Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

Звучал и еще один голос: «Это ловушка, сэр, и, если она сработает, — а нам кажется, что так и случится, — о нас пойдут разговоры по всей Вест-Индии, мы станем героями Карибского моря. Для укрепления нашего авторитета это действительно прекрасно: закон и правосудие и все такое прочее».

— Боже правый! Кто-нибудь действительно был убит?

— Один человек: она как раз собиралась убить другого человека. — Она?! Боже, я больше ничего не хочу слышать об этом, пока все не закончится.

— Будет лучше, если вас не смогут заловить газетчики.

— Чертовски верная мысль. Я выйду в море на катере: после шторма хорошо ловится рыба.

— Превосходно, сэр. А я буду поддерживать с вами радиосвязь и информировать о развитии событий.

— Наверное, лучше не надо. Нас могут подслушать.

— Я всего лишь имел в виду, что сообщу, когда можно возвращаться, — в самый благоприятный момент, чтобы произвести наилучшее впечатление. Разумеется, вы руководили всем.

— Да, конечно, вы отличный человек. Генри!

— Благодарю вас, губернатор!

* * *

Было десять часов утра, когда они обнялись, но времени, чтобы поговорить, не было — всего лишь краткий миг радости от ощущения, что они вместе и в безопасности. Они еще сильнее чувствовали себя в безопасности оттого, что им были известны вещи, о которых не имел понятия Шакал, и это давало им огромное преимущество. Правда, это было только преимущество, отнюдь не гарантия: там, где был замешан Карлос, гарантий быть не могло. Поэтому и Джейсон, и Джон Сен-Жак были непреклонны: Мари и дети будут переброшены по воздуху на юг, на входивший в состав Гваделупы остров Бас-Тер. Они должны оставаться там вместе с величественной служанкой семейства Уэбб, миссис Купер, — все под надежной охраной, — пока им не разрешат вернуться на Монсеррат. Мари протестовала, но ее возражения были встречены холодным молчанием: ее муж четко и без эмоций отдал соответствующие приказы.

— Ты уезжаешь, потому что мне надо выполнить здесь работу. И не будем больше обсуждать эту тему.

— Снова как в Швейцарии... Опять Цюрих, разве не так, Джейсон?!

— Называй, как хочешь, — отпарировал Борн, погруженный в раздумья. Они втроем стояли у пирса, в конце которого (всего в нескольких ярдах от него) — на воде колыхались два гидроплана. Один из них доставил прямо на остров Спокойствия с Антигуа Джейсона, второй был заправлен и готов лететь на Гваделупу, — миссис Купер и дети уже сидели внутри. — Поторопись, Мари, — добавил Борн. — Мне надо обсудить кое-какие вещи с Джонни, а потом еще поджарить хорошенько двух этих старых мерзавцев.

— Они — не мерзавцы, Дэвид. Только благодаря им мы живы.

— А почему? Не потому ли, что они все провалили и вынуждены были переметнуться на другую сторону, чтобы спасти свою задницу?

— Это несправедливо.

— Это справедливо до тех пор, пока я не скажу наоборот, и они — мерзавцы до тех пор, пока не убедят меня в обратном. Ты не знаешь стариков Шакала, а я знаю. Они тебе что угодно наговорят, на все пойдут, солгут, хныкать будут, а стоит тебе только повернуться к ним спиной, они тут же тебе нож всадят. Он ими владеет — хозяин их тела, ума и того, что осталось от их души... Ладно, садись в самолет, — он ждет.

— Разве ты не повидаешься с детьми, не скажешь Джеми, что...

— Нет! У нас нет времени! Проводи ее, Джонни, мне надо осмотреть пляж.

— Здесь нет ни одного места, которое я сам не проверил, Дэвид, — почти с вызовом заметил Сен-Жак.

— Я потом скажу тебе, так это или нет, — резко ответил Борн, метнув сердитый взгляд, и направился по песку, добавив напоследок громко и не поворачиваясь к ним: — У меня к тебе есть десяток вопросов, и я до глубины души надеюсь, что ты сможешь на них ответить!

Сен-Жак напрягся, шагнул было вперед, но сестра остановила его.

— Не обращай внимания, братик, — сказала Мари, положив ладонь на его руку. — Он напуган.

— Он — что? Он всего лишь дрянной сукин сын, вот он кто!

— Да, я знаю.

Брат посмотрел на сестру и сказал:

— Это тот незнакомец, о котором вы говорили вчера в доме?

— Да, только теперь дело обстоит еще хуже. Поэтому-то он и напуган.

— Не понимаю.

— Он постарел, Джонни. Ему теперь уже пятьдесят, и он беспокоится, сможет ли он делать то, на что был способен раньше: во время войны, в Париже, в Гонконге. Все это сжирает его — он-то знает, что теперь должен быть лучше, чем когда-либо.

— Думаю, он сможет.

— Я знаю, что сможет, так как у него есть веская причина: когда-то у него были отняты жена и двое детей. Он едва помнит их, но они составляют самую суть его страданий. Так думает Мо Панов и я тоже... А теперь, годы спустя, угроза нависла над другой женой и двумя детьми. У него напряжен каждый нерв...

Внезапно с пляжа, с расстояния в триста футов, донесся разгневанный голос Борна, пробивавшийся сквозь бриз:

— Проклятие! Мари, я велел тебе поторопиться!.. А ты, мистер эксперт, вон там риф, а за ним что-то, напоминающее по цвету песчаную отмель! Ты это учел?!

— Не отвечай ему, Джонни. Мы с тобой идем к гидроплану.

— Песчаная отмель? О чем это он, черт подери?.. О Боже, понял!

— А я — нет, — сказала Мари, когда они быстро зашагали по пирсу.

— На восемьдесят процентов этот остров окружен рифами, а этот пляж — на девяносто пять. Они работают как волноломы, поэтому-то его и называют островом Спокойствия: здесь серфингом не займешься.

— Ну и что?

— Значит, кто-то, у кого есть акваланг, не станет рисковать врезаться в риф, а поплывет со стороны отмели. Понаблюдает за пляжем и охранниками, подберется поближе, когда никого не будет, а потом станет выжидать, находясь всего в нескольких футах от берега, пока не появится возможность снять часового. Я об этом даже не подумал.

— А он подумал, братик.

* * *

Борн сидел на углу стола, оба старика расположились напротив него на диване, шурин стоял у окна, выходившего на пляж.

— Для чего мне — для чего нам — лгать вам, мсье? — спросил «герой Франции».

— Все это смахивает на классический французский фарс: похожие и все же разные фамилии; одна дверь открывается, другая тут же закрывается; одинаково загримированные актеры появляются и исчезают, услышав нужную реплику. От этого нехорошо попахивает, джентльмены.

— Вероятно, вы специально изучаете творчество Мольера или Расина?

— Я внимательно изучаю странные совпадения, особенно если в них замешан Шакал.

— Не думаю, что мы хоть чем-то похожи внешне, — вставил судья из Бостона. — Разве что возрастом...

Зазвонил телефон. Джейсон поднял трубку.

— Да?

— В Бостоне все сходится, — сообщил Конклин. — Его зовут Префонтен — Брендон Префонтен. Он был федеральным судьей первой инстанции, попался на состряпанном правительством деле и осужден за умышленно неправомерное поведение — читай: по уши замешан во взятках. Его приговорили к двадцати одному году — отсидел десять, но и этого хватило, чтобы от него все шарахались. Он что-то вроде, как говорится, не совсем спившегося алкоголика, его все знают в самых темных районах Бобового города[40], но он безобиден, — даже можно сказать, приятен — конечно, с извращенной точки зрения. Кроме того, когда у него ясная голова, говорят, он здорово соображает, и, если бы не он, многим мошенникам не удалось бы выйти сухими из воды после судебных процессов, а другим пришлось бы тянуть большие тюремные сроки: он давал советы их официальным адвокатам. Можно сказать, что он — теневой юрисконсульт всяких заведений: баров, букмекерских контор и, возможно, магазинов... Поскольку и я в свое время закладывал за воротник, мне кажется, что с ним все в порядке: он справляется лучше, чем мне когда-либо удавалось.

— Ты-то бросил.

— Если бы мне удавалось лучше ориентироваться в этой сумеречной зоне, я, может, и не бросил бы. Во многих случаях у выпивки есть преимущества.

— А как насчет его клиента?

— Внушает благоговейный ужас. Да, кстати, наш бывший судья был адъюнкт-профессором на юридическом факультете в Гарварде, и Гейтс в студенческие годы посещал два его курса. В этом нет никакого сомнения: Префонтен знаком с ним... Можешь ему доверять, Джейсон. Ему незачем лгать — он просто хотел подзаработать...

— Ты следишь за его клиентом?

— Навесил на него всю тихую амуницию, которую только смог наскрести у себя в стенном шкафу. Он — ниточка к Карлосу... Его отношения с «Медузой» оказались пустышкой — дурацкая попытка глупого генерала из Пентагона засунуть своего человека в круг ближайших сотрудников Гейтса.

— Ты в этом уверен?

— Теперь — да. Гейтс — высокооплачиваемый консультант одной юридической фирмы, представляющей интересы компании, которая ухватила крупнейший подряд от министерства обороны, и теперь в отношении нее возбуждено дело по антитрестовскому законодательству. Он даже и не подумал отвечать на запросы Суэйна, потому что, если бы он это сделал, то оказался еще большим глупцом, чем Суэйн, а о нем так не скажешь.