Сломанная тень - Валерий Введенский

Данила пса из пролетки шуганул, но Моська не расстроился. Погода была великолепная, а пробежаться после сытного обеда всегда полезно.

– Маэстро не принимает! – вход загораживал угрюмый детина. – Оставьте вашу визитку!

Илья Андреевич достал прямоугольную карточку и с видимым сожалением подал. Совсем недавно напечатал сотню, а осталось не больше дюжины. Страж повертел визитку в руке:

– Напишите адрес, маэстро ответит вам письмом!

– У меня дело срочное! Я должен немедленно…

– Прошу прощения! Невозможно-с! – детина был столь же непреклонен, сколь и внушителен.

Моська дорогою отстал – подбежал к уютному домику на Кирочной к концу недолгого препирательства. Раздосадованный доктор пытался что-то объяснить неприятному человеку, намеревавшемуся захлопнуть перед ним дверь. Помочь хозяину – дело собачьей чести! На ходу гавкнув (чтобы неприятный человек его заметил), Моська пулей пролетел вовнутрь.

– Вон! Убирайся! – детина, позабыв о непрошеных гостях, побежал за ворвавшейся в дом собакой.

Пусть для Тоннера с Данилой был открыт!

Внизу размещались прихожая с кухней (туда как раз и шмыгнул Моська), хозяин дома обитал на втором этаже, куда, не мешкая, по дубовой лестнице поднялись визитеры. Миновав пустую гостиную, они очутились в кабинете. Стул, стол, софа, двустворчатый, до потолка, шкаф… И никого, только белый пуделек зевал спросонья на диване.

– Хозяина нет! Чем могу служить? – раздался высокий металлический голос.

Данила оглянулся по сторонам. Кто говорит? Неужели?..

– Бросьте ваши фокусы, маэстро! – буркнул Тоннер.

– Маэстро нет дома! Приходите завтра! – посоветовал пудель.

– Господи прости! – испуганный Данила поискал глазами иконы. Говорящих собак он еще не встречал.

– Всего хороше… – пудель не закончил фразу. В кабинет забежал Моська и, увидев соплеменника, гавкнул. Пудель от испуга позабыл человеческую речь и ответил по-собачьи: – Тяв! Тяв!

Моська медленно приближался к дивану. Вздыбленная шерсть и оскаленные клыки не сулили пудельку ничего хорошего.

– Я тебе покажу! – доносился с лестницы голос детины.

Пудель спрыгнул с дивана и, поджав хвост, сиганул к шкафу.

– Так я и думал! – сказал Тоннер Даниле. – Не пускай сюда лакея!

Илья Андреевич решительно подошел к шкафу и распахнул дверцу:

– Вылезайте! – приказал он прятавшемуся там мужчине.

– Не понимать! Я не понимать!

– Кончайте балаган! Думаете, я чревовещателей не видел?

– Вы… Вы из полиции? – спросил маэстро Леондуполос, опасливо опуская ногу на пол.

– Почти!

– Вот я тебе задам! – прихрамывающий детина (Моська успел цапнуть его за икру) наконец добрался до кабинета хозяина. Данила перегородил ему проход.

– Отошлите слугу! – приказал Илья Андреевич Леондуполосу.

– Семен! Ступай! – приказал тот, затворяя шкаф. – С кем имею честь?

– Тоннер, Илья Андреевич!

– Чем могу?..

– Мне надо с вами поговорить! Лучше сядьте – известие у меня неприятное.

– Полиция сама по себе неприятное известие! – проворчал маэстро, усаживаясь на софу со спасенным пудельком на руках. – Не бойся, Карлуша, не бойся!

– Два часа назад скончалась ваша матушка!

– Какая матушка? – настороженно спросил Леондуполос. – Нет у меня никакой матушки! И не было никогда!

– Графиня Бобикова, Надежда Сафоновна.

Тоннер шел ва-банк. Никаких доказательств, кроме сходства маэстро с Коленькой, он не имел.

Леондуполос побелел, вскочил, выронив пуделька, затем рухнул обратно на софу.

– Как? Она утром была здесь…

– Обратной дорогой у Надежды Сафоновны прихватило сердце…

– Царствие небесное! – Леондуполос-Бобиков истово перекрестился.

– Мои соболезнования.

– Как вам не совестно?! – граф снова вскочил. – Подслушали небось исповедь? Не отпирайтесь! Знаю я вас, ищеек! И матушка, царствие ей небесное, тоже хороша! Зачем только я написал ей!

– Вы ей писали? – удивился Тоннер.

– Ну да! По приезде. Хотел встретиться. Надеялся убедить продать имение и отдать мне деньги. Сами видите, чем приходится заниматься.

– Да уж! Вы сядьте, граф, сядьте! – Тоннер опасался, что разоблаченный Бобиков выкинет какой-либо фортель – сиганет в окно, например.

– Вы арестуете меня? – спросил граф.

– Не исключаю… – уклончиво ответил доктор.

– Ах, вот как! – усмехнулся Бобиков, по-своему истолковав многозначительность Ильи Андреевича. – Значит, договоримся! Сколько?

Граф в два прыжка очутился у письменного стола, Данила и глазом не успел моргнуть.

– Денег, правда, нет! Но есть камушки! В этом ящичке! – Бобиков дернул за ручку. – Черт, на замок закрыт! Сейчас, сейчас! Ключик у меня на шее.

– Мне деньги не нужны! – чуть не закричал Тоннер.

– Чего же вы хотите? – спросил Бобиков, снимая с шеи цепочку с ключиком.

– Откровенности!

Граф с уважением посмотрел на Тоннера:

– Ну что ж! Информация – тоже капитал! Кому, как не мне, это знать! Романистам продадите? Или сами пописываете?

– Сядьте, – попросил Тоннер и строго сказал Даниле: – Приглядывай за господином графом.

Бобиков-Леондуполос смерил Данилу взглядом. Эх, зря Семена отослал! Повертев в руках ключик, маэстро повесил его на шею и не спеша возвратился на софу.

– Вас, наверное, побег интересует? – спросил он Тоннера и сам же ответил: – Увы, все весьма банально. Кучер с фельдъегерем получили по тысяче…

– От кого?

Бобиков наморщил лоб:

– Простите! Не могу! Впрочем… Ей уже все равно! Княгиня Трубникова. Моя единственная любовь! Собирались пожениться, но матушку смущала… Черт! Как это по-русски? Rйputation…

– Репутация!

– Ну да! Подзабыл родной язык за границей. Трубникова была вдова, за ней тянулся шлейф интрижек. Мать заставила меня жениться на этой кукле…

– Как вам удалось сбежать за границу?

– Проще простого! Причем с большими удобствами! В дормезе Трубниковой. Крепостной ее сиятельства Михей Ивашкин к вашим услугам!

– Трубникова, Трубникова… – припоминал Тоннер. – За границей, кажется, и умерла… Лет семь назад?

– Восемь, – уточнил Леондуполос.

– Какая-то темная история… То ли секретарь, то ли слуга чем-то ее ударил…

Илья Андреевич в ужасе уставился на Бобикова. Тот ответил спокойно, буднично:

– Да! В ярости я не владею собой! Сама виновата! Альфонсом назвала! Слово за слово, на столе лежало пресс-папье…

Тоннер сжал кулаки.

– Это случилось на греческих островах. Украденных у нее денег мне хватило на покупку паспорта. Так я стал Леондуполосом. В трюме рыбацкой шхуны добрался до Марселя. Там я голодал, жил вместе с… Kloshar! Как это по-русски?

– Нищие.

– Хотел уже писать матушке, но даже на бумагу не было денег. Спасибо бродячим циркачам. Подобрали…

Бобиков замолчал.

– Что было потом?

– Я всегда умел говорить разными голосами!

– Если будете замолкать через каждое слово, продолжим разговор в участке, – предупредил Тоннер.

– Да! – с вызовом произнес Бобиков. – Да, да, да! У меня был номер с куклами. Что? Лучше было с голоду помереть?

– А чревовещанию у кого научились?

– У Агнессы. У нее был номер с собачками. Песики садились в круг и «беседовали». Разумеется, говорила за них Агнесса… Дура дурой, зато ученица Эльвороти[71]. Охмурить Агнессу было парой пустяков, и я стал учиться… – Леондуполос набрал побольше воздуха в легкие и продолжил рассказ, не разжимая губ. – Чревовещание сродни оперному пению. Я глубоко вдыхаю, опускаю диафрагму и тоненькой-тоненькой струйкой пропускаю воздух чрез голосовые связки. Вот так! Человеческое ухо – инструмент несовершенный, его легко обмануть! Вам кажется, что голос раздается из-под земли, правда?

Изумленный Данила кивнул.

– А на самом деле вы слышите его сквозь мои ребра. На учебу ушло пять лет. Особенно трудны звонкие согласные: бэ, мэ. Но и с этим я справился! Теперь можно было дурить голову престарелым богачам.

Бобиков, несомненно, был великим актером – прямо на глазах перевоплотился в трясущуюся бабульку, Тоннер даже уловил характерный запах старости:

– Я все готова отдать, лишь бы еще раз поговорить с моим драгоценным Жаком! – проблеял маэстро скрипучим голосом и тут же продолжил своим: – Платили нам в разы больше, чем в цирке.

– Нам?

– Это была моя роковая ошибка, – вздохнул Бобиков. – Поначалу у меня плохо получались женские голоса. Пришлось привлечь Агнессу…

– Не боялись, что вас узнают? Русских аристократов за границей много…

– Нет! За годы скитаний я сильно изменился. Кому придет в голову, что перед ним давно замерзший в сибирских лесах Сергей Леонидович Бобиков?

– А разоблачение не страшило? Фокус-то не бог весть какой!

– Я всегда тщательно готовился! Люди ведь считают, что живут незаметно. А незаметно как раз за ними наблюдают! Сотни глаз из всех щелей! Слуги, молочники, гробовщики! Я скупал сведения: кто когда родился, женился, крестился, влюбился, etс… Успех был колоссальным! Я разбогател! Вернее, мы…