает.

– Участие в кулинарном шоу тебя пугает?

– Еще как. Выступать на телевидении. Говорить перед камерами. Представлять, что обо мне подумают приятели. Для меня это хуже всего.

– Если друзья так к тебе относятся, значит, они не твои друзья.

– Они не плохие. В смысле, только Терри иногда. Но в основном я накручиваю себя мыслями, что скажут другие. А в итоге они ничего не говорят – ну, почти, кроме Терри, – вот только это повторяется из раза в раз. – Присев к ней за стол, Гарри собрал рукою последние крошки от рыбных палочек. – Поэтому я подумал: «Да пошло оно. Раз тебе нравится печь, то пеки». Честно говоря, не ожидал, что пройду так далеко.

– Ты очень хорошо справился, – добавила она.

– Спасибо, друг. Думаю, у меня в запасе еще по крайней мере неделя.

Розалина не знала, что на это ответить. Поэтому она наблюдала за ним, отчасти наслаждаясь тем, что есть с кем поговорить, и это не ее ребенок, не бывшая подруга или мужчина, на которого она пытается произвести впечатление, и отчасти смущаясь. Потому что Гарри всегда был не таким, каким она его представляла. Или, может быть, таким, но при этом совершенно не таким, каким она предполагала.

– Ты… ты, похоже, часто волнуешься.

– Ага. Постоянно. Такой вот я. И отец такой же.

Это было не ее дело. Но он уже не в первый раз говорил о подобных чувствах, и игнорировать это, особенно когда он продолжал делать что-то для нее, было неправильно.

– Ты не думал обратиться к терапевту?

– Что? – он засмеялся. – Хочешь, чтобы я пришел к врачу и сказал ему: «Мне иногда становится страшно»?

– Ну, я… я просто исхожу из того, что ты сказал. Но мне кажется, что там… смогут тебе помочь.

– Что ты хочешь сказать? Что мне нужно к мозгоправу?

– Разве это так ужасно?

Он резко встал – а Розалине больше всего на свете не нравилось, когда высокие люди резко вставали.

– Да, вот именно, друг. Я не псих.

– Я и не думаю, что ты псих. – Она слегка отодвинула свой стул. – Слушай, я знаю, что ты считаешь моего отца козлом, но в этой ситуации он бы сказал: «Если у тебя болит спина, можно заняться ходьбой, или пойти к мануальному терапевту, или обратиться к врачу за обезболивающим. Это уже варианты лечения. И ты уже делаешь что-то для себя, что замечательно, но просить о помощи тоже нормально».

– Это да, но мне не нужна помощь. Я в порядке.

– Ты сказал, что пошел на национальное телевидение, чтобы попытаться выбраться из своей головы. И это смело. Но, возможно, это не лучшее средство, к которому ты можешь прибегнуть.

Казалось, Гарри искренне расстроился. Он провел рукой по волосам.

– Я этого не потерплю. Знаю, ты считаешь меня простаком, и я не против, потому что я такой и есть. Я не читаю Шекспира, не выращиваю зелень, и мой отец – не врач. Но я не собираюсь стоять и слушать, что ты считаешь меня психом.

– Я совсем не это…

– Наверно, я лучше пойду. Спасибо за рыбные палочки.

Со своего