Честь - Умригар Трити

— Звери! — кричал Мохан. Она увидела, что они схватили и его, поняла, что уже Мине уже нельзя помочь, и ощутила страх.

— Мохан! — выкрикнула она; он повернул голову и взглянул на нее, и выражение его лица понять было невозможно.

Она поняла, что ее тащат к хижине амми, и стала вырываться сильнее. Они, видимо, хотели отвести их с Моханом туда и сжечь. Из хижины вышел человек и сказал:

— Мисс, лучше не сопротивляйтесь. Мы не желаем вам зла. — Она узнала голос. Это был Рупал.

Державшие ее руки ослабили хватку. Смита вырвалась и повернулась к Рупалу лицом.

— И вы себя называете служителем Бога? — прокричала она. — Вы позволили убить невинную женщину! Хладнокровно!

Рупал прижал палец к губам и велел ей молчать. Он приказал головорезу, схватившему Смиту, отвести ее в хижину. Комнату освещала одна-единственная лампа. Смита огляделась и ахнула. Или амми оказала бандитам жестокое сопротивление, или они нарочно устроили разгром в лачуге. Пропали мешки с провизией, которые привез Мохан, и тогда Смита поняла, что они забрали все, что имело хоть какую-то ценность.

Рупал проследил за ее взглядом.

— Мы взяли кое-что, — вежливо проговорил он, — старуха, видимо, сбежала и прихватила с собой свою ублюдочную внучку.

Смита поморщилась, услышав оскорбление в адрес ребенка.

— Девочка ни в чем не виновата, — сказала она, — как и ее мать.

Глаза Рупала ожесточились и слегка блеснули, когда в хижину втолкнули Мохана.

— Этот ребенок — живое свидетельство нашего бесчестья, мисс, — сказал Рупал. — По правде говоря, нам важнее было отыскать ее, чем убить ее мать. И мы отыщем. Далеко ли может убежать старуха с маленьким ребенком?

Сердце Смиты заполонил страх. Они убьют Абру — безмолвного травмированного ребенка с милым личиком; Абру, кроткую, как птичка. Эти чудовища убьют ребенка. Она вспомнила последние слова Мины. Абру где-то пряталась; где-то недалеко от хижины. Много ли времени пройдет, прежде чем эти выродки ее найдут?

Она заставила себя рассмеяться, надеясь, что Рупал не уловит в ее смехе фальшь.

— Удачи в поисках, — сказала она, глядя на Рупала, но говоря громко, чтобы Мохан услышал. — Анджали знала, что вам, головорезам, нельзя доверять. Она настояла, чтобы бабушка с ребенком остались в городе. Вы больше никогда их не увидите.

Рупал резко вдохнул; разочарование отобразилось на его лице. Но его хитрость нельзя было недооценивать.

— Тогда почему шлюха вернулась? — спросил он.

Смита растерялась, не зная, что ответить.

— Мы ее предупреждали, — раздался в тишине голос Мохана. — И умоляли, чтобы она осталась у адвоката. Мы даже позвали ее с нами в Мумбаи. Но Мина как с цепи сорвалась. Твердила, что должна вернуться туда, где умер ее муж.

Рупал переводил взгляд со Смиты на Мохана.

— Ждите здесь, — сказал он и вышел из хижины.

Смита тут же повернулась к Мохану.

— Звони в полицию, — прошипела она, — сейчас же.

— Опасно, — ответил он, — они стоят снаружи. Услышат.

Она закусила губу. Она могла думать лишь об одном — как селяне сейчас рыщут в поле в поисках Абру. Давно ли они с амми прячутся? Долго ли еще смогут сидеть там?

— Звони, — сказала она.

Он кивнул и достал телефон из кармана. Набрал номер полицейского участка, закрыв рукой микрофон. Но услышал только длинные гудки.

— Где они? — в отчаянии спросил он. — Почему не отвечают?

Смита вдруг поняла.

— Хватит, — сказала она, — отключайся.

— Что такое? — Он сбросил звонок.

— Им заплатили. Никто не ответит. Иначе, думаешь, деревенские им бы не позвонили? Они бы уже давно приехали.

Мохан тихо выругался. Смита подошла к нему.

— Девочка жива. Они с бабушкой прячутся в поле за домом.

— Откуда ты…

— Мина мне сказала. Перед смертью. Надо помешать им искать в поле. Не знаю как, но надо это сделать.

Мохан долго смотрел на нее. В свете лампы она видела его изможденное от усталости и тревоги лицо. Он вышел на порог.

— Рупал! — прокричал он. — Говинд! Идите сюда, быстро.

— В чем дело? — К хижине подошел мужчина, которого они никогда раньше не видели. — Они заняты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Заняты? — проревел Мохан. — Арре, саала, они будут очень заняты в тюрьме в ближайшие пятьдесят лет, если немедленно не явятся сюда! Передай, что полиция уже едет.

Бандит рассмеялся и сплюнул на землю.

— Полиция знает, что сюда не надо соваться.

— Не полиция из вашего маленького болота, нет. Большое начальство. Приедут меньше чем через полчаса, чутийя.

Бандит развернулся и ушел.

— Что ты делаешь? — прошипела Смита. — Нас убьют.

— Верь мне, — ответил Мохан.

Она хотела было отчитать его, но тут в хижину вошел Говинд. Его туника была забрызгана кровью. Смита уставилась на пятна, еле сдерживая тошноту.

— Вам еще повезло, что вы остались живы, — нагло произнес Говинд. — Мои люди могли бы…

— Твои люди ничего не могут, — высокомерно ответил Мохан. — У вас мало времени. Я только что позвонил главному инспектору-сахибу домой. Он друг моего отца, но все равно не рад, что его потревожили дома в такой поздний час. И знаешь, что он сказал, ублюдок? Сказал, что сам лично хочет приехать и посмотреть на выродка, убившего собственную сестру. Они скоро будут здесь. И я, пожалуй, присяду и посмотрю на этот спектакль.

— Зря вы это сделали, сет, — прошипел Говинд. — Большая ошибка.

Мохан хотел было ответить, но тут в комнату снаружи хлынул свет. На миг Смита испугалась, что там взорвалась бомба. А потом поняла, что происходит, и бросилась к выходу из лачуги. Но Говинд преградил ей путь.

— Оставьте ее, мэмсахиб, — безжизненным тоном сказал он. — Она заслужила эти похороны.

Пламя взвилось ввысь над хижиной Мины. Через минуту Смита согнулась пополам, отошла чуть в сторону, и ее вырвало. Ветер принес дурной запах, и ей стало хуже. Выпрямившись, она повернулась к Говинду.

— Пусть черви сожрут твои глаза, пока ты спишь, — сказала она. — Пусть в жизни тебе больше не будет ни минуты покоя за то, что убил сестру.

— Какую сестру? — Говинд показал на пылающую хижину. — Видите это? Эта дурочка так расстроилась из-за вердикта судьи, что сама себя подожгла. — Он повернулся к Мохану. — Идите сюда, сет, — сказал он и указал на группу людей, суетившихся во дворе, согнувшись в три погибели. — Видите, что они делают? Подметают и моют двор. Когда они закончат, там не останется ни одной капли крови. Бас, мы приходим как ветер и исчезаем беззвучно, как призраки.

— Вы прошли по деревне с барабанами и факелами, — возразил Мохан. — Думаете, вас там никто не заметил?

Говинд сплюнул на пол.

— Думаете, хоть кто-то из этих мусульманских евнухов раскроет рот? Зачем им вмешиваться? Если старуха с ребенком уехали отсюда, нам больше нечего делать в Бирваде. История с Миной окончена. Доброе имя наших предков восстановлено.

Смита огляделась.

— А где твой брат? — спросила она.

— Этот никчемный пьяница? Не захотел приходить. — Он взглянул на Мохана. — Чало, сет. Лучше убирайтесь отсюда.

— Мы подождем главного инспектора, — сказал Мохан. — А убраться лучше вам.

— Зачем вы создаете нам проблемы, сет? Наши обычаи и традиции существуют не просто так. Почему вы их не уважаете?

Лицо Мохана потемнело.

— Слушай, — сказал он, — давай договоримся. Я дождусь инспектора. А когда он приедет, скажу ему, что ошибся. Что девушка сама себя подожгла. Но ты и твои друзья к тому времени уберетесь отсюда.

— А зачем инспектору вам верить?

Мохан откинул голову назад — Смита никогда еще не видела у него этой начальственной позы.

— А он не должен мне верить. Он друг моего отца. Мы вращаемся в одних кругах. Он сделает, что я захочу.

Говинд скривился в горькой усмешке.

— У вас, богатых и могущественных, свои дела.

— Вот именно. Подкупить полицейского или подкупить судью — в чем разница?