Сломанная тень - Валерий Введенский

– Да, да, спасибо, Илья Андреевич! – сделала реверанс Юлия Антоновна.

– Пошли, пошли скорей! – потянул ее Тучин.

– Но я… Я не могу…

– Сейчас или никогда! – художник нежно обнял ее за плечи.

Влюбленные упорхнули, словно торопливые бабочки-однодневки, которым надо все успеть за жизнь длиною в день.

– Сводничеством занимаетесь? – с вызовом спросил доктора Кислицын.

Тоннер пожал плечами.

– И доносами не брезгуете? – продолжал Матвей Никифорович.

– Как, простите, вас понимать, любезнейший? – Тоннер повернулся к нему. Матвей Никифорович явно искал скандала.

– Да так и понимать! Клятву Гиппократа вы нарушили! До сегодняшнего утра о беременности Полины знали только мы. Вы и я! От кого, спрашивается, узнал об этом Лаевский?

– Сударь, если вы немедленно не возьмете…

– Матвей! Не ссорьтесь! – Налединская взяла Кислицына под руку. – Какая разница, кто проболтался! Нам надо бежать! И чем скорее, тем лучше!

Тоннер хотел рассказать Полине о разговоре с Ириной Лукиничной, но из толпы внезапно вынырнул Дашкин:

– Где моя жена, Илья Андреевич?

– Юлия Антоновна? Встретила подругу, они отошли поболтать.

– Подругу? Полину?

– Да нет! Полина Андреевна… Вот она!

– Добрый вечер, ваше сиятельство! – невозмутимо поздоровалась с князем Полина.

– Добрый, добрый! Где Юлия?

Тоннер взял Дашкина под локоток и прошептал:

– Арсений Кириллович! Прошу вас, вспомните, зачем мы сюда пришли! Фланируйте!

– Я уже пять кругов сделал, – громко пожаловался Дашкин, – а этой твари все нет и нет!

– Тише!

– Сама же писала: найду на маскараде!

– Фланируйте, фланируйте, непременно объявится! Про повязку не забудьте!

С хоров грянула музыка.

– Ну, вот и танцы, Оленька! – Андрей Артемьевич приехал на бал только ради воспитанницы – без него она появиться в обществе не могла; шутовское веселье раздражало старика генерала. Он ждал танцев, чтобы со оспокойной совестью сесть за вист.

– Позвольте пригласить вашу спутницу? – подскочил гусар с растопыренными усами и напомаженными висками.

– Конечно, конечно! – обрадовался Андрей Артемьевич.

– Увы! Мои танцы расписаны! – Ольга ткнула пальчиком в свою бальную книжку[77].

– Сожалею! – ретивый гусар щелкнул каблучками и бросился приглашать другую даму.

Удивленный Андрей Артемьевич наклонился к Ольге с лорнетом. И вправду, напротив каждого танца стояли инициалы.

– Кто же это вас ангажировал?

– Я не хочу танцевать. Лучше с вами постою.

– Понимаю, душа моя. Расстроена ты сильно. Шутка ли – жених из-под венца сбежал!

– Нисколько, я даже рада… Я другого люблю! – помолчав секунду, она решилась и уточнила: – Вас!

– Господи! – выдохнул старик. То, чем он мучился последние годы, решилось в секунду. Она его любит! Лаевский упрекал себя в непозволительных, неподобающих чувствах, не смея надеяться, что они взаимны.

Ольга взяла руки Андрея Артемьевич в свои, и они стояли друг против друга долго-долго, пока не отзвучал последний аккорд любимого императором полонеза.

– Вальс я, пожалуй, осилю! – решился генерал. – Позвольте, Оленька, вас пригласить!

– Что за моветон! – возмущался император. – Пошли, говорит, за буфет! Приласкаю!

– Должно быть, эта дама вас не узнала, – предположил Великий князь.

Император был одет венецианцем: лысину надежно скрывал берет, а полнеющую фигуру – пышный костюм; великий князь нарядился испанским грандом, лица обоих скрывали маски.

– Даже если так! Во время полонеза! Это возмутительно!

Государь считал, что должен быть примером для подданных во всем, и педантично соблюдал всякие, им и не им установленные, правила. Не забывал даже про самые незначительные: так, для интрижек были предназначены вальс, кадриль, мазурка, в конце концов, но никак не полонез – танец церемониальный, торжественный.

– Которая из них? – поинтересовался Кирилл Павлович.

В полонезе император, по обыкновению, поменял нескольких партнерш.

– Одетая цыганкой! Вон та, в розовом платье! Еще и глазки мне строит, бесстыжая!

– Ба! Да эта Лаевская! Не берите в голову, ваше величество. Давно признана ненормальной!

– А муж куда смотрит? А? Передай-ка генералу мое неудовольствие! Больных головой надо держать взаперти!

– Слушаюсь, ваше величество! – Кирилл Павлович даже наедине с царственным братом не позволял себе фамильярностей. – Кстати, а вон и генерал, легок на помине! Видите? Танцует с воспитанницей!

– Хороша!

– Хороша! – согласился великий князь. – Говорят, у них роман!

– Старый развратник!

– Что вы, ваше величество! Исключительной порядочности человек! Столько лет ради детей сохраняет брак с сумасшедшей! А та чего только не вытворяла – рога наставляла, из дома сбегала! – Кирилл Павлович, жертва династического брака, с сочувствием относился к товарищам по несчастью. – Еще брат Александр советовал генералу развестись.

– Вот как? Тогда передай, что и я не стану чинить препятствий! Цыганке этой самое место в желтом доме! Чуть рейтузы с меня не сдернула! А девчушке пусть голову не морочит! Коли любит – пусть женится!

– Ну, где же она? Где? – Дашкин после каждого круга подбегал к Тоннеру.

– А дама в лиловом? Я было подумал…

– Это была просительница. Муж у нее помер, о пенсии хлопочет…

Долго приглядывавшийся к доктору долговязый франт наконец радостно окликнул его:

– Илья!

– Корнелиус? – обрадовался Тоннер.

– My friend! – друзья, к неудовольствию Дашкина, обнялись.

– Ваше сиятельство! – обратился Тоннер к Арсению Кирилловичу. – Позвольте представить! Американский путешественник Корнелиус Роос! Князь Дашкин!

Мужчины раскланялись.

– Илья! Вся моя надежда на вас! – взял быка за рога Роос. – Говорят, на маскараде император! Вот бы с ним поговорить! Никак не могу добиться аудиенции! Посланник отправил прошение, но… – этнограф заглянул в блокнот и закончил по-русски: – Ни ответу, ни привету!

– Да вон он! Венецианским купцом вырядился! – Дашкин указал на самодержца.

– Благодарю! О, благодарю вас! – обрадованный Роос ринулся к императору.

– Как вы легко кружите! – восхитилась Ольга.

Ноги Андрея Артемьевича помнили каждое па, но не всегда за памятью поспевали.

– Как же, Оленька! В молодости каждый вечер на балах служил!

– Служили? – удивилась Змеева

– Представьте себе! – улыбнулся Лаевский. – В мои времена, коли кавалеров на балу не хватало, обращались в соседний полк. И нас, молодых офицеров, строем отправляли танцевать!

– Может, тогда и мазурку осилите? – спросила Ольга.

– Извини, душа моя, запыхался, – виновато ответил Лаевский. – Старость!

– Жаль! Очень жаль!

Генерал и сам расстроился. Оленька, его милая, добрая, хорошая и теперь ясно, что любящая Оленька так любит танцы! Как бы ей пособить?

– Пойдем-ка навестим Полину, – предложил Андрей Артемьевич.

Змеева взяла его под руку, и они направились к Налединской, которая по-прежнему беседовала с Кислицыным.

– Что, молодежь, не танцуем?

– Не до танцев мне, папенька! – огрызнулась Полина.

– А вы, Матвей?

Кислицын пожал плечами.

– Я, – признался Лаевский, – собирался выказать вам неудовольствие, усовестить, так сказать. Вы подло играли чувствами несчастной сироты…

Генерала на два голоса попытались прервать Полина с Ольгой:

– Папенька!

– Андрей Артемьевич!

Но старый вояка уже завершал обходной маневр:

– Однако выяснилось, что ангел мой не держит на вас зла! И прощает вам бесчестный поступок!

– Рад! – пролепетал растерянный Матвей Никифорович. Ссориться с отцом возлюбленной ему было не с руки. – Еще раз прошу прощения у вас и у Ольги Борисовны!

– Открою вам секрет, – подмигнул, радуясь собственной хитрости, генерал, – у Оленьки свободна мазурка! Загладьте вину! Пригласите!

Матвею Никифоровичу ничего не оставалось, как щелкнуть каблуками и подать бывшей невесте руку.

– Мне нужны деньги, папенька! – огорошила отца Налединская, как только осталась с ним наедине. – Я хочу покинуть Петербург вместе с Матвеем!

– Что? Что ты сказала?

– У меня будет ребенок, я желаю развестись с Юрием! Разве Владимир вас не известил? Что с вами, папенька?

Андрей Артемьевич, дабы увильнуть от неприятного разговора, схватился за сердце, применив отточенный с Софьей Лукиничной прием. О беременности дочери он узнал еще утром, от Ирины Лукиничны, но обсуждать эту тему не хотел.

– Илья Андреевич! – позвала доктора испуганная Полина.

Тоннер никак не мог понять, почему он весь вечер оказывается рядом с Налединской. То и дело отходил он от нее на несколько шагов, но через секунду, обернувшись, обнаруживал Полину за спиной.

– Что случилось?

– Папеньке плохо…

– Ерунда! Пустяки! – виновато улыбался Лаевский. – Потанцевал сдуру…