Дура LEX - Борис Палант

— Понимаешь, коньячок, шашлычок — так долго не протянешь.

Я начал задавать Леве вопросы и очень скоро добрался до главного: кому бы он хотел все завещать?

— Тебе! — неожиданно ответил Лева.

— То есть как мне? — изумился я.

— А мне больше некому завещать. Вот ты получишь бабки и погуляете с ребятами, меня вспомните, — уже на слезе сказал Лева.

— Лева, во-первых, адвокат не должен составлять завещаний, по которым он сам является наследником. Во-вторых, мы с тобой виделись лишь несколько раз в «Самоваре». Да, мы приятно пообщались, но это же не повод, чтобы все мне завещать.

— А кому мне завещать? — резонно спросил Лева.

— Завещай Израилю, — посоветовал я.

— На хрен мне Израиль? — удивился Лева.

— Завещай тогда сиротам.

— А на хрен мне сироты? — не врубался Лева.

— Лева, о каких бабках идет речь? — напрямую спросил я.

— Ерунда. Десять штук.

— Неужели за семьдесят лет жизни у тебя ближе меня никого не нашлось? — опять завел я.

— Я тебе доверяю, — с улыбкой ответил Лева.

— При чем тут доверие? Если ты мне завещаешь, так это же будет мое после твоей смерти, дай тебе Бог до ста двадцати дожить. Не пойму, как я могу тебя подвести в этом вопросе. Нет, Лева, не буду я составлять тебе завещание, по которому мне хоть что-либо причитается. Иди и думай, кому завещать свои бабки.

И вот Лева снова у меня в офисе. Некстати, не к месту. Денег от его визита никаких, удовольствия тоже мало. Лева начал с того, что переживает вторую, нет, третью молодость. Рассказал, что завлекает молодых баб к себе на квартиру, давая объявления типа: «Ищу молодую женщину для легкой уборки». Когда бабы приходят, он им вручает павлинье перо и просит смахнуть пыль с тумбочки.

— Ну а дальше, сам понимаешь, дело техники.

Уловив сомнение в моем взгляде, Лева сказал:

— У меня спина мальчика. Бабы не выдерживают вида моей спины. — При этом он стянул с себя рубашку и повернулся спиной ко мне.

— Лева, чем я могу тебе помочь? — спросил я, отвернувшись от его мальчишеской спины.

— А я просто так к тебе зашел, — невинно улыбнулся Лева. — Был рядом и думаю — дай зайду на чашечку кофе. Или ты без денег больше не общаешься?

— Лева, я очень рад тебя видеть, но у меня сегодня очень тяжелый день.

— Борис, как ты думаешь, почему у меня спина, как у мальчика? Почему я до сих пор трахаться хочу? Почему я переживаю вторую, нет, третью молодость? Да потому, что за семьдесят пять лет жизни у меня не было плохого дня. То есть дни плохие были, но, говоря языком фотографа, они не заслоняли перспективы.

— И ты, говоря языком фотографа, всегда сохранял выдержку.

— Теперь про диафрагму состри, поц.

Мы оба рассмеялись. Лева встал и сказал:

— Просто знай, что у тебя есть я. Да, я захожу раз в два года, но я у тебя есть. Конечно, умный совет я тебе не дам, но коньячку всегда с тобой выпью. При любой погоде.

— Левочка, ты уже дал мне прекрасный совет и поддержал меня. Спасибо, что ты у меня есть. А меня вот, как видишь, для тебя сейчас нет.

Мы обнялись, и Лева ушел.

— У меня сегодня будет такая ночь! — сказал он, уже выйдя за дверь. — А то бери секретаршу, приходи.

У меня почему-то стало легче на душе. Я рассмеялся, вспоминая завещание Левы.

И еще чашка кофе и к ней три сигареты. Во рту стало горько, кофе и сигареты стали невкусными. Все сценарии смешались в одну дикую картину — Беслик висит на кресте и кается.

— К вам пришли, — сказала в интерком секретарша.

Не успел я ответить, как открылась дверь и в комнату вошла Айлин.

— Ты-то что тут делаешь, тоже мимо проходила?

— А кто еще мимо проходил? Нет, я нарочно к тебе приехала. Сидела дома и представила тебя — ты сидишь, пьешь кофе и нервничаешь. Вот и пришла. Ну что, звонил кто-нибудь?

— Нет.

— Ну и замечательно. У меня отличная идея — поедем в Америку.

— Не понял.

— Мы поедем в Америку. Ты ведь мне рассказывал, как мечтал попасть в Америку, вот и поехали в Америку.

— А мы где?

— Где угодно, но только не в Америке. Поэтому тебе плохо. Поехали в Америку, собирайся. Я поставила машину внизу в гараже. Сейчас рванем через туннель Холланд, а потом на запад.

— На запад, сынок, езжай на запад, — повторил я ставшую в Америке пословицей фразу.

Я не стал спрашивать, надолго ли мы едем в Америку, взял портфель, сказал секретарше, что уезжаю на запад, и мы с Айлин вышли из офиса.

Через час мы уже подъезжали к Делаверскому ущелью, за которым начиналась Пенсильвания.

— Айлин, смотри, они поменяли щит. Раньше на въезде в Пенсильванию висел щит «Америка начинается здесь». А теперь — «Добро пожаловать в Пенсильванию!»

— Жаль. Наверное, политкорректность добралась и сюда. Ну что, пересечем Пенсильванию и будем ехать, пока не доберемся до Америки?

— Давай!

Мы оба знали, что Пенсильванию мы пересекать не будем. А Крис? А завтрашняя встреча с Гроссом? Но мы все равно ехали на запад, и с каждой милей мне дышалось все легче и легче. Селедка с картошкой и луком, Пугачева, бандиты, Лева — все оставалось на востоке, в Нью-Йорке, который на самом деле стал Одессой-Калькуттой-Стамбулом. Мы съехали с главного шоссе, чтобы заправить машину. Спросили у хозяина заправки, где ближайший бар, и он махнул рукой в сторону видневшейся церкви.

В баре было ни светло, ни темно. За барной стойкой сидело человек шесть. Еще четверо стояли у биллиардного стола. Двое из них держали в руках кии. Над стойкой висел телевизор, по которому показывали бейсбольный матч. Некоторые смотрели матч, некоторые разговаривали между собой. Мы с Айлин сели на высокие барные стулья. Айлин заказала себе пиво, а я «Кровавую Мэри». Молодая барменша зачерпнула стаканом из какого-то ящика льда, ссыканула туда говенной водки «Попов», сверху плюхнула микс из трехлитровой бутыли.

— А я говорю, что акции «Дженерал Электрик» не могут так долго на месте стоять, они или вверх пойдут, или так грохнутся, что до Аризоны пыль дойдет, — сказал непонятного возраста пьянчуга. Во рту у него не было половины зубов.

— А я не имею дела с акциями, — отвечал ему другой пьянчуга, по виду которого можно было с уверенностью сказать, что он ни с чем дела не имеет, не только с акциями. — Мэри-Джо, еще того же самого.

— Держи, дядя Майки. — Барменша налила пьянчуге щедрую порцию бурбона.

Дядя Майки вытащил помятую пачку «Мальборо», дрожащими пальцами выудил из нее сигарету, что-то пробормотал, зажег спичку и вдруг заорал: «Home run!»

Какой-то бейсболист бежал по полю, принимая поздравления.

— Сукин сын, что делает! Ты видел, как он это сделал? — закричал специалист по акциям. — Мэри-Джо, красавица ты моя, повтори. Ну и день!

Айлин увидела, что я наблюдаю за этой парочкой, тронула меня за руку и рассмеялась. Я тоже рассмеялся.

— Мы в Америке, — сказала Айлин. — Добро пожаловать в Пенсильванию! Америка начинается в этом баре.

— Я очень хотел сюда попасть с самого детства. Спасибо тебе, Айлин.

Мы снова вместе рассмеялись. «Кровавую Мэри» пить было невозможно. Я заказал порцию водки и отдельно стакан томатного сока. Водка была теплой, все тот же дряной «Попов». Потом я выпил еще несколько порций и заполировал «Будвайзером».

Мы с Айлин поцеловались, потом обнялись. Неудобно сидеть обнявшись на высоких барных стульях, но все равно было хорошо.

— Ты моя мисс Америка, — сказал я. — Я же еще и к тебе приехал.

— Я ждала тебя.

— Вы такая красивая пара, — сказала Мэри-Джо. — Следующий раунд за мной. Что будете?

— Я еще порцию водки, а Айлин будет…

— Я хочу зеленого ликера. По-моему, «Мидори» называется.

— Айлин, я тебе сделаю «Мидори» с персиковым соком. У тебя такой красивый кавалер, Айлин, — сделала мне комплимент Мэри-Джо. — А тебя, красавец, как зовут?

— Борис.

— Приятно с тобой познакомиться, Борис. У меня еще не было Борисов в баре. Меня зовут Мэри-Джо, и именно так меня здесь все называют. У меня много и других имен. Для вас я Хани, а вот для тех двух забулдыг — Сука из ада.

— Это еще почему, Мэри-Джо? — удивился я.

— А потому, что они оба уже наклюкались, и больше я им не налью. Вы еще услышите, что они мне скажут. «Сука из ада» будет самым ласковым именем. Куда им за руль садиться? У обоих грузовики, а они лыка не вяжут. Опять моему мужу их домой отвозить.

— Я ему сказала: хочешь уходить — уходи, но без кровати, — говорила женщина во фланелевой рубахе и джинсах, посасывающая какой-то бурый напиток. У нее тоже не хватало нескольких зубов.

— Еще кровать ему отдавать! — соглашалась собеседница. — Мэри-Джо, ласковая ты моя, налей-ка тете Викки того же. Не получит он никакой кровати. Сандра, не отдавай ему кровать!

— Нет, не получит он никакой кровати. Это мне мама кровать подарила, а не ему. Я ему так и сказала — мне мама кровать подарила, а не тебе, — сказала Сандра и отхлебнула из стакана.