Николай I - Иона Ризнич

коней: во Франции провозглашена республика», – воскликнул он на балу у наследника, получив известия об этих событиях.

В декабре 1852 года племянник Наполеона Бонапарта Луи Наполеон провозгласил себя императором под именем Наполеона III, и началась Вторая французская империя. Выскочка Луи Наполеон вызывал у русского государя чувства от антипатии до лютой ненависти. Более всего Николай I боялся, что нечто подобное произойдет и в России. Он слишком хорошо помнил события 1825 года и теперь решил принять меры заранее, не дожидаясь общественных возмущений. Так началось «мрачное семилетие», как называют последние семь лет царствования Николая I.

Тут и выяснилось, что даже Уваров недостаточно реакционен. Он имел смелость поспособствовать публикации статьи в защиту университетов, которая крайне не понравилась Николаю I, начертавшему: «Ни хвалить, ни бранить наши правительственные учреждения… не согласно… с достоинством правительства… Должно повиноваться, а рассуждения свои держать про себя».

Император отправил Уварова в отставку, а его преемником стал князь Платон Алексанрович Ширинский-Шихматов, требовавший, чтобы «впредь все положения и науки были основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах в связи с богословием». Шутили, что его назначение означало для российского просвещения не только «шах», но и «мат».

Новый министр запретил студентам и профессорам поездки за границу даже с ученой целью. Уже находившиеся за границей должны были вернуться под угрозой лишения подданства и конфискации имений. Иностранцам был запрещен въезд в Россию.

В университеты теперь стали принимать только дворян, и сразу же было резко сокращено число студентов: в каждом университете, за исключением Московского, теперь могло учиться не более трехсот человек. Возросла и плата за обучение. В средних и низших учебных заведениях основным предметом стал Закон Божий. Лекции по философии, логике и психологии имели право читать только богословы. Широко известен афоризм Ширинского-Шихматова: «Польза философии не доказана, а вред от нее возможен».

Кроме того, царь приказал составить комитет «для высшего надзора за духом и направлением печатаемых в России произведений», который бы проверял уже прошедшие цензуру издания, выискивая там крамолу. Во главе комитета надзора за печатью встал Дмитрий Петрович Бутурлин, согласно характеристике П.А. Вяземского, человек хотя «умный и с способностями», но с «отсталыми понятиями», «с большими предубеждениями; сердца, полагаю, довольно жесткого и честолюбия на многое готового, но вообще одаренный тем, что выводить людей везде и всегда».

Бутурлин действительно принялся «выводить людей». По докладам Комитета в 1848 году был сослан в Вятку писатель Михаил Салтыков-Щедрин; в 1852 году выслан в Спасское-Лутовиново за некролог о Гоголе Иван Тургенев; была запрещена постановка комедии Александра Островского «Свои люди – сочтемся». Очень многие номера журналов и газет изымались из продажи и шли «под нож». Ходил анекдот, что Бутурлин пытался подвергнуть цензуре даже акафист Покрову Пресвятой Богородицы. Его оскорбило упоминание «владык жестоких и зверонравных», в котором можно было усмотреть намек на русского царя.

Петрашевцы

Одним из наиболее известных дел бутурлинского комитета было запрещение «Карманного словаря иностранных слов», составленного Буташевичем-Петрашевским.

В декабре 1849 г. в петербургских газетах было опубликовано следующее сообщение: «Пагубные учения, породившие смуты и мятежи во всей Западной Европе и угрожающие ниспровержением всякого порядка и благосостояния народов, отозвались, к сожалению, в некоторой степени и в нашем отечестве. Но в России, где святая вера, любовь к монарху и преданность престолу основаны на природных свойствах народа и доселе хранятся непоколебимо в сердце каждого, только горсть людей, совершенно ничтожных, большею частью молодых и безнравственных, мечтала о возможности попрать священнейшие права религии, закона и собственности. Действия злоумышленников могли бы только тогда получить опасное развитие, если бы бдительность правительства не открыла зла в самом начале». Далее следовал пространный рассказ о том, что служивший в Министерстве иностранных дел титулярный советник Буташевич-Петрашевский возымел замысел на ниспровержение государственного устройства, что для распространения своих преступных намерений он собирал у себя молодых людей разных сословий. «Богохуление, дерзкие слова против священной особы государя императора, представление действий правительства в искаженном виде и порицание государственных лиц – вот те орудия, которые употреблял Петрашевский для возбуждения своих посетителей!»[52] – писала газета «Русский инвалид». Следствие установило, что 21 подсудимый в большей или меньшей степени, но все виновны «в умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка». Суд определил «подвергнуть их смертной казни расстрелянием». Помиловали лишь двоих. Одного потому, что он виноват был лишь «вредным образом мыслей», а второго по причине помешательства.

«Дело петрашевцев» стало одним из самых громких дел о тайных обществах в России. Как и подавляющее большинство российских интеллигентов, Михаил Буташевич-Петрашевский выступал за демократизацию политического строя России и за освобождение крестьян непременно с землей. Он собрал обширную библиотеку, в которой были и запрещенные в России книги, в том числе и по истории революционных движений, утопическому социализму, материалистической философии. По пятницам в его доме собиралось небольшое литературное «тайное общество». Среди его членов были впоследствии прославленный писатель Федор Михайлович Достоевский, поэт и писатель Алексей Плещеев, поэт и переводчик Сергей Дуров, врач Дмитрий Ахшарумов. Бывали у Петрашевского Салтыков-Щедрин, поэт Майков. Они читали и обсуждали книги, писали стихи, басни, интересовались историей, критиковали государственных чиновников и – о ужас! – позволяли себе анализировать причины поражения восстания декабристов в 1825 году. В записях Петрашевского встречались следующие мысли: «Слово чиновник – почти то же, что мошенник или грабитель, официально признанный вор»; «законы сбивчивы, бестолковы, противоречивы».

Справедливости ради надо признать, что в 1848 году по инициативе Петрашевского члены тайного клуба действительно стали обсуждать возможность создания настоящего тайного общества, преследующего революционные цели. Они мечтали о времени, когда Россия станет парламентской республикой с выборными правительственными должностями, а составляющим империю народам будет дана широкая автономия: «внутреннее же управление должно основываться на законах, обычаях и нравах народа». Но дальше обсуждений дело не продвинулось, не было ни конкретных целей, ни единого плана, ни согласия насчет методов борьбы. Данный факт признало и следствие.

Все подсудимые были приговорены к смертной казни – расстрелу; но, приняв во внимание смягчающие обстоятельства, в том числе раскаяние подсудимых, суд счел возможным ходатайствовать о смягчении наказания. Ходатайство было удовлетворено, однако приговоренным об этом не сообщили, причем намеренно. «Русский инвалид» писал: «Его величество… изволил обратить всемилостивейшее внимание на те обстоятельства, которые могут в некоторой степени служить смягчением наказания, и вследствие того высочайше повелел: прочитать подсудимым приговор суда при сборе войск и, по свершении всех обрядов, предшествующих смертной казни, объявить, что государь император дарует им жизнь, и затем, вместо смертной казни, подвергнуть их следующим наказаниям…»

22 декабря 1849 года на Семеновском плацу состоялась инсценировка казни. Осужденные прошли через все предсмертные процедуры, им завязали глаза и привязали к столбам.