Сломанная тень - Валерий Введенский

– Все, месье Терлецкий! Мое терпение лопнуло! Вы уволены!

– Что? – поперхнулся водкой Федор Максимович. Перед ним вражеской армией выстроились рюмочки, которые полковник методично опустошал, укладывая поверженных неприятелей на бочок.

– Что слышали! Вы уволены! Я нанимал переводчика! Переводчика! В соглядатае, телохранителе, а тем более в персте указующем не нуждаюсь! Я – свободный человек! Слышите? Хочу – говорю с императором, не хочу – под пытками не заставите!

– Это еще поглядим! – мрачно пообещал Терлецкий.

– Завтра получите расчет!

– Почему завтра? – удивился пьяный полковник. – Я завтра…

Терлецкий замолчал, с ужасом представив, где может очутиться завтра.

– Сегодня я занят!

– Чем?

– Не ваше дело! – Роос допил шампанское и поставил бокал на столик. – Желаю здравствовать! Денис, не уделите мне пару минут?

Угаров нехотя поднялся. Неужели хочет заместо Терлецкого в переводчики нанять?

Терлецкий жестом поманил лакея и приказал шеренгу повторить. Заказ исполнили, когда вернулся Угаров:

– Чего хотел?

– Спрашивал, как до Лаевских добраться.

– Зачем?

– Ему Сашкина тетушка рандеву назначила.

– И почему бабам этакие жерди нравятся? – Терлецкий печально опрокинул в себя еще пару рюмашек. – Постой-ка! Дядюшка у этой тетушки есть?

– Понятия не имею!

– То есть муж, – пояснил свой вопрос полковник.

– Да. Генерал Лаевский.

– Он здесь?

Угаров кивнул.

– Пойдем, покажешь!

Они вернулись в зрительный зал, и Денис указал на старичка в мундире, игравшего в вист.

– Годится! – крякнул полковник. – Секретная операция по спасению государя начинается! Готов послужить отчизне?

Угаров кивнул.

– Давай догоняй Рооса, проследи, чтоб не заблудился.

– Зачем? – удивился Денис.

– Узнаешь!

Этнограф, возбужденный предстоящим свиданием, всю дорогу что-то рассказывал Денису. Угаров не слушал, занятый своими мыслями.

Какая опасность может грозить отечеству от встречи Корнелиуса с императором? Наоборот, пусть иностранец воочию увидит величие нашего монарха, задрожит и затрепещет, устыдится своих гнусных идей! Россия сильна, покорить ее невозможно. Поэтому в отчаянном бессилии враги пытаются смутить нас призрачными свободами и равенствами, разложить изнутри. Шиш с маслом, господа хорошие! Не выйдет! Россия – Третий Рим, хранительница истинной веры. Как отцы наши с дедами жили, так и мы будем до скончания века, как-нибудь без демократий ваших обойдемся. А зловредные семена, которые вы в нашу почву тайком суете, придет время, и у вас выкорчуем. Не впервой! Забыли, как мы по Берлину и Парижу маршировали?

Философствование было прервано резким «Тпру!».

– Приехали! – сообщил, обернувшись, извозчик.

– Вы только поглядите, Денис! – американец первым вышел из экипажа. – Пьяный полицейский!

В пяти шагах на тротуаре корчился раненый Пушков. Угаров ринулся к нему, этнограф – за ним.

– Там, туда побежал! – Пушков, пытавшийся рукой зажать рану на ноге, быстро указал ею на удалявшегося Тихона.

– Вы ранены? – склонился к нему Денис.

– Ерунда! Надо его догнать!

– Что он говорит? – спросил Роос.

– Стрелявший побежал туда! – Денис показал направление.

– Эй! Эй! – закричал извозчик. – А платить-то кто будет?

– Дайте ему полтинник! – попросил Рооса по-французски Денис.

– О’кей! – Роос в два прыжка вернулся к экипажу, прыгнул внутрь, кинув на ходу монетку, и крикнул извозчику по-русски: – Гони!

Лошади рванули.

Яхонтов, наконец выломавший дверь в спальне Софьи Лукиничны, подбежал к окну, оглядел сверху поле битвы и, достав из кармана свисток, пронзительно свистнул.

Корнелиус Роос всю жизнь жаждал приключений. Потому и этнографом стал. Приключений в его путешествиях хватало, но какие-то они были негероические: изнуряющий зной, пробирающий холод, враждебность аборигенов, коварство проводников, мздоимство чиновников. Даже в Носовке, где коварный убийца за одно утро отправил на тот свет троих, Роос все время попадал не туда, оказывался не там и в конечном счете никак не помог разоблачению преступника.

Сегодня пробил его час.

Негодяя нагнали быстро. Заметив погоню, Тихон свернул с Фонтанки в переулок. Роос приказал вознице следовать за ним, а сам размышлял: что делать, когда экипаж поравняется с преступником? Из оружия у этнографа имелась только палка с набалдашником. Огреть посильнее?

Оставалось десять шагов. Огреть или прыгнуть сверху, сбить с ног и повалить?

Пять шагов! Три! Убегавший неожиданно развернулся и перебежал дорогу прямо перед копытами лошадей. Роос на мгновение потерял его из виду. Неужели хитрый преступник его обманул и бежит теперь в противоположную сторону? Разворачиваться? На это уйдет много времени: переулок узкий, а перекресток через сто ярдов. Что делать?

Преступник оказался более хитрым и смелым, чем Роос мог себе представить: на ходу он запрыгнул на подножку экипажа и уже через секунду был рядом с Корнелиусом. Палка оказалась бесполезной, размахнуться в тесноте не получалось, и американец в отчаянии вцепился левой рукой негодяю в бороду.

– Вы арестованы! – крикнул он по-французски и с силой дернул. К его удивлению, борода легко оторвалась от физиономии и осталась у Рооса в кулаке.

Мужик, простой русский мужик в рубахе и кафтане, усмехнулся и спросил тоже по-французски:

– Шутить изволите?

Роос не успел удивиться – в его челюсть влетело пушечное ядро.

Глава двадцать пятая

Тоннер не успел захлопнуть дверцу кареты.

– Далеко собрались? – окликнула его Ирина Лукинична.

– Тетушка? – округлились глаза у Полины. – Вы же больны!

– Поболеешь с вами! Ну, чего уставились? Возьмете старуху? Или оставите на улице замерзать?

– Мы не домой! – сказала Полина.

– Спасибо, милая! – не обращая внимания на ответ, Ирина Лукинична взобралась в карету.

– Мы не домой! – повторила Полина.

– А куда? Бежать задумала? Так знай, милая, через мой труп! Костьми лягу! Стукни-ка, Матвей, чтобы трогали. И крикни Ваське, чтоб на Фонтанку правил, домой! А вы, доктор? Как не стыдно! Доверилась вам, а вы в заговоре, оказывается, состоите…

– Видите ли, – начал было Тоннер…

– Вижу, вижу! И как танцевали с Полиной, видела, и как глазели на нее – тоже!

– Вы ошибаетесь, сударыня! – громко и резко оборвал ее Тоннер. – Дело в том, что Матвей Никифорович получил сегодня престранное приглашение в гости. И попросил нас с Полиной его сопроводить, в целях безопасности.

– В гости? Во втором часу ночи?

– Это и вызывает его беспокойство…

– И куда же вы направляетесь? – поинтересовалась Ирина Лукинична.

– Средняя Мещанская, дом Молчановой, – ответил Кислицын.

– Ну-с, посмотрим, что за Молчанова такая…

Доехали быстро. Ударивший морозец лучше любого ветра сдул с улиц прохожих, лишь бродячие собаки дрожали в свете мерцавших фонарей. Увидев дом, Тоннер узнал его – бывать здесь ему уже доводилось, и при весьма трагических обстоятельствах.

– Побудьте с тетушкой, Полина Андреевна! – попросил Налединскую.

Стучать не пришлось, дворник не спал:

– К вдове капитана Попугаева! – сообщил ему Кислицын.

Так было подписано полученное им сегодня письмо.

«Почему шантажистка решила раскрыть инкогнито?» – задумался Тоннер.

– Проходите! Проходите! Они-с предупреждали, что ночью гостей ждут! Коли полтинничка не жалко, провожу. На самом верху света нет. А я вам лампою…

В гостиной Шнейдер развернул полевой госпиталь: в вольтеровском кресле полулежала Марфуша, на диван водрузили Филиппа Остапыча, на оттоманку – Рооса. Этнографа нашли будочники, отправленные Яхонтовым в погоню за Тихоном. Сам он с ними не пошел – бесполезно. Швейцар с этнографом дышали, иногда стонали, но привести их в чувство Борис Львович пока не мог.

– Словно бревном огрели! – удивился он, рассматривая синяки на лицах.

– Кистенем или кастетом, – равнодушно обронил опытный Яхонтов.

Он аккуратно вытряхнул на журнальный столик вещи из найденных на тротуаре заплечных мешков. В первом обнаружились столовые приборы, кольца, бусы и прочие ценности. Содержимое же второго сильно озадачило Петра Кузьмича: монашеская ряса, моток крепкой веревки, странная колода карт – одни дамы треф, футляр от пистолетов с шомполом и пулелейкой, рояльная струна и медальон с портретом молодого человека в мундире Коллегии иностранных дел.

– Не знаете, кто это? – спросил Петр Кузьмич Угарова.

– Владимир Лаевский, сын хозяина дома.

– Инициалы, значит, В.Л. А на пистолете, из которого в Пушкова пальнули, – К.Я. И на футляре, кстати, тоже.

– Константин Ярош, – предположил Денис.

– Кто это?

– Друг Владимира Лаевского. Увы, ныне покойный… – И внезапно Денис вспомнил: – Из пистолета с теми же инициалами Ухтомцева убили!